Берлин

С Берлином у меня нежные долгие отношения. Сначала мы летали в него летом в отпуск — у Мити в Берлине жили родители. К неделе Берлина мы присовокупляли еще какой-нибудь важный европейский город: Париж, Прагу, Милан и все такое. После, во времена Баухауса, было так скучно в выходные в Дессау, что мы то и дело (особенно когда получалось сговориться впятером на единый поездной билет) мотались в Берлин на выходные. Иногда удавалось задержаться и на недельку, то у Джейн, то у Нины, то еще где. После, уже с Сашей, мы раза три-четыре были в Берлине ненадолго, а разок слетали всей семьей на Новый год. Короче, я считаю, что знаю Берлин как облупленный.
И вот я приехала на Морицплац. Морицплац, от которой идет Ораниенштрассе, главная улица Кройцберга. Морицплац, где мы с баухаусными девочками ходили в какой-то грязный кинотеатр на Ким Ки Дука. Морицплац, где вокруг были заборы и пустыри, и кажется, по выходным барахолка с копеечными странными предметами одежды.
И ничего не узнала! Нет, пожалуй, двор, где был кинотеатр, остался на вид таким же. Но и на самой Ораниенштрассе, и сто метров вбок — шикарные буржуазные кварталы, новенькие дома, дворы с фонтанами и балконы с пальмами. Ничего не поняла. Более того, оказалось, что я вообще плоховато узнаю Берлин. Все какое-то другое. Разве что Хакеше Хофе остались примерно такими же. Ну и с продолжением Ораниенштрассе все-таки нужно разобраться. Не может же быть, что чумазые заграфиченные лавки, где я покупала панковские футболки, и магазин с турецкими орешками превратились тоже в новые многоквартирные дома?!
Выпили вина с девушками (как же я рада всех видеть!) во вьетнамском ресторане. Заказали все одно и то же: свекольный салат. Наверное, потому что он был самый дешевый. Салат состоял (не шучу!) из четырех маленьких кусочков свеклы, двух обезшкуренных помидорок-черри и горстки рисовых волос. Такая невероятная хипстота в двухстах метрах от бывшего турецкого анклава?
Может быть, стоит еще проверить, не жива ли та лавка с фалафелем, где мы любили обедать с Джейн. Там вечно играла прекрасная ливанская музыка, и в конце концов Джейн купила кассету у владельца фалафельной (кажется, он сам был чуть ли не композитором) и стала слушать ее дома. «Выключи ради Бога, — взмолился Тимайя, — я теперь в родной квартире чувствую себя, как будто бы меня кормят хумусом в дешманском кафе за углом!»
|
</> |