Белкописака) опять!

Всяка - разна хня бродит в моей, больной мигренью голове.
Наваяла рассказик. Так, что претензии принимаются в письменном виде!
Сикораха
Мама всегда называла её Анна. Не Анечка, не дочка, а только - Анна. Даже теперь, в свои сорок пять лет, женщина не могла понять, почему так сложилось. Почему мать держала с ней дистанцию, как с чужой. Почему, у матери никогда не было желания обнять и поцеловать дочь. Об отце девочка ничего не знала и на вопросы о нем, получала один и тот же ответ – Он умер. Но не было ни фотографий отца, ни одной его вещи. Ребенком, Анна редко плакала, знала, что её слёзы раздражают маму. От их вида, мать презрительно кривила губы, как будто дочь делала, что-то постыдное. Любовь матери была строга и безжалостна, как может быть строг и безжалостен сержант к солдатам новобранцам. У девочки были дорогие игрушки и модная одежда, дочь должна соответствовать общепринятым, по понятию матери, нормам.
- Ты опять весь день читала, – Это был не вопрос, а скорее констатация факта.
- Твоя подруга бельё развешивает, матери помогает, а ты как всегда.
Анна молчала, да что тут было сказать. Читала, да. Она любила читать и неважно, какие книги. Ей нравился сам процесс чтения, действия захватывали, и время останавливалось. Она убирала квартиру, как могла готовила обед, но похвалить мать её не догадывалась, или не хотела. Если девочка пыталась что то рассказать обрывала
– Помолчи, за умную сойдёшь.
Ночами, комкая подушку, Анна придумывала сказки. В них она была потерянным ребёнком, маленькой принцессой, которую долго искала и, наконец, нашла мать – королева. Девочка засыпала со слезами на глазах и непонятным ей чувством облегчения. Как она хотела прижаться к матери, уткнуться лбом в ее плечо и замереть, задыхаясь от счастья, но не решалась. Помнила, как в детстве бежала к матери через весь двор, обняла, поцеловала в щёку, и услышала
- Анна, прекрати эти телячьи нежности, - Мать отстранила её, как отодвигают мешающую на пути вещь, а дома долго читала нотацию о том, что воспитанные девочки так себя не ведут. Но другие дети целовали матерей на улице, и не считали, что это не красиво.
Школу Анна закончила с одной четверкой, и когда стал выбор о месте учебы, мама сама выбрала ВУЗ, а Анне по большому счёту было всё равно, где учиться. Знала, что из города не уедет, мама не отпустит. Слово матери было закон, а законы ни кто не меняет и не обсуждает.
Девушка была некрасива. Невыразительное лицо, длинный нос, и фигурой Анна не могла похвастаться. Но она была умна, остра на язык, умела поддержать любой разговор. Парни на курсе считали её своим «парнем», другом, но никто и никогда не видел в ней объекта для ухаживания.
Однокурсницы рассказывали о свиданиях, хвастались ухажёрами, а девушка делала вид, что ей глубоко безразлично.
- Анна, ты опять безобразно выглядишь. На кого ты похожа! - часто говорила ей мама. От этих слов было нестерпимо обидно. Что не так? Макияж не броский, но делавший её большие глаза выразительными, чуть затемненные скулы, неяркая помада. Вполне прилично, и не вульгарно. Каждый раз хотела крикнуть – Да на тебя я похожа, на тебя! – Но не кричала, а молча разворачивалась и уходила от обвиняющего взгляда.
Когда девушка сказала, что беременна, мать потеряла самообладание. Била по щекам дочь и обзывала словами, которые раньше никогда не произносила вслух. Она хлестала дочь наотмашь, сузив от злости глаза. В глазах была ненависть и презрение. Она даже не спросила, кто отец ребенка. Впрочем, это ей было абсолютно не интересно. Ребенок был от однокурсника, с которым Анна сблизилась на одной из вечеринок. Это даже не было любовью, так, познание нового. Но от этой случайной связи, ничего приятного девушка не ощутила. Потом была больница, в которую её привезла мать по знакомству и как приговор – бесплодие. Что-то умерло тогда в её душе. Умерло вместе с неродившимся ребенком. Их и без того, небольшое общение с матерью совсем прекратилось. Они жили в одной квартире и молчали, даже ужинали раздельно, каждая в своей комнате. Анна ненавидела себя за трусость, и бесхребетность. Ненавидела себя и презирала. Могла ли она уехать? Могла, но не представляла себе, как уедет от матери. Не представляла, как будет жить сама.
После института мать устроила Анну работать в НИИ. Скучная работа, без единого радостного момента. Девушка изменилась, стала язвительной. Сотрудники сторонились её – никто не хотел становиться объектом её колкостей. Работа, дом, молчание, это всё что у неё было. Глухая тёмная тоска, свинцовой плитой лежала на душе. И эта тяжесть выматывала, отнимала последние силы.
Мать заболела внезапно. Онкология, и нет надежды на выздоровление. Анна сидела около кровати, держала мать за руку, говорила с ней. Впервые в жизни говорила, как сильно она её любит, как нуждается в ней. Говорила, захлебываясь слезами, но мать молчала, закрывала глаза и делала вид, что спит.
Она осталась одна. Совсем одна, и годы, одинаковые, как капли дождя, проходили быстро. У неё никого не было, даже кошки. Анна не хотела заводить животных, не хотела привязываться к живому существу, что бы потом не терять его.
Часто она думала о том, что хуже нищей. Те просят денег, а у нее было сильное желание подойти к кому нибудь, и, схватив за руку попросить хоть немного любви и человеческого тепла.
Когда-то мать назвала дочь сикораха – ничтожество, теперь Анна была с ней полностью согласна.
