Беларусь-Украина: две модели протестной активности

Изучая в социологическом контексте реакцию на происходящие сегодня в Беларуси события, обратил внимание, что многие рассматривают белорусский вариант протестной активности в контексте украинской модели «Евромайдана» (2013-2014). В политическом лексиконе довольно прочно утвердилось понятие «белорусский майдан», активно муссируются дискуссии о территориальном разделе и геополитическом вмешательстве внешних игроков, постоянно проводятся параллели с ликвидацией номенклатуры «Партии регионов» после 22 февраля 2014, активно распространяются версии о «польском», «чешском», «российском» следе. Наконец, на бытовом уровне часто можно встретить комментарии, мол, «У Вас будет так, как у нас», «мы тоже это все проходили» или «отдайте белорусам украинские грабли». Украинский вариант политического конфликторазрешения становится эдаким маркером для анализа и наблюдения за ситуацией в Беларуси, в связи с чем, значительное количество мнений, комментариев и оценок базируется исходя из опыта наших южных соседей.

Вместе с тем, украинская и белорусская модель протестной активности, равно как и факторы, ее обусловившие, существенно различаются и, на мой взгляд, «майдановская» схема не является экстраполируемой в белорусском контексте. Вы спросите почему? Считаю необходимым прибегнуть к проверенной методологии «включенного наблюдения», поскольку доводилось своими глазами видеть две модели конфликтогенности. Результатом наблюдения стал следующий «лонгрид».

1. В украинском варианте помимо общего снижения рейтинга и доверия к Януковичу и «регионалам» дестабилизирующим фактором выступила дискуссия относительно вектора внешнеполитического развития, а именно ЕС с безвизом и Таможенный союз. Соответственно, конфликт протекал как по линии выражения протеста действующему Президенту, так и по линии «Запад-Восток». В Беларуси в период протестной активности дискуссия «Запад-Восток» не актуализирована. Кроме того, здесь нет четкого разделения национальной идентичности по линиям «Львов-Тернополь-Ивано-Франковск» против «Донецка-Луганска». Внешнеполитические ориентиры оппонентов власти, согласно данным последних проведенных опросов, в равной степени направлены как на ЕС, так и на РФ. Поэтому основным источником протеста в белорусском варианте выступает конфликт по линии «Власть-Общество», обусловленный результатами избирательной кампании.

2. Отсутствие дилеммы «Запад-Восток» в белорусском протесте во многом объясняет условно «наблюдательно-выжидательную» геополитических игроков. Запад в лице ЕС устраивает делигитимация белорусской правящей элиты в связи с брутальным и непропорциональным применением силы в отношении демонстрантов в период 9-12 августа. В равной степени делигитимация белорусской власти устраивает и Кремль, поскольку ослабленный режим гораздо охотнее будет выполнять требования в рамках «углубленной интеграции», о чем практически открыто сказал Путин в своем поздравлении в связи с очередной «элегантной победой» на выборах. Также в Москве не видят для себя угрозы в случае потенциального падения режима, поскольку отсутствует проблема «разворота на Запад», как это было в украинском варианте 2014 года ввиду отсутствия такой дискуссии как таковой, а инструментов воздействия на условную новую правящую элиту в Кремле более чем достаточно. Кроме того, в Беларуси нет сакральной для России территории в лице Крыма, практическое перефразирование цитаты из фильма Балабанова «ВЫ МНЕ, ГАДЫ, ЕЩЕ ЗА ГОМЕЛЬ ОТВЕТИТЕ!» не представляется возможной. Русскоязычное население от гнета «нациков», которые хотят его отправить «на гиляку» защищать не надо, поскольку белорусы в своем большинстве сами являются русскоязычными в быту и повседневном общении. Именно поэтому в Беларуси нет сейчас как условных «печенок Нуланд» с Запада, так и «зеленых человечков» с Востока, что в свою очередь, можно было наблюдать в украинском варианте.

3. «Майдан» как форма концентрации протестной активности в Киеве имела четкие территориальные границы, очерченные возведенными баррикадами в центральной части столицы Украины. В Минске же традиционная «Плошча», которая была атрибутом протестной активности в 2006 и 2010 гг. была заменена тактикой точечных столкновений и сбором протестующих в абсолютно разных районах города – Каменная горка, Уручье, Пушкинская, Новая Боровая, Серебрянка, проспект Победителей. Когда эпицентр протестной активности заранее известен, его гораздо легче погасить. Если активность возникает в абсолютно разных географических точках, сам процесс ее ликвидации будет изнурительным для правоохранителей. Едва разогнав демонстрантов в одной части города, сразу нужно перенаправлять автозаки в абсолютно другую сторону. Сконцентрировавшись в одном месте, протестующие разбегались в разные стороны, следуя проверенному принципу «за двумя зайцами погонишься…», организовываясь уже в другом месте. В связи с чем, силовикам в ряде случаев ничего не оставалось делать, кроме как хватать ни в чем не повинных людей, которые проходили мимо или случайных зевак, чтобы хоть как-то сохранить лицо. Учитывая репрессивный и суровый характер правоохранительной системы, всеобщий «хапун» вкупе с непропорционально жестоким применением силы сыграл злую шутку с силовиками и фактически привел к делегитимации власти в общественном восприятии.

4. У украинского Майдана была сцена, с которой мог вещать любой желающий. Хоть и с оговоркой, но все же имелись лидеры (Тягнибок, Кличко, Яценюк), у которых была коммуникация с протестующими, да и власти было понятно, с кем вести переговоры о перемирии. В белорусском протесте лидеры организационно никак не выделяются, по большому счету, это стихийный психоэмоциональный протест с высокой степенью самоорганизации, которая была достигнута еще в период социального отрицания проводимой государством политики в период пандемии.

5. Важнейшим структурным элементом украинского варианта конфликторазрешения было наличие среди протестующих сформированных радикальных движений «Правый сектор», «Тризуб», «Спильна справа» и др., которые имели полувоенный структуру и соответствующую дисциплину. У «Евромайдана» был свой комендант (Парубий), протестующие делились на сотни, которыми, соответственно, руководили «сотники». Данные группировки сыграли немаловажную роль в эскалации украинского протеста, периодически поддерживали высокий эмоциональный градус сопротивления. В белорусском варианте такие группировки отсутствуют напрочь хотя бы потому что само по себе понятие «радикал» является инородным телом для национальной культуры и политического поведения.

6. Некоторые аналогии с украинской версией протеста более ранней версии 2004 («Оранжевая революция») вроде как прослеживаются в контексте выражения протеста у правительственных зданий и организаций. Однако по сравнению с Беларусью есть существенное различие. Украинцы блокировали здания, занимали помещения и просто парализовали работу государственных органов. В Беларуси протестующие здания показательно не занимают, однако вызывают на публичный разговор чиновников, которые занимаются непривычным для местной специфики делом – отвечают на неудобные вопросы, причем ответы в ряде случаев выглядят неуклюже и явно не способствуют установлению консенсуса.

7. В украинском Майдане, находясь в эпицентре протестующих, очень сложно выделить конкретные социальные слои и профессии, разве что протестующие сами себя идентифицируют либо можно получить определенную информацию, исходя из особенностей украинского языкового диалекта, чтобы понять, из какого региона он приехал. В Беларуси протест показательно коллективно-профессиональный с открытой идентификацией своего рода деятельности – актеры протестуют у театра, рабочие на территории завода, певцы у Филармонии, ученые у Академии наук, журналисты у здания телерадиокомпании и т.д. В репрезентативном фокусе представлены фактически все профессии, даже из правоохранительных органов открыто увольняются в знак протеста сотрудники.

8. И в украинском и в белорусском варианте были уличные столкновения протестующих с правоохранителями и в обоих случаях были погибшие. Однако есть существенное различие. Условная «точка невозврата» и перелом наступили в период «Еваромайдана» в следующих случаях. «Точка невозврата» - это 22 января 2014, когда появились первые погибшие (Нигоян, Жизневский), и стало понятно, что конфликт не имеет возможности мирного разрешения. «Перелом» наступил в ночь на 19 февраля 2014 года, когда «Беркут» и внутренние войска не смогли штурмом взять баррикады в центре Киева, ограничившись лишь сожжением Дома профсоюзов, вследствие чего морально-общественный перевес был уже на сторону протестующих. Значимые результаты протестующие добились в результате открытых противостояний при обязательном наличии погибших.

В белорусском варианте перелом наступил 12 АВГУСТА. В течение трех суток отсутствовал как таковой Интернет, силовикам удалось сбить волну открытых уличных противостояний, тысячи задержанных, избитых, покалеченных демонстрантов, угроза получения уголовных сроков от 8 до 15 лет, атмосфера подавленности и боли. И тут происходит невероятное – на улицы белорусских городов стали выходить ЖЕНЩИНЫ, образуя цепи солидарности. Мужчины поломаны, мужчины побиты, мужчины в приемниках распределителях, мужчины в местах не столь отдаленных... Однако традиционных гендерных участников противостояния заменили представительницы прекрасной половины человечества. Собирательный образ ЖЕНЩИНЫ, оставшейся без своей половины, цветка как призыва к прекращению насилия, ярких внешних тонов как символа надежды сформировали визуальный феномен СОЛИДАРНОСТИ. Красивая от природы белорусская ЖЕНЩИНА с цветком в одежде с яркими красками и тонами переформатировала белорусский протест, придав ему новый импульс. На этом фоне условные черные «космонавты» смотрелись как минимум нелепо, а ввиду постоянно появляющейся информации об избиениях в Жодино и на Окрестина, произошло окончательное отчуждение общественности от власти, закрепленное самым массовым митингом в истории Беларуси 16 августа в Минске. В украинском варианте перелом наступил ввиду насильственных действий, в белорусском случае важный фактор сыграли женщины, красота и эстетика.

9. У украинцев был опыт разрешения конфликтов и достижения своих целей с помощью открытого уличного протеста («Революция на граните», «Украина без Кучмы», «Оранжевая революция», «Евромайдан»), у белорусов такого опыта не было. В белорусском протесте можно частично найти аналогии, применяемые в двух украинских революциях, а также сходство с описанными у Дж. Шарпа технологиями ненасильственного сопротивления. Вместе с тем, белорусская модель протестного поведения не может быть полностью оценена в контексте уже реализованных политтехнологических проектов и должна рассматриваться исключительно как отдельный феномен.

Ну и в целом – белорусы менее эмоциональны, чем украинцы, более склонны к рациональному мышлению с консенсусной солидарностью и возможностью самоорганизации без ярко выраженного лидера, что само по себе уникально ввиду общего славянского происхождения. Белорусский протест разнообразен по содержанию и удивителен по смыслу: «могут при желании сопротивляться», «самоорганизуются без лидера», «не боятся», «способны быть солидарными, несмотря на различие профессий, рода занятости и ценностей». А еще в Беларуси красивые женщины, принято переходить дорогу на зеленый цвет и убирать за собой. Консенсуса в обществе пока не достигнуто, власть не знает, что со всем этим делать, на востоке и на западе с интересом наблюдают за происходящим...

Четверг 20 августа, 12-й день протестной активности