Башня. Новый Ковчег-4. Глава 21. Сашка

two_towers — 28.06.2024

— Привет ещё раз, — Сашка немного удивлённо посмотрел на явившегося к нему, как снег на голову, Стёпку, и отступил, пропуская внутрь.

Увидеть Васнецова на пороге своей квартиры он никак не ожидал. Да, когда их выпустили из обезьянника, Сашка назвал ему свой адрес, но это была скорее дань вежливости, и он никак не думал, что Стёпка к нему заявится. Наверно, поэтому и не смог сейчас сдержать глупого удивления, которое повисло на лице.

Впрочем, Стёпка его удивления не заметил. Он рассеянно кивнул на Сашкино неуклюжее приветствие, прошёл в квартиру и, сделав буквально шаг, остановился.

— Это… всё? — Стёпка обернулся на Сашку и заморгал глазами.

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, почему Васнецов выпалил этот вопрос. Сашка и сам в своё время не смог сдержать разочарования, когда впервые появился на пороге этой квартирки, которую и квартирой было затруднительно назвать — скорее уж комната, узкая, вытянутая и едва вмещающая в себя кровать и стол с двумя стульями. И разве только наличие отдельного санузла примиряло с убогостью обстановки. Теперь-то он уже привык — и к самой комнате, и к запаху мусора, который доносился от кухни общественной столовой, к которой примыкал его пятьсот восемнадцатый номер, и к крикам уборщиц по утрам, и к тусклому свету энергосберегающих светильников. Привык и принимал, как данность. Но Стёпка-то всё это «великолепие» видел впервые, оттого и застыл на пороге, не решаясь двинуться дальше. Даже забыл о каких-то своих проблемах — а они у Стёпки явно были, иначе он вряд ли прибежал бы сюда, — и теперь смотрел на Сашку, не зная, что ему делать.

— Стандартная квартира на одного человека. — спокойно пояснил Сашка. — Не хоромы, конечно. Камера, где мы с тобой прошлую ночь провели, по сравнению с ней — дворец.

— Дворец, скажешь тоже.

Сашкина шутка была так себя, но Стёпка всё же улыбнулся. Правда, улыбка тут же погасла — наверняка Васнецов вспомнил «дворец»: вонь от обоссанного биотуалета, крышку которого никто не опускал, сальную жёлтую наволочку, грубые голоса, доносившиеся из угла, где дулись в очко, грязные ноги то ли наркомана, то ли пьянчужки, свешивающиеся с верхних нар прямо над Стёпкой, — и поморщился. Сашка это заметил и поспешил перевести разговор.

— Что-то случилось? — спросил он.

— Да я хотел… думал у тебя ночь перекантоваться, — Стёпа ещё раз оглядел Сашкину комнату. — Извини, глупая идея.

— Ну, если тебе некуда идти, и ты не против спать со мной на одной кровати, то — пожалуйста. У тебя что-то случилось? Что-то дома, с родителями?

Сашка задал вопрос осторожно, не особо надеясь на Стёпкин ответ. Друзьями они с Васнецовым не были, хотя чёрт его теперь разберёт, что такое дружба вообще и в чём она выражается. После того, как они вместе обнаружили раненного Кира и пытались, насколько могли, помочь ему, после ночи, проведённой в камере, где обсуждение событий последних нескольких часов вылилось в разговор по душам, всё в их отношениях стало ещё трудней и запутанней, и Сашка не понимал, какой тон лучше взять, и оттого всё время сбивался.

Стёпка, наверно, и сам испытывал что-то похожее, потому что на Сашкин вопрос он не ответил, просто прошёл в комнату и присел на край кровати. Чуть наклонил голову, так, что прядка тёмных волос упала на глаза, уставился себе под ноги, задумчиво рассматривая пол, покрытый синим, истёртым в нескольких местах почти до дыр ковролином.

— Ты уже слышал… правительственное сообщение? — Стёпка наконец прервал своё молчание и повернулся к Сашке.

Сашка кивнул. Сообщение он, конечно же, слышал, и фамилия нового верховного правителя, Ставицкого-Андреева, его не удивила. Он быстро сложил два и два, вспомнив скудную информацию их архивных изысканий, которую сам принёс Савельеву и Литвинову, догадался, что те двое тоже верно вычислили своего противника, но, увы, не успели, и теперь скорее всего заперты внизу, а, возможно, даже убиты. Думать про самое плохое Сашке не хотелось, потому что мысли сразу соскальзывали на Катю, перед глазами вставало её сердитое покрасневшее лицо, в ушах звучал дробный стук каблучков, когда она уходила от него, и он не понимал, кто же из них двоих теперь прав: он в своей осторожности или она, не желающая и не умеющая отступать.

— Тогда ты уже знаешь, что мой отец… он остался в этом новом правительстве, — Стёпкино лицо было бледным, а глаза лихорадочно блестели. — Понимаешь, что это значит? Там же сказали, что взяли всех, кто был замечен в связях с Савельевым. Всех заговорщиков. Величко этого… А отец, он же тоже был в больнице. Но его не задержали. Его даже министром назначили.

— Ты с ним говорил, со своим отцом? — тихо спросил Сашка.

— Говорил. Он сказал… чёрт, Саш, я вообще мало что понял, если честно. Какие-то Платовы, Ставицкие, Андреевы, кастовая система. Элита…

И Стёпка принялся торопливо рассказывать.

— …а у отца мать была Платовой. Это какая-то крутая фамилия. И поэтому его и оставили министром. Это он так сказал, только, — Стёпка замолчал. — Только понимаешь, дело ещё в другом.

Сашка понимал, куда клонит Стёпка. Точнее, вывод напрашивался сам собой, и, вероятнее всего, именно такой вывод Степан и сделал.

— Ты считаешь, что твой отец предал Савельева, — Сашка задумчиво потёр переносицу. — Конечно, на первый взгляд всё так и выглядит.

— Вот видишь!

— Погоди. Это на первый взгляд, но я… лично я бы не торопился с выводами, — Сашка внимательно посмотрел на приятеля. — Стёп, понимаешь, иногда поступки выглядят мерзко, но если знать мотивы, которые двигали…

— А какие тут могут быть мотивы? Кресло министра и собственная безопасность. Вот и все мотивы. Что тут ещё может быть? — зло ответил Стёпка. — И вообще…

Васнецов начал говорить и тут же осёкся. Что-то там было ещё, за этим «вообще», чего, наверно, ему, Сашке, знать было не положено, и Сашка решил не настаивать, но Степан, судорожно и зло сглотнув, всё же продолжил. Он говорил, не поворачивая к Сашке головы, глядя перед собой прямо в стену, до которой при желании можно было дотянуться рукой. Говорил быстро, скомкано, стараясь спрятать за словами боль, обиду и растерянность, но они всё равно прорывались, и Стёпка каждый раз зло вспыхивал и с видимым усилием гасил в себе поднимающиеся злость и раздражение.

— Отец прямо сказал, что ему пришлось поступиться своими принципами, потому что ему поставили условия. Этот новый правитель Ставицкий или Андреев, чёрт, я так и не понял, какая у него на самом деле фамилия, и почему так.

— Ставицкий, если верить метрике, и Андреев по факту рождения, — машинально сказал Сашка и тут же поймал удивлённый Стёпкин взгляд. — Я тебе всё расскажу, ты продолжай про отца лучше. Извини, что я перебил.

— Ну а что продолжать? Этот Ставицкий поставил отцу условия, что если он не согласится, то ему придётся развестись с мамой, потому что у них нет общих детей. Вот родили бы они общего ребёнка, тогда бы… а я…

Стёпка обхватил голову руками, запустил пальцы в густую шевелюру, нервно сжал и замолчал, закусив губу, и… прежний самоуверенный красавец Васнецов, которому Сашка всегда немного завидовал, исчез. Пропала некая нарочитость, подчёркнутая наигранность, лакированность, которая проскальзывала даже, когда они ночевали в вонючем обезьяннике, и теперь рядом с Сашкой сидел семнадцатилетний пацан, растерянный и не знающий, как себя вести. А до Сашки внезапно дошло: вот оно — то, что выбило почву из-под Стёпкиных ног. Всё остальное, возможное предательство Мельникова, отца Стёпки, его новое назначение — все это было вторичным, а вот это, застрявшее так и невысказанными словами — главным.

Вряд ли Сашка мог сказать, что он понимает до конца Стёпкины чувства — ведь для этого нужно было быть приёмным, а Сашка, как ни крути, был родным ребёнком — но боль приятеля и его обиду он почувствовал остро и явственно и, почувствовав, неожиданно положил руку Стёпке на плечо и ободряюще сжал. И этот невольный жест единения оказался нужен им обоим — он наконец-то скрепил то, что зародилось в грязной каморке на тридцать четвёртом этаже, когда они сидели на коленях перед умирающим Шороховым, разрывая на узкие полосы свои майки и рубашки, делая то, чего от них никто не просил, и то, что так настойчиво требовали их сердца.

— Вот видишь, — мягко проговорил Сашка. — Это многое объясняет.

— Ничего это не объясняет, — Стёпка упрямо склонил голову. — Видеть его не могу. И жить с ним не хочу и не буду. Он там принципами своими поступается, а эти Нику заперли. Чёрт!

Стёпка вскочил, повернул к Сашке своё горящее лицо.

— Саш, они же Нику заперли. Ну этот, Ставицкий.

— Нику? Где заперли?

— В её собственной квартире. Мама сказала, что туда охрану приставили, и к ней теперь никого не пускают. Им Вера рассказала, она всё видела. Нику привели какие-то военные и теперь держат под охраной. А вдруг её убьют, Нику убьют?

— Погоди, — Сашка остановил его. — Сядь, пожалуйста, не скачи. И успокойся. Нику не убьют.

Стёпка удивлённо уставился на Сашку, а потом медленно опустился на кровать.

— Сам рассуди. Этому Ставицкому незачем убивать Нику. Скорее всего, он её держит как заложницу. И это хорошо.

— Хорошо? — не понял Стёпа. — Чего здесь хорошего?

— Извини, я не так выразился. Конечно, это плохо, что её держат взаперти, но хорошо то, что она жива. Ты сам вспомни, что мы думали вчера, когда нашли там этих… и Кира. А ещё хорошо то, что это значит, что Савельев жив. И все, кто с ним ушли на АЭС, скорее всего, тоже живы. И Литвинов, и Анна Константиновна и… Катя.

Сашка слегка запнулся — каждый раз, как он вспоминал Катю, его охватывала тоска и чувство вины перед этой девочкой. А ещё тревога, которая была готова в любую минуту перерасти в страх, и Сашке приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы это не произошло. Почему-то даже то, что его не пустили на шестьдесят пятый, где жили родители, и не дали повидаться с мамой, которая наверняка сейчас места себе не находит, не беспокоило его так сильно, как Катя, которая неизвестно где, и бог его знает, какие опасности там её поджидают.

— Почему? — вопрос Стёпки отвлёк от дум о Кате.

— Ну, потому что иначе, зачем им Ника? Она же сама по себе кто? Студентка-стажёрка. Если бы её отец был убит, о ней бы и не вспомнили. А так — она им нужна, понимаешь? Как дочь Савельева. Чтобы через неё как-то повлиять на Павла Григорьевича. И знаешь, что…

Мысль пришла в голову неожиданно, выскочила сама собой, и, столкнувшись с ней, Сашка замолчал. Всё же было очевидно, а они, перебрав за прошедшую ночь столько всего и обговорив даже, казалось, совершенно незначительные вещи, как-то упустили из виду одну серьёзную опасность…

— Нам надо найти Кира, — выдохнул Сашка.

— Кира? Почему Кира? Его в больницу увезли, ну, наверно, там всё в порядке. Я надеюсь. Главное — Ника. Её надо как-то выручать.

Стёпка его не понимал. Не слышал. В своей озабоченности судьбой Ники, он не видел угрозы, нависшей над Шороховым.

— Нику, да, надо выручать, я не спорю, но, — теперь Сашка вскочил с кровати и зашагал по комнате. Дошёл до стены, у которой притулился стол, повернулся, опёрся о столешницу руками и внимательно посмотрел на Стёпку. — С Никой пока вряд ли случится что-то плохое. Этот Ставицкий, судя по всему, хоть и псих, но не дурак. А вот Киру грозит опасность.

— Какая опасность? Он в больнице.

— Ну ты сам подумай. Его нашли рядом с трупами, в больницу его доставил военный, у Кира огнестрельное ранение. Это нас с тобой из обезьянника выпустили, потому что твой отец наверняка попросил, а за Кира никто не попросит. Навесят на него эти трупы, когда он в себя придёт. Если только не хуже. Потому что…

Он замолчал, давая Стёпке время самому сообразить. И тот понял. Может быть, иногда Васнецов и вёл себя как заносчивый кретин, но дураком он точно не был, и сейчас, после Сашкиных слов, на Стёпкином красивом лице отразилось полное понимание сложившей ситуации и всего того дерьма, в которое влип Шорохов. А для самого Сашки уже не оставалось никаких сомнений, что Кир оказался рядом с трупами тех, кто был как-то связан со Ставицким (а они точно были с ним связаны), не случайно, и стреляли в него не просто так, не из-за каких-то бандитских разборок. И если теперь те, кто его не добил, узнают, что Кир жив, то…

— Понял теперь? — спросил Сашка.

Стёпка кивнул.

— Вот поэтому и надо его найти. Помнишь, когда нас взяли, один из солдат сказал, что-то про больницу на сто восьмом. Кир там.

— И что нам это даёт? И вообще, как мы туда попадём для начала? Мы на этот сто восьмой этаж даже спуститься сейчас не можем. Никого же не пропускают никуда. Тебя к родителям не пустили. А в больницу тогда как?

— Ну, — Сашка внимательно посмотрел на Стёпку. — Вообще-то есть одна идея. Только боюсь, она тебе не понравится.

— Почему?

— Потому что надо будет привлечь твоего отца. Он же — министр здравоохранения. А Кир — в больнице.

— Он — предатель, — в Стёпкином голосе опять зазвенело упрямство. — То есть, он «поступился своими принципами». Ничего ему нельзя говорить. И про Кира тем более.

— А ты и не говори про Кира. Тут надо подумать, — Сашка оторвался от стола, быстро пересёк комнату и, придвинув один из стульев, уселся прямо напротив Стёпки. — Ну давай подумаем, а?

Почему-то вдруг стало страшно, что Стёпка не согласится, упрётся, и ему, Сашке будет не переубедить его, но Васнецов неожиданно кивнул.

— Ну, давай подумаем, — и улыбнулся немного ошарашенно, словно сам не верил до конца в то, что только что сказал.

***

В учебную часть они шли молча, всё уже было сто раз переговорено за эту длинную, нескончаемую ночь. И в результате этой странной ночи — когда они то начинали дремать, то вновь кого-то подкидывало, и, казалось, уже затухших разговор, возобновлялся с новой силой — родился план, который они и шли теперь воплощать. Точнее, шёл Стёпка, потому что главным исполнителем был именно он.

Сашка видел — план этот Васнецову не нравился. И не потому что он мог не сработать — как раз наоборот, шансы на успех были вполне достойные. Просто для этого плана Стёпке надо было поговорить с отцом. Без него, как они вчера ни крутили, ничего не выходило. А именно с отцом Стёпка говорить не хотел.

Та детская обида, которую Сашка уловил на лице приятеля, оказалась очень сильной. Настолько, что даже перечёркивала Стёпкино желание продолжать учиться дальше на врача, а ведь у них в классе ни для кого не было секретом, что об этой профессии Васнецов мечтал чуть ли не с первого класса. Возможно, потом (Сашка никогда не был излишне категоричным) Стёпка поймёт всю абсурдность этого юношеского всплеска эмоций, но для этого нужно время, а его-то как раз сейчас и не было.

На КПП у них проверили пропуска, и они вошли в общий коридор, собираясь тут расстаться: аудитории административного сектора, куда нужно было Сашке, располагались в правом крыле, а медицинские — в левом. Но едва они вошли, как на них обрушился голос из динамика общей связи.

— …все студенты всех направлений перед началом занятий должны собраться в актовом зале…важное объявление… явка строго обязательна…

Сашка замер, точно уткнулся в прозрачную стену.

— Началось, — выдохнул он и почувствовал, как кровь отливает от лица.

Из того, что Стёпка рассказал вчера про кастовую систему и деление на классы, Сашка сделал неутешительный для себя вывод: скорее всего начнутся чистки, и он, Сашка Поляков, вылетит с учёбы одним из первых, потому что никаких аристократов в родне у него не числится. Единственное, он не предполагал, что так скоро. Но новая власть, видимо, решила не откладывать дело в долгий ящик и принялась избавляться от неугодных сразу же. Что ж… лихо забирают.

В актовом зале было шумно. Студенты в ожидании этого объявления кучковались небольшими группами, тревожно переговаривались.

— Стёпа! — откуда-то из глубины зала раздался звонкий девчоночий голос. Вера Ледовская.

Она сидела на заднем ряду, рядом — Марк Шостак и близнецы Фоменко. Сашка непроизвольно вздрогнул. С Верой встречаться не хотелось.

— Пойдём, — Стёпа решительно взял Сашку за локоть и потащил ко всей компании.

— Привет! — громко поздоровалась Вера, когда Стёпка плюхнулся на свободное место рядом с близнецами. А Сашка так и остался стоять в проходе. Мимо проходили другие студенты, его задевали, неловко толкали, какая-то девушка налетела на Сашку со всего разбега, рассмеялась и, не извинившись, побежала дальше, догоняя ушедших вперёд подружек.

— Садись, Сань, — позвал его Марк, похлопав на сиденье рядом с собой.

— Да уж, Поляков, присаживайся. В ногах правды нет, — Вера наконец повернулась к нему. Голос её звучал как всегда насмешливо и колко, но вот взгляд… Вера смотрела на него как-то странно, словно видела впервые. Она хотела что-то сказать, но заговорил Лёнька Фоменко, обращаясь к Васнецову.

— Стёп, ты что-нибудь понимаешь? Ты в курсе, что происходит? Про Нику нам Вера уже рассказала. Ты уже знаешь?

— Про Нику знаю, — тут же отозвался Стёпка. — Но вряд ли больше, чем вы. Нику держат взаперти. Ну и ещё знаю, что в Башне — новая власть.

Стёпка понизил голос, настороженно глянул на группу девушек, кажется, с юридического, сидевших впереди. Вера перехватила его взгляд и тут же сказала, тоже шёпотом:

— Давайте не здесь. После собрания всё обговорим.

— Сразу же? — уточнил Стёпка.

— Сразу вряд ли получится, — встрял Митя. — Скорее всего, после собрания всех разгонят по аудиториям. На большой перемене только.

— Да, раньше не получится, — нахмурилась Вера. — Ну ничего. Собираемся в двенадцать, за столовкой. Там есть небольшой закуток. Знаешь где? — повернулась она к Стёпке. — Справа от двери в кухню, там арка небольшая и две статуи стоят. В этом месте нас точно не увидят.

Стёпка кивнул головой и хотел ещё чего-то спросить у Веры, но тут на сцену поднялся начальник учебной части — Евгений Антонович, так кажется его звали, крупный мужчина в возрасте. Шум в зале стих. Все обратили на сцену свои лица, в которых любопытство мешалось с тревогой. Евгений Антонович заговорил, и по мере того, как он доносил до аудитории информацию, тревога на лицах студентов усиливалась. Все начали переглядываться, перешёптываться.

Что ж, Сашка действительно оказался прав. Он сидел с совершенно окаменевшим лицом, и каждое произнесённое со сцены актового зала слово било наотмашь, а он, как написано в какой-то древней книге, после каждого удара по одной щеке покорно подставлял другую. Потому что теперь уж чего. И снова промелькнули вереницей десять лет школьных унижений …ложное чувство товарищества, Поляков, так культивируемое в детской и юношеской среде, не просто ошибочно, оно — вредно и пагубно для нашего общества. Я понятно изъясняюсь, Поляков… и тонкий лист из ученической тетради на столе завуча с жиденьким рядом фамилий …ты точно, Поляков, перечислил всех, кто покупал наркотики в мужском туалете?

— В целях оптимизации системы образования состав студентов будет пересмотрен, исходя из статуса и социального положения их родителей, — густой бас Евгения Антоновича мягко лился со сцены. — Вводится жёсткое деление на группы, в соответствии с этим самым статусом, контакты между группами — нежелательны, и рекомендуется их прекратить или свести к минимуму, если того требует учебная необходимость. Личные отношения тоже не приветствуются.

Сидевший рядом с Сашкой Марк вздрогнул и вцепился в Верину руку. Личные контакты. Этих двоих новые правила касались напрямую. Семья Ледовских — военная элита, а вот Марк — из низов. Впрочем, братья Фоменко тоже.

— Они с ума сошли, — тихо прошептала Вера. — Они все точно сошли с ума.

В закутке рядом со столовой было тесно, они вшестером с трудом там умещались.

Когда Вера говорила про это место, ещё там в актовом зале, она обращалась к Стёпке, и Сашка решил, что его это не касается. Но Вера после последней перед обедом лекции сама поймала его у выхода, дёрнула за рукав и приказала:

— Пойдём!

Сашка не стал сопротивляться — с Верой Ледовской этот номер всё равно бы не прошёл, — и послушно поплёлся следом. Не доходя до столовой каких-то несколько метров, Вера остановилась, повернула к нему решительное бледное лицо.

— Ну вы с Шороховым, конечно, даёте. Такое провернуть.

Сашка хотел спросить, откуда она знает, но потом понял, что скорее всего от Мельникова — тот рассказал, — и потому просто ответил:

— Это всё Кир. Это он, а я так…

— Конечно, Кир, — перебила его Вера. — Никто и не сомневается. Но ты тоже… молодец. Хотя не думай, что деда я тебе прощу. Даже не надейся.

Сашка пожал плечами. Он на это и не рассчитывал.

Теперь они сидели зажатые между двумя дурацкими статуями и шёпотом говорили. Точнее, говорил он, Сашка, а все внимательно слушали. Вера, конечно, коротко уже всем поведала о том, что знала, но знала она немного, и Сашке пришлось рассказывать обо всём подробно: про ту ночь на Северной станции, про Савельева, про Литвинова, которого они с Киром обнаружили раньше, про АЭС… Наверно, в первый раз за свою жизнь он был в центре внимания, его выступления на школьных собраниях в роли старосты были не в счёт — тогда его всё равно никто не слушал, все просто отбывали повинность: он — зачитывая очередной, составленный Змеёй доклад, они — откровенно изнывая от скуки. Сегодня всё поменялось. Теперь Сашка был членом команды. Полноправным и…, наверно, достойным.

Они сами не заметили, как за всеми разговорами (после Сашки говорил Стёпка, рассказывая про тридцать четвёртый и ночь в камере, потом Вера — про Нику) большая перемена кончилась, и гул голосов, наполняющий коридоры, стих. Они инстинктивно стали говорить ещё тише, но даже этот еле слышный шёпот, казалось, громом раздавался в притихшем помещении.

— Мы должны что-то сделать! — Вера даже шёпотом умудрялась раздавать приказы. — Ребят, понимаете? Мы не можем просто сидеть, сложа руки. Они держат Нику в заложниках. Её же могут убить в любой момент, если что-то пойдёт не так.

— Вер, ну а что мы можем? — мягко возразил Марк.

Всё это время он держал её за руку. Сашка ещё со школы замечал, что Вера не любит демонстрации чувств при посторонних, и раньше она всегда осаживала Марка, когда тот пытался на их общих тусовках приобнять её или вот так, как сейчас, взять за руку. А теперь она, кажется, сама вцепилась в Марка. Понимая, что их скоро разлучат — уже, считай, разлучили.

— Я не знаю. Но что-то мы должны сделать. Нельзя же так просто смотреть на всё это? Мы же теперь даже видеться не сможем.

— Мы что-нибудь придумаем, — сказал Марк, но уверенности в его голосе не было.

— И Кир, — продолжила Вера. — Надо найти Кира, Сашка правильно сказал. Надо попасть в ту больницу. Стёпа, твой отец нам в этом точно поможет.

Тема Стёпкиного отца всплыла в первый раз. До этого момента Стёпка её обходил, а Сашка тактично молчал, понимая, что тут Стёпка должен как-то сам. Это его бой.

— Отцу нельзя ничего говорить, — Стёпкин голос сорвался, стал чужим. — Потому что он… он на стороне этого … нового Верховного правителя. Андреева, Ставицкого, как там его, в общем дяди Ники.

— Нет, Стёп, — запротестовала Вера. — Я же говорила с твоим отцом позавчера, уже когда Нику схватили. Он…

— А вчера его назначили министром в новом правительстве, — отрезал Стёпа. — И всё, я не хочу больше об этом говорить.

Обида прорвалась, Стёпкин голос дрогнул, и Сашка понял, что пора вступать ему.

— На самом деле мы уже придумали, как нам найти Кира, да, Стёп?

— Что вы придумали? — спросил Лёнька, подавшись вперёд.

Сашка хотел было ответить, но Стёпа уже справился с обидой, загнал её вглубь, подальше и перехватил разговор.

— Я сейчас заберу документы отсюда и попрошу… отца, чтобы он устроил меня на работу в ту больницу. Неважно кем — стажёром, медбратом, санитаром. Он… ему придётся меня устроить.

— Но Кира же, наверно, ищут? Те, кто его… не добил? — снова спросил Лёнька.

— Может и ищут. Только пропуска при нём не было, а сам он был без сознания. Так что мы ещё можем успеть найти его раньше. Мне главное попасть в ту больницу.

— А как же твоя учёба? — спросил Митя, сочувственно глядя на Стёпу. — Ты же так хотел быть врачом.

— Мало ли что я хотел. Это раньше было. Да и потом, меня всё равно бы выкинули, наверно. Теперь же всех безродных будут выгонять.

— Никуда тебя не выгонят. Ты — сын министра, — возразила Вера.

— Никакой я ему не сын, — Стёпка сердито зыркнул на Веру. — Я — приёмный, забыли? У нас даже фамилии разные. А теперь только гены имеют значение. А у меня с генами не очень. Это у него, у… отца, как выяснилось, полный порядок с происхождением. А я тут не при делах.

— Стёпа…

Митя хотел было что-то сказать, но тут снова ожил динамик, опять, заставив их всех вздрогнуть, хотя за последние два дня к этому уже можно было привыкнуть.

— Студент-стажёр первого курса административного сектора Поляков Александр. Немедленно подойдите к кабинету начальника учебной части. Студент-стажёр…

Сашка побледнел. Он ждал этого. Ждал и боялся. Всё-таки так скоро… прямо в первый день.

— Зачем им ты? — спросил Марк. — Ты что-то сделал?

— Я думаю, что они уже начали… ну, пересматривать состав учащихся. И понятно, что принялись сразу за административный — туда точно таких, как я, из низов, допускать больше не будут. Ладно, — Сашка оглядел всех и выдавил из себя улыбку. — Если что, то меня ищите на шестьдесят пятом, у родителей. А тебе, Стёп, удачи!

И Сашка, выбравшись из закутка, не оглядываясь, поспешил по коридору в сторону кабинета начальника учебной части.

*************************************************

навигация по главам

Башня. Новый Ковчег-1

Башня. Новый Ковчег-2

Башня. Новый Ковчег-3

Оставить комментарий

Популярные посты:

diadumenianus

Легендарная авария Mercedes CLR на гонке Ле-Ман

everstti_rymin

Какстрашножить!

khaa_alec

наша "любимая" рубрика 'сделай сам'

uctopuockon_pyc

Знаменитый браунинг, вошедший в историю

colonelcassad

Переговоры Путина и Эрдогана

30_day_photo

День 22. Бриф "Комплементарные цвета".

grigoriyz

Курение До и После.

obezzyann

Ничто так не мешает движению вперёд, как прогресс

travnikovug

Первыми забили тревогу в Южной Корее

• Ранее
• Архив