Атомный моряк.

   Старпом, конечно, свинью мне подложил знатную. Ясное дело мы с ним собачились, но не до такой же степени, чтобы рекомендовать мою персону то ли в полярную метеослужбу, то ли в транспортный отдел Северного морского пути. Мужи и в той и в другом сидят серьёзные и оценили меня по достоинству вердиктом - подходит.

  После этого меня, вопреки моей воле, затолкали в пассажирский кубрик "Антея" и среди прочих безголосых ящиков переместили в город Красноярск, где подвергли унизительной процедуре переодевания из элегантной военно-морской формы в бесформенное рубище северных мехов, увенчав это шапкой непонятного покроя. И уже такого неповоротливого тюленя впихнули в другую небесную телегу, доставившую меня в посёлок Диксон. Намечалось что-то ужасное. Козни зловредного старпома приобретали некие осмысленные черты.

  В Диксоне я оказался не одинок. Таких, бесправных в унтах, было ещё пятеро. Ребята молодые, энергичные, что обещало предприятие не скучное, полное приключений. Приключением, вернее его продолжением, если говорить точно, был третий самолёт - маленький и на лыжах. Среди нас шестерых в грузах он имел ещё и ящики с бочками, которые по прилёту на место  мы, шестеро энергичных, энергично выгрузили на каменистую поверхность славного мыса Русского Северного далёкого острова Русского  в архипелаге Норденшёльда у порога полярной метеорологической станции. Оказалось, что выгрузка и есть наша основная задача, которая перемежалась погрузкой этих же грузов на нарты и плечи подобных нам скитальцев севера, приезжавшим за ними на базу на лыжах и собаках. Куда и зачем они их увозили нас не интересовало да и было не нашим делом.

 Нам нужно было, во-первых, освоиться на местности. Изучить окрестности - главным образом помещения, которые входили в состав станции. Задача эта только казалась простой. В тот час полярной ночи, когда он соответствовал вечеру, бревенчатый домик был. В час же, когда наступало утро, домика не было. Был снег. Рыть в нём туннели было второй задачей. Третьей задачей было думать - надо ли рыть туннели ибо наступал час, когда снега не становилось совсем и оставались лишь камни, покрытые лишайником. Среди всего этого непостоянства была одна всегда статичная величина - сугроб.

  На станции, помимо нас шестерых, были свои местные старожилы в таком же количестве. Были это бородатые добродушные люди, которые любезно научили нас четвёртой задаче - снятию показаний с метеорологических приборов, пользованию ручными анемометрами ( меряет скорость ветра ) и гидрометрическими вертушками ( меряют скорость потока воды ). После этого обучения местные бородатые люди выходить на поверхность перестали. За исключением ежедневного ритуала - молебна у самого статичного объекта острова Русский - сугроба. После молебна они запирались в научном домике для обработки полученных данных. Случавшиеся при этом невероятные метеорологические  открытия они отмечали бурной радостью, выражавшейся в совместном хоровом пении и радостных возгласах: "Виват"!

 Ситуация была загадочной и требовала своего исследователя. Кто из нас молодых энергичных первым обследовал капище не скажу, но состояло оно из небольшого тоннеля в уплотнённом снегу, открывающего доступ к трубе с краном, входящей в металлическую стену и к большой алюминиевой кружке, прикреплённой серебристой цепью к вентилю крана. Жидкость, вытекающая из трубы, как и следовало ожидать, оказалась святой - спирт марки Альфа. Стоит ли говорить, что и шестеро нас стали поклонниками бога Альфа?

  Хуже от этого не стало никому, за исключением бородатых людей. Они стали меньше петь и радостно восклицать, а стали больше находиться на свежем воздухе среди своих приборов. Хотя я не прав. Похужело и молодым энергичным. Долгая ночь сменилась полярным утром с белыми медведями, которые нагло лезли в домик под наименованием хозблок. При этом они громко визжали, что раздражало нежный слух поклонников Бахуса. К тому же им хотелось пить. Не медведям. Молодым и энергичным. 

  Природа им благоволила - на острове, среди множества ручейков, были два с незамерзающими озерцами. Располагались они от станции далеко и поэтому за водой к ним не ходили, а ездили. Использовали для этого вездеход на гусеничном ходу.

   В этот раз за водой поехали втроём. Вчера только проводили самолёт и поэтому вспоминали рассказ лётчика о полярнике, решившем обзавестись шкурой белого медведя. В его охотничьих нартах обнаружили унты и пистолет, но самого охотника не нашли. Как поясняли местные ненцы его к себе забрал хозяин - однако, хороший человек был охотник.

   Озерцо представляло собой тарелку глубиной метра полтора и диаметром метров пять. Берег тарелки с одной стороны ограничивала кромка воды, а с другой ледяная горка высотой метра два-два с половиной в виде подковы из основания которой вытекал ручей и берег здесь был не таким обледенелым и расстояние в глубину имел метров шесть-семь.

   Дурацкий разговор из вездехода о медведях продолжался и здесь. Один из нас заставил представить картину, где на нас троих напал медведь и стал предлагать варианты героической от него обороны. Второй из нас сказал, что хватит трепаться, а надо удирать.

   Была она красивой и белоснежной. Несколько худой, но высокой. Шла неторопливо, вразвалку. Одна лапа была отставлена в сторону, словно она приглашала нас войти в воду. Вторая стыдливо прикрывала влажный ( вероятно ) носик и на её милой белой морде сияли чёрным угли глаз. Дикий крик трёх глоток - полундра, заставил красавицу сесть на жопу. Прыснули мы в три разных стороны быстрее молнии. Красавица выбрала того, который полез на ледяную насыпь, освободив двум другим выход  из подковы, чем они немедленно воспользовались, влетев в вездеход с работающим мотором.

  Гонка медведя и человека была захватывающей. Человек шел на насыпь перпендикулярно, втыкая в лёд ногти. Медведь шёл наискось, скользя на пятнадцатисантиметровых когтях. Проиграл гонку медведь. Что там с этой злой бабой случилось не знаю, но покатилась она с наледи знатно. И ко времени, когда она сумела оторвать свой зад от земли, человек с выпученными глазами сидел в вездеходе и пытался надеть на свои окровавленные пальцы вместо перчаток шапку, затравленно повторяя: "Нахер, нахер, нахер"!

  Куда мы незамедлительно и рванули, оставив на берегу канистры и термосы.

В следующий вторник добрые бородатые люди долго махали руками вслед самолёту, увозящему до срока молодых энергичных парней, одного из которых впереди ждала встреча с милым его сердцу старпомом, по доброте своей подложившим ему такого медведя.