"Ахтунг, ахтунг! Сафон ин дер люфт!"

mikle1 — 12.11.2010 О сказочниках в гитлеровских ВВС я недавно писал. Уникальные были бойцы. Если 15 наших лучших асов сбили за войну от 41 до 62 немецких самолетов, то 15 немецких асов - от 203 до 352 самолетов (правда там и не наши сбитые тоже). А проклятые советы каким-то таинственным образом потеряли столько же самолетов, сколько и немцы - чуть более 100 тысяч. Аналогичные цифры у англичан и французов. У остальных еще скромнее. Вот, кстати, наглядный пример на фото:

Эрих Хартман с английским асом Дугласом Бейдером (Duglas Bader).

Это уже после того, как Эрику скостили его срок и отпустили домой. Так у этого безногого английского аса на счету 20 сбитых лично,4 в группе и 6 неподтвержденных за те же два года боев. А Дуглас одиннадцатый по результативности среди англичан (лучший английский ас – полковник Д.Джонсон –  515 боевых вылетов, 38 сбитых немцев. Лучший француз  – лейтенант (подполковник в английских ВВС) П. Клостерман –   432 боевых вылета и  33 сбитых). Более подробно по тегу ВВС или в недавнем материале (Тетради и подсчет побед гитлеровских асов).

Реальные же герои и мастера боя не попадали в книги рекордов Гинесса и не сбивали сотнями самолеты противника. Но когда они поднимались в воздух, эфир заполняли истерические предупреждения: "Ахтунг, ахтунг! Сафон ин дер люфт!"

"В один из тех дней, когда наши армейские радиостанции на Кольском полуострове особенно часто перехватывали эти панические предупреждения, мне довелось присутствовать на допросе пленного гитлеровского летчика. Кадровый капитан люфтваффе с Железными крестами на порванном френче, с обгоревшими бровями и ресницами не счел нужным вилять и скрывать открывшуюся ему горькую истину:

- Нас уверяли, что авиация не является сильной стороной славянской расы, что господствовать в воздухе
- миссия германцев. На практике мы убедились, что это чистейшая выдумка пропагандистов. Когда в воздухе ваш Сафон, нам делается страшно. Существует мнение, что первая встреча с ним бывает обычно последней... 

Борис Феоктистович Сафонов! Воздушный боец высшего класса. Истребитель истребителей - так его называли. Да, враг испытал силу его ударов. "Мессершмитты" И "фокке-вульфы" показывали хвосты при встрече с ним, "юнкерсы" И "хейнкели" беспорядочно сбрасывали бомбы куда попало...
Не только летчики, но и пехотинцы, артиллеристы, моряки, видя, как какой-нибудь краснозвездный "ястребок" загоняет в последнее пике своего противника, говорили:
- Молодец! Дерется, как Сафонов!"
Воспоминания молодых (тогда) летчиков:

"Толстиков, я и старый мой друг, еще по Ейской летной школе, Дмитрий Соколов были направлены в эскадрилью Сафонова. Все трое немного волновались, готовясь к встрече со знаменитым североморским асом...

На Тульщине, в деревне Синявино родился и рос Борис. Города он не помнил. Грудным младенцем его отвезли в Москву, где отец работал в типографии. Было это в 1915 году. Вскоре отец умер от скоротечной чахотки, профессиональной в те времена болезни наборщиков, и молодая вдова с сыном вернулась в родное село...  Райком предложил ему руководить школьным кружком Осоавиахима. Общими усилиями оборудовали небольшой тир, добыли две малокалиберные винтовки. Лучшим стрелком села стал сам Борис... Школа планеристов в Туле сразу поразила воображение Бориса. Схемы летательных аппаратов, модели планеров и самолетов, действующие и разобранные авиационные моторы... Борис часами не отходил от них. В клубе познакомился с молодыми летчиками. Отличные парни, всего на три-четыре года старше его! С увлечением слушал их, и мысль, что и сам смог бы летать, овладевала им все больше и больше...

В ту пору молодая советская авиация уверенно набирала силы. Как и все почти его сверстники, Борис по утрам искал в газетах сообщения о новых рекордах, о перелетах, хранил портреты прославленных летчиков, снимки новых аэропланов. Михаил Михайлович Громов, еще в 1926 году облетевший за три дня вокруг Европы, стал любимым героем. Его портрет, вырезанный из журнала, Борис хранил особенно бережно.

По окончании семилетки поступил в Тульскую железнодорожную школу Ф3О. Выбрал ее, скорей всего, потому, что располагалась она рядом с аэроклубом. Над койкой в общежитии приколол портреты Громова и Чкалова.
Все свободное время толковый, любознательный "фабзайчонок" проводил у планеристов. Вскоре его приняли в школу. Изучал теорию полета, упражнялся на тренажере, а когда летом в первый раз на маленьком планере поднялся в воздух всего лишь на метр, все существо его наполнилось дивным, ни с чем не сравнимым чувством. "Запело сердце!" - только и смог сказать после друзьям.
Как лучшего курсанта-планериста райком комсомола направил Сафонова в школу летчиков Осоавиахима. В 1933 году, когда ему исполнилось восемнадцать, получил звание пилота.
Севастопольскую школу военно-морской авиации Сафонов окончил успешно. Особо отмечалось образцовое проведение им воздушных и наземных стрельб. "Любит воздушный бой", - говорилось в документе. Как о единственном недостатке упоминалось о "склонности к ухарству в полете".
Незадолго до начала войны его назначили командиром эскадрильи, стоявшей на  на Кольском полуострове.
Воскресным утром 22 июня 1941 года старший лейтенант Сафонов укладывал чемодан, собираясь в дом отдыха, когда из репродуктора раздался тревожный голос:
- Внимание! Работают все радиостанции Советского Союза...
Тотчас после краткого митинга в части была объявлена "готовность номер один".

...Третий день войны. Пилот двухмоторного "Хейнкеля-111", прорвавшись сквозь заградительный огонь зениток, летел в сторону Мурманска на высоте шести тысяч метров. Сафонов поднялся ему навстречу. Вот он, первый бой, о котором думал, который тысячи раз старался представить себе с того дня, как решил стать военным летчиком. Победа или поражение, жизнь или смерть? Годы учебы, тренировок, напряженных раздумий и споров - все сейчас проходит решительную проверку. Задумываться над тем, какую применить тактику, не было времени. Атаковать!
Маскируясь в лучах солнца, Борис набрал высоту и стремительно бросился в атаку. Опытный враг, умело маневрируя, старался избежать схватки, которую навязывал ему советский истребитель. Но ничто не помогло. Поймав подходящий момент, Сафонов прошил "хейнкель" меткой пулеметной очередью. Объятый пламенем фашистский самолет врезался в прибрежные скалы...
Сафонов взглянул на часы - бой шел одну минуту.
Командующий Северным флотом адмирал Арсений Григорьевич Головко записал в своем журнале:
"Сафонов - герой дня. И, думаю, не только одного дня. Он - общий любимец, этот типичный русак из-под Тулы. Отличный волевой летчик. Широкоплечий, с открытым русским лицом, с прямым взглядом больших серо-голубых глаз. Стоит только увидеть его, и он сразу же вызывает симпатию. Самолетом владеет в совершенстве. По отзывам авиационных специалистов, у него очень развито чувство времени и расстояния. Нетороплив, обстоятелен - по характеру настоящий летчик со всеми данными командира. Надо не упускать его из виду, нацеливать людей на учебу у него. Побольше бы нам таких соколов!"
"Внезапность!" - такой девиз вывел сам Сафонов из первой схватки с врагом.
На фюзеляже его машины механик вывел большими буквами "За Родину!".

Наши летчики-истребители начали здесь войну на И-16. И все-таки советские "ястребки" господствовали в небе Заполярья. Гитлеровское командование вынуждено было посылать на сопровождение своих бомбардировщиков все большее количество "мессершмиттов".
 Были дни, когда сафоновцы по три-четыре раза поднимались в воздух.


 Только за июль и август он довел свой личный счет до десяти сбитых вражеских машин.
- Жарковато было?
- Признаться, да, - стащив шлем, Сафонов вытирает лоб перчаткой.
Мы с восхищением смотрим на него. Ведь всего несколько минут, как он вышел из горячей схватки. Ребята вокруг нас сражаются, а мы в буквальном смысле сидим у моря и ждем... Правда, не погоды, а самолетов. Погода стоит отличная: чистое голубое небо, солнце почти не скрывается даже на ночь. Хотя она благоприятствует в первую очередь немцам, но нам сейчас этого не понять. Скорей бы в воздух...

ОГОНЬ И МАНЕВР

Но вот наконец прибыл эшелон с новенькими, поблескивающими свежей зеленой краской "мигами". Эту остроносую, маневренную и быструю машину я знал неплохо. Вот когда помогло нам незаходящее круглые сутки полярное солнце! Вместе с техниками, механиками, мотористами мы дни и ночи работали над сборкой самолетов. Потом я быстро облетал свой "миг". Он отлично повиновался, взмывал в высоту, ложился в крутые виражи, моментально набирал скорость...
И вот я в "готовности номер один". В воздух взвиваются две зеленые ракеты. Механик, молоденький сержант Миша Дубровкин, поднимает руку: путь свободен.
Вижу, как в небо взмывают еще пять самолетов, делаю разворот, быстро пристраиваюсь к машине капитана Кухаренко. Я его ведомый. Задача - прикрывать его сзади, не отрываясь и на лишний метр. Мы с ним - одна боевая единица.
Фашистские бомбардировщики идут под прикрытием дюжины "мессершмиттов". Наша шестерка истребителей бросается в атаку. Яростный вой моторов заглушает разрывы снарядов, треск пулеметных очередей...
Кухаренко стремительно врезается в строй противника. Меткая очередь настигает один из "мессеров", И он, задымив, устремляется вниз...
Перед моими глазами мелькает черный крест на плоскости второго "мессершмитта". В азарте бросаюсь за ним. Развив предельную скорость, медленно настигаю. До врага метров триста. В нетерпении открываю огонь. Разумеется, мимо! Снова ловлю врага в сетку прицела... Стреляю, стреляю и отрываю руку от гашетки лишь тогда, когда убеждаюсь, что "мессер" вспыхнул и, неуклюже перевернувшись, устремился к свинцовой воде залива...
Первый сбитый! Трудно передать чувство, которое я испытал в ту минуту...
Лишь теперь оглядываюсь вокруг. Вражеские машины удирают на запад. Догонять их уже нельзя - горючее на исходе. Да и наших истребителей нет в воздухе, все ушли...
В приподнятом настроении посадил свою машину. Подбежал вооруженец.
- Ба! Да у вас не осталось ни одного патрона!
- У нас, на Севере, так не воюют, - раздался за спиной знакомый голос.
Я оглянулся. Рядом, чуть заметно усмехаясь, стоял Сафонов.
- Двух-трех коротких очередей вполне достаточно, чтобы поразить вражеский самолет. Сближайтесь, тогда и стреляйте. А теперь докладывайте, Сорокин, где вы были?
Голос командира прозвучал требовательно и сухо.
- Атаковал и сбил "мессершмитт"!
- А где ваше место в бою?
Я почувствовал, как краска заливает лицо.
- Вижу, что понимаете свою вину, - чуть смягчился комэск. - Что же вы Кухаренко-то бросили?
Как провинившийся мальчишка, я продолжал смотреть себе под ноги.
- Забыли, что ваша главная обязанность охранять ведущего? Что вас обоих не сбили - чистая случайность. Ну, а теперь - с первой победой! За то, что сбили с самолет противника, благодарю. А за то, что нарушили устав, - пять суток ареста. Обдумайте свои действия и сделайте должные выводы.
Да, пораздумать было о чем. Как же, действительно, так получилось, что я оторвался от ведущего? Стремление сбить "мессер" - не оправдание. Не менее досадно было услышать замечание о стрельбе с дальней дистанции. Ведь когда я обучался в Ейске и затем служил в полку, меня как раз много ругали за то, что во время учений открывал огонь с чересчур близкого расстояния - пятьдесят, даже сорок метров, хотя по инструкции требовалось сто пятьдесят-двести. А вот в настоящем бою выдержки не хватило...
Дал себе слово в ближайших схватках завоевать уважение Сафонова и всех летчиков эскадрильи.
Как назло, случая долго не представлялось. Несколько дней гитлеровские самолеты в районе Мурманска не появлялись. И когда наконец услышал сигнал боевой тревоги, как на экзамен, вылетел навстречу врагу.
Повторный экзамен выдержал успешно: сбил самолет противника и вернулся на аэродром, не израсходовав и двадцати патронов.
- Молодец! - просто сказал командир.
Сафонов был скуп не только на патроны, но и на слова. Учил летчиков на деле, на их ошибках и успехах, на личном примере в бою. И, может быть, потому его строгость и требовательность не вызывали обидного чувства. И, конечно, еще потому, что был он всегда справедлив и к себе предъявлял не меньшие, а даже большие требования, чем к подчиненным. И при всем оставался хорошим товарищем, простым, обаятельным парнем. Ведь было нашему командиру и воспитателю в то время всего лишь двадцать семь лет.
Каждый летчик, овладевший сафоновскими приемами воздушного боя, чувствовал себя неотделимой единицей грозной боевой дружины, крепко спаянной чуть не родством. Один за всех, все за одного - было законом сафоновцев.
- Я только тогда спокоен в бою, когда твердо знаю, что обо мне помнит мой напарник, - повторял Борис. - Сам он ни на минуту не забывал о других, в любой момент готов был прийти на выручку товарищам.
Однажды в конце боя, когда он, сбив двух гитлеровцев, уже израсходовал все патроны, к противнику подоспела помощь - новая группа двухместных Ме-110. Один из них стал наседать на "ишачка" младшего лейтенанта Максимовича. У того тоже кончился боезапас. Смелый летчик, умело уклоняясь от ударов, делал вид, что сам нападает, ловит момент открыть огонь. Сафонов - все моментально понял и бросился на выручку. Увидев второй советский истребитель, "мессеры" ушли в облака. Сафонов набрал высоту и стал барражировать, выжидая. И действительно, вскоре гитлеровцы снова бросились на безоружного Максимовича. Сафонов дерзко пошел наперерез. Несомненно, решился на таран - другого выхода не было. Не выдержав лобовой атаки, противник отвернул.
Тут посчастливилось мне. Ни о чем не зная, совершенно случайно я вышел из облаков как раз над тем гитлеровцем. Поймал в прицел, утопил гашетку. Две короткие очереди решили его судьбу...
Втроем мы благополучно вернулись на базу.

СЕМЕРО ПРОТИВ ПЯТИДЕСЯТИ ДВУХ

Чуть не каждая схватка, в которой участвовал Сафонов, вносила что-то новое в тактику и приемы ведения воздушного боя. Гитлеровцев приводила в растерянность активная, то и дело меняющаяся манера сафоновцев. Лучший пример этому - знаменитый бой 15 сентября 1941 года, вошедший почетной страницей в летопись первого периода Великой Отечественной войны.
- Правда, погода почти нелетная? - обратился в то утро Сафонов к пилотам, дежурившим у машин. - Вывод? Противник наверняка попытается воспользоваться низкой облачностью. Помяните мое слово: предстоит жаркий бой на малой высоте...
Он не ошибся. Вскоре с командного пункта взлетела красная ракета: "Воздух!"
Едва не задевая верхушки сопок, мы помчались наперерез врагу. В серой дымке разглядели силуэты "Юнкерсов-88". Их прикрывал и "мессеры". Огромная эскадра плыла в сумрачном небе к линии фронта.
- Все за мной! - послышался голос Сафонова. - Иду в атаку!
И, дав полный газ, он ринулся на ближайший "юнкерс". Первой же очередью вражеский самолет был поражен. Скользя и сбивая огонь с плоскости, он старался уйти на запад. Но попытки спастись оказались тщетными...
Строй вражеских машин был нарушен, бомбардировщики беспорядочно стали рыскать по сторонам. А мы, воодушевленные первой победой, смело настигали ошеломленных внезапным нападением врагов. Некоторые из "юнкерсов" в панике освобождались от бомбового груза, сбрасывали его на позиции своих войск: воздушная схватка развернулась как раз над ними. Как потом выяснили разведчики, гитлеровцы разбомбили три своих склада боеприпасов, почти полностью уничтожили егерский батальон, расположившийся на отдых в одном из ущелий. Урон весьма ощутимый: доставка военных грузов из Германии морем была сильно затруднена действиями наших подводных лодок и торпедных катеров...
Напряжение боя возрастало с каждой минутой. Сафонов радирует:
- Будьте внимательны! Не отрывайтесь, прикрывайте друг друга. Входим в облачность. Атакуем с разных направлений...
Семерка истребителей исчезла в густых облаках, плывущих над самой землей. Маневрировать на такой высоте сложно. Однако тактика неожиданных атак из облачности, разработанная задолго до этого боя, еще раз оправдала себя. Истребители вели только прицельный огонь с коротких дистанций. Огонь наверняка. Внезапность, мгновенность атак... "Юнкерсы" один за другим загорались и падали на скалы...
Уцелевшие гитлеровцы поспешили удрать. Мы бросились было преследовать их, но твердый голос командира остановил:
- Всем пристроиться ко мне. Домой!
Я взглянул на бензоуказатель: действительно, только дотянуть до аэродрома...
В этом бою было сбито десять фашистских самолетов. Лично сам Сафонов уничтожил два "юнкерса" и один Me-109.
После взаимных шумных поздравлений комэск приступил к разбору этого неравного, но исключительно успешного боя: семерки истребителей против пятидесяти двух вражеских самолетов. В это время его позвали к телефону.
Вернулся он радостно возбужденный. Сообщил смеясь:
- В штабе слышали, как фашисты орали по радио, что их окружила вся североморская авиация. Спрашивают, как мы всемером ухитрились окружить такую армаду...
На следующий день из Москвы пришло сообщение о том, что Президиум Верховного Совета СССР присвоил Борису Феоктистовичу Сафонову звание Героя Советского Союза. Майор Сафонов принял командование нашим полком. Полк был награжден орденом Красного Знамени и вскоре стал гвардейским.

Имя Бориса Сафонова облетело весь фронт. Он стал самым знаменитым воздушным бойцом на Севере. О нем была сложена песня.

            Запевайте песню славой озаренной
            Стаи соколиной северных морей,
            Пойте, как бесстрашно капитан Сафонов
            Бьет врагов во славу Родины своей.
            Если враг замечен, сыграна тревога.
            Смело воздух режут крылья "ястребка"...

Мастерство советского аса возрастало с каждым днем. За первые полгода войны он лично сбил пятнадцать вражеских самолетов, не считая уничтоженных в групповых боях. Последний, пятнадцатый, был сбит в ночь под Новый, 1942 год.

"ВЭРИ ГУД, САФОН!"

Противник упорно продолжал рваться к Мурманску. Фронтовые будни редко баловали нас даже кратковременным отдыхом. Спали в комбинезонах. Борис Феоктистович подавал пример.
- Нет расчета возиться с одеждой. Каждая потерянная минута может стоить жизни. И не только своей...
Выискивал и другие способы сократить время подготовки к вылету. Однажды показал нам свой летный шлем, с которого были срезаны пряжки и вместо них пришиты кнопки.
- С пряжками было красивее, - пожалел кто-то из ребят.
- Да? А сколько времени занимает надевание и закрепление шлема?

- Ну, секунд сорок - пятьдесят…
- Шесть-семь километров! Из-за возни со шлемом вы встретите противника уже над нашими позициями. Хороша красота! А с кнопками можно надеть на бегу.
Мы тотчас переделали свои шлемы.
Сафонов взмывал в небо мгновенно, следом за взвившейся ракетой. Выслушивал вызов по телефону, бросал трубку, хватал очки. И нам не требовалось другого сигнала. К самолету он бежал бегом, на пути его встречал механик и, стараясь не задержать ни на секунду, на ходу пристегивал парашют. Сафонов вскакивал в машину, опробовал мотор, махал рукой - убрать колодки!
В свободное время мы тщательно отрабатывали вылет.
В одной из своих статей в североморской фронтовой газете Сафонов писал:
"Победа в воздухе куется на земле. Я, например, отношу добрую половину сбитых самолетов на счет моего механика Семенова, техника Колпакова и моториста Кривихина. Приготовленный ими к вылету самолет ни разу не отказал мне в воздухе, а все пробоины, так сказать, боевые раны самолета, быстро залечивались. К следующему вылету машина всегда была в полной готовности. Недаром мы зовем их всех нашими телохранителями".
На нашем аэродроме базировался полк английских летчиков, по их наименованию - "крыло".
Англичане дрались смело и дружно. Не раз поднимались в воздух вместе с нами. В порядке взаимной любезности наше командование передало им два истребителя советского производства - И-16 и "Чайку", - а они подарили нам два "Хаукер-харрикейна".

Получив подарок, Сафонов тщательно изучил "харрикейн". Через несколько дней, в ясное морозное утро, сел в его кабину, вырулил на старт. Безукоризненный взлет восхитил английских летчиков, от восторга они принялись оглушительно свистеть и скандировать:
- Сафон, ол райт! Вэри гуд, Сафон!
Сафонов стремительно набрал высоту, "прощупал" машину, затем принялся виртуозно выполнять одну за другой сложнейшие фигуры высшего пилотажа. Англичане и не подозревали, на что способен их "харрикейн". Советский ас творил на чужом самолете такие чудеса, до которых и не додумались хорошо облетавшие его хозяева. Затем Борис Феоктистович спикировал на аэродром, прошел над ним на бреющем полете, взмыл, сделал круг и посадил машину на три точки как раз у знака "Т".

Англичане не дали ему спрыгнуть с плоскости. Подхватили на руки и стали качать.
- Ол райт, Сафон! Вэри гуд, Сафон!
Английское командование от имени короля Великобритании вручило майору Сафонову орден "Авиационный крест". Получили этот крест еще три советских летчика.

ПОСЛЕДНЯЯ АТАКА

Сафонов... Борис... Мой командир, учитель и друг не вернулся с задания. Впервые я узнал об этом в госпитале. Узнал, вскочил с больничной койки, пошатнулся:
- Не может этого быть! Вернется!..
Хмурым утром 30 мая 1942 года к советским берегам приближался караван судов из Америки с ценным военным грузом в трюмах. Вражеские разведчики выследили его в море. С минуты на минуту надо было ждать нападения с воздуха. Моряки запросили помощь.
Прикрыть конвой поручили 2-му гвардейскому Краснознаменному истребительному авиационному полку подполковника Сафонова. Он вылетел сам во главе звена лучших летчиков - Алексея Кухаренко, Павла Орлова, Владимира Покровского.
На бреющем полете над волнами разбушевавшегося моря истребители мчались к каравану. С маршрута повернул домой Кухаренко - что-то случилось с мотором.
Корабли идут тремя рядами в кильватерной колонне. Над ними огневые вспышки зенитных снарядов. Так и есть, на караван напали фашистские самолеты. Сколько их? Орлов насчитал впереди сорок пять "юнкерсов", "хейнкелей" и "мессершмиттов". Другой на месте Сафонова, вероятно, подождал бы подкрепления. Сафонов решил спасти караван. Трое бесстрашных советских летчиков ринулись в атаку...

В неравной схватке Сафонов очутился лицом к лицу с четырьмя фашистами. С ходу сбил "юнкерс" - тот поднял при падении огромный столб воды. Через несколько секунд настиг и зажег торпедоносец "хейнкель". Погнался за третьим...
Последняя переданная на командный пункт радиограмма: "Подбил третьего... Ракета!"
"Ракета" - условный сигнал Сафонова, означавший: "Иду на вынужденную посадку!.."
Из-за облаков на него свалилась стая "мессеров". Бомбардировщики вели огонь снизу, истребители - сверху. Покровский видел, как самолет командира взмыл ввысь, затем... Сафонов встретил смерть лицом к лицу. Его истребитель отвесно врезался в море...
Караван был спасен и пришел в целости в пункт назначения - Мурманск. Пять фашистских самолетов остались на дне северного моря.
Летчики-гвардейцы не хотели верить в гибель своего командира. Его долго ждали, скорее ждали чуда. Но чуда не свершилось...
Борис Феоктистович Сафонов воевал одиннадцать месяцев. Провел тридцать четыре воздушных боя, в которых сбил двадцать пять самолетов лично и четырнадцать в группе. Такого боевого счета в то время не имел ни один из наших воздушных бойцов.
Посмертно ему было второй раз присвоено звание Героя Советского Союза. Это был первый дважды Герой с начала Великой Отечественной войны.
В молодом городе Североморске самый широкий и нарядный проспект называется Сафоновским. Здесь стоит памятник герою. Его именем назван новый поселок на берегу Кольского залива - Сафоново.

Сорокин З.А. Звезды на фюзеляже. - М., ДОСААФ, 1977. с. 3-21.
http://gviap.narod.ru/memories/sorokin.html
http://macbion.narod.ru/war/asses01.htm
http://www.airwargame.com/rus/planes/germany/9/
http://kirey-caustic.livejournal.com/304337.html
http://mikle1.livejournal.com/1284944.html?view=7385168#t7385168
ru.wikipedia.org/.../Messerschmitt_Bf.109
waralbum.ru/926/
kirey-caustic.livejournal.com/304337.html

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив