А вы знаете...

galchische — 02.10.2010 ...что сегодня день улыбки - раз, музыки - два? Мне мои наушники сказали, они знают.
Ну, про то, что если живу, то обычно улыбаюсь - мой ведь праздник, да? - я писала, теперь про музыку хочу.

Начну с того, что у меня ничего нет. Ни слуха, ни голоса, ничегошеньки. Нет, когда я одна или на очень шумном мосту;-), я запеваю громко, невозможно же терпеть, если внутри кто-то сидит, кто не петь не может. Но чтобы в чьем присутствии - ни-ни, проявляю гуманность.

Когда и как появилась музыка в моей жизни, точно не припомню, в Максютово, кажется, было не совсем до нее, хотя там у папы было радио с матерчатым огромным лбом, к которому он прижимался контуженным ухом и слушал наши новости и иногда голос Америки. Ничего не говорил, цокал только время от времени.
По этому же деревенскому радио каждый день передавали спектакли на татарском языке, и мы с мамой их слушали.
Концерты все-таки тоже слушали, я с тех пор помню Ильхама Шакирова, Альфию Авзалову, песни даже некоторые помню, пою сестре иногда в скайпе, она так радуется.
Радио это было очень теплым и уютным, как печка, от него тоже не хотелось отрываться.

Самой популярной передачей зимой очень ранним утром в понедельник был прогноз погоды и сообщение об отмене или неотмене занятий в школе. От этой передачи зависело - ехать нам сегодня в город в школу или можно остаться у печки. Обидно было, если занятия отменялись с минус 30, а температура была всего -29. Голос дикторши в морозы был всегда тревожным, она перечисляла, какие классы могут не ходить сегодня в школу, больше всех везло первоклассникам.
Но если всего -29, то мы все вместе выдвигались на дорогу и старались подоспеть к какому-нибудь автобусу, который возил нефтяников на "куст". Автобус был пазик, теплый, но все равно тоскливый, потому что привозил в комнату, где выше +10 в такие морозы не бывало. Мы, втайне от соседки тети Маруси, включали электроплитку с открытой спиралью, и около нее можно было чуть-чуть согреться.

Там же, в Октябрьском, в нашей коммунальной комнате, у нас был проигрыватель, маленький такой, еле живой, надо было очень постараться, чтобы он работал. Помню, клали на иглу дополнительный груз, важно было очень аккуратно и точно попасть. Откуда взялся этот проигрыватель - не помню, скорее всего, папа опять начудил - купил для старших братьев. У него было три скорости: 33, 45 и 78. Что означали эти числа, я не знаю, но если пластинку, которую надо крутить на 33, ставили на 78 (или наоборот?), было очень смешно. Например, речи Леонида Ильича звучали не на своей скорости молодцевато и задорно. Только за такие концерты могли и заарестовать почти, но мы этого избегли.
А самая первая пластинка, которую купили мои браться, называлась "Этюд для четырех тромбонов". Да, максютовские парни уважали тромбоны, куда деваться.

Я до сих пор помню пластинку со сказками и детскими песенками. Среди трех там была песенка про калоши:

купила мама Леше
отличные калоши
калоши настоящие,
красивые, блестящие
пошел гулять Алеша
в новеньких калошах

Потом Алеша дал поносить калоши кошке и заканчивалась песня грустно:

а он не понимает,
за что его ругают

И сказку одну помню про трех охотников. Детская такая сказка: жили-были три охотника, один пошел охотиться, одетый в..., второй - в...., а третий - в чем мать родила. И так вся сказка: они все что-то делали, одетые в... и третий всегда был одет не как все - франт. Это было моей продленной пыткой: я мучительно пыталась представить, в чем же он мог родиться.

Потом пошли пластинки такие гибкие, голубого цвета, любимая была - Рафаэль. Мы ее заслушали до дыр, икоты и сипа Рафаэля. Испытывали томление, даже и особенно я.
Полонез! полонез же Огинского еще у нас был и тоже был заслушан вдоль и поперек.
Пластинки надо было доставать. Везло, если удавалось купить журнал " Кругозор": в нем всегда были целых две гибкие пластинки. Журнал "Кругозор" стоил чудовищно дорого - пятьдесят копеек (или даже один рубль?!). Мы голодали-то потому, что покупали журнал "Кругозор" вместо еды, я так думаю. Я, правда, когда осталась жить одна с шестого класса, скатилась до пластмассовых зверюшек и красивых канцелярских товаров, как то: блокноты и ручки, но книги и журналы тоже еду отнимали иногда. Так что нечего жаловаться на голодность - мне одной уже вон аж пять рублей выдавали на неделю, просто я перевыполняла план и неделю по покупкам выполняла за два-три дня.

Как-то у подружки - Ирки Галимовой - родители уехали на юг и оставили ее одну. И денег ей оставили на три недели. Угу. Ирка немедленно накупила пластинок, назвала меня к себе, и мы до изнеможения слушали ансамбль "Цветы" и еще какие-то ансамбли, но я точно не помню, какие. У меня тогда не было несчастливых любовей, поэтому я проникалась чистым искусством, без прикладного значения. Но "Звездочку мою ясную" люблю до сих пор. Иркины родители выслали ей с юга еще немножко денег, и мы наслушались очень много музыки.

Когда я училась в девятом классе, уже, кажется, в конце, родители путем каких-то хитроумных разменов-обменов сумели заиметь в городе двухкомнатную квартиру, махонькую, но отдельную! Продали дом в деревне и переехали в город. То-то ж я удивлялась вопросам о том, куда я иду и когда вернусь - очень непривычные для меня были вопросы.

И как-то тоже случились деньги, и мы пошли покупать радиолу. Все вместе пошли, дело было важное. Купили, мама очень волновалась - лишнее ведь это, но и радовалась тоже очень и даже гордилась, я помню.
Радиола - это такое радио, у которого сверху проигрыватель пластинок имелся.
Сижу думаю - откуда же я брала деньги на пластинки? Не помню, но пластинок несколько все-таки было. Беда была в том, что мама с папой по деревенской привычке рано ложились спать, и мне нельзя было слушать ничего громко вечером. Но я слушала тихо, от этого все было не менее душевно.

В девятом же классе я была по уши и выше влюблена ответно в мальчика Лешу, с которым мы ходили на танцы в городской парк. Там играл ансамбль "Вольный ветер", который обзывали сквозняком; они пели песню "А мимо гуси лебеди любовь мою несуууут, пора прибиться к берегу, да волны неее дают". Очень было чудесно танцевать под эту песню, прижавшись к Леше. Правда, Леша был волейболист почти двух метров росту, поэтому я прижималась носом чуть выше, чем к его животу, но...но прижималась же! Про нас говорили: смотрю, Леша идет, подмышкой что-то несет.

Но и в девятом и в десятом классе, как оказалось, меня подстерегал гитарист Гена. У нас в классе был свой ансамбль, в нем играли Ростислав, Гена и Сережа. Еще у нас было тайное сообщество Огалюта Сегеро, что означало союз нерушимый Оли, Гали, Любы, Тани, Сережи, Гены и Ростика. Мы так дружили. Да, это был чистейший образец чистейшей дружбы. Ни одной влюбленной пары, один только влюбленный в меня Гена. Ребята играли, пели, Оля была любимейшим комсоргом класса и красавицей, Люба - гордостью школы и города, Таня писала стихи, я писала юмористические заметки в нашу личную газету - хорошая компания.
Вот из этой компании меня и выстерег гитарист Гена.
Дальше я уж точно шла с музыкой по жизни.

Как-то несколько лет мы жили на Невском проспекте в Ленинграде. Это была квартира, в которую можно было войти из трех разных подъездов, там было четырнадцать комнат и кухня восемь на восемь метров. Соседи постоянные у нас были одни - осетин Казбек с женой Томой-Тамарой, они были заметно старше нас. Тамара играла на аккордеоне и пела. Гена на гитаре и тоже пел. Часто приходили гости самые разные. К Казбеку - врачи-осетины, в костюмах таких приличных, совсем неподходящих к нашей коммуналке. Мы все там перемешались и передружились, сидели, вели непростые беседы, играли в преферанс иногда до утра. Комнаты использовались на всю катушку: в одной мы сушили белье, в другой укладывали гостей, в третьей - и так далее. В одной из комнат находилась кислородная подушка. Среди застолья Казбек иногда говорил: женщина! И мы с Томой шли в комнату с кислородной подушкой и нацеживали из подушки коньяк в бутылку. Коньяк был хороший: миновавший стадию порчения разбавлением или добавлением чего негодного, поэтому даже я могла его выпивать чуть-чуть. Казбеку доставали такой коньяк где-то. Он очень хорошо знал историю вообще и историю своего народа, много нам рассказывал всякого интересного, сверкал глазами и поймал меня однажды в свои объятия, когда я удумала упасть в обморок. Казбеку очень понравилось меня ловить, мне признался потом, но он очень умел уважать чужие границы, поэтому я его совсем не боялась, а только помыкала. Правда, он как-то укорял меня потом за то, что я не умею толком помыкать, не даю мужчине побыть совсем орлом. Но я постаралась и, кажется, сейчас умею.
У Казбека с Тамарой был диван немецкий раскладной каких-то невероятных размеров, в разложенном состоянии диван занимал всю их комнату. И один раз Казбек пришел домой и застал на этом диване, правда, в разных его концах Тамару и какого-то юношу в раздетом состоянии. Казбек не сразу сообразил убить обоих, куда-то вышел, а пока он ходил туда-сюда в парадную дверь, Томара сбежала через черный ход на кухне. Казбек кинулся за ней, но мы его одного не пустили - вдруг потеряется или растеряется, поехали с ним. Он как-то сразу знал, куда поехала Тамара, мы явились туда же встревоженной компанией, я с таким ужасом смотрела на Казбека, что он сказал: только ради тебя. Так я спасла Тамару.
Дальше жизнь опять потекла под аккордеон и иногда гитары - к нам еще приходили музыкальные люди. Вспомнила одну трагическую песню, которую исполняла Тамара:
и девушка из Нагасаки
зарезал девушку из Нагасаки - это не описка, так у Тамары получалось. Лешечка - совсем уже другой Лешечка, тот, который мне теперь пишет в смсках, что я его любимый, светлый человек - просил не перебивать и не исправлять, мы слушали как есть.
Под гитару больше всего, наверное, пели Булата Шалвовича Окуджаву. Да, Жанну Бичевскую еще. И вот еще: давай попробуем вернуууть хоть что-нибудь, хоть что-нибудь.
Ой, еще: к подъезду подкатил кабриолет, Вы были в платье цвета фиолет, в манто и удивительном колье, я к вам спешил, проделав триста лье.

За все год назад отдувалась Нинуська, мой репертуар не сильно изменился, а слова вспомнились сами собой - много же мы пели. Нет, тогда, в Ленинграде на Невском я не пела, я только слушала. Пела потом Мите маленькому, с которым мы из Ленинграда и уехали.

Еще в той замечательной квартире - она располагалась в доме с "Восточными сладостями", на Невском 104 - была история с роялем. Я ее уже где-то вспоминала, пусть сюда, к музыке определится. Гена как-то по случаю купил рояль Беккера за 15 рублей. Он был огромный, его еле-еле втащили на пятый этаж с потолками 3-30 и водрузили на кухне. Кухня почти не уменьшилась, однако. Пригласили настройщика. Пришел очень старенький Арон Израилевич, лев такой седой, посмотрел, постучал и сказал: я ухожу, мне надо идти искать ацидофилин. Искал он его до вечера, а вечером пришел и вынес вердикт: надо заказывать новые колки, все там в плоховатом состоянии. Это уже было не по силам, поэтому рояль был подарен кому-то из филармонии, который жил на восьмом этаже обычного дома и даже в однокомнатной квартире. Как этот рояль туда тащили и пристроили - ох, не знаю я.
Еще у нас там был знакомый директор большой музыкальной школы, мне в нем нравилось очень то, что в туалете у него, как только закрывалась дверь изнутри, включалось маленькое радио с бодрой музыкой. Очень удобное устройство.

В Октябрьском, куда мы с Митей, разведенные с его папой, уехали, мне было не до музыки, я работала и училась, в обеденное время валилась на четыре стула в соседнем кабинете, чтобы поспать хотя бы минут двадцать. И так три года.
Потом мы поехали жить сюда в Карелию, а здесь начались, в основном, пляски совсем невеселые.

Стало помузыкальней, когда Митя вырос. Он подбрасывал мне ненавязчиво диски, я слушала, слушала и теперь вот так и не могу остановиться.
Как-то, когда ему надо было купить подарок ко дню рождения Санейке, он устроился в кафе работать на месяц - петь по заказам клиентов. Работа была тяжелая очень, еще и ночами. Я носила ему еду, и один раз, когда я пришла, он взял и объявил всем, что сейчас споет песню для своей мамы. И спел "Она идет по жизни смеясь". И сказал, что это про меня песня. И мне теперь всегда тепло, когда я слышу ее по радио.
А сейчас из Москвы ехала в купе со Славой Л. - познакомились на ходу - и вспомнила, что Митя как раз в их системе всяких ресторанов-кафе и работал. Слава пригласил меня зайти как-нибудь в кафе "Дежавю". "Дежавю", дежавю, время уходит, память сталкивает.


Сейчас я музыкой занавешиваюсь от мира немножко, чтобы не все слышать, что там говорится, в этом мире.
Обнаружила, что любимая музыка почти вся ирландская: Mike Oldfield, The Cranberries, Blackmore's Night, наше старье люблю.
В кошельке ношу распечатанные слова песни, которую Бьорк поет в "Танцующая в темноте"

I've seen it all, I have seen the trees,
I've seen the willow leaves dancing in the breeze
I've seen a man killed by his best friend,
And lives that were over before they were spent.
I've seen what I was - I know what I'll be
I've seen it all - there is no more to see!

You haven't seen elephants, kings or Peru!
I'm happy to say I had better to do
What about China? Have you seen the Great Wall?
All walls are great, if the roof doesn't fall!
And the man you will marry?
The home you will share?
To be honest, I really don't care...

You've never been to Niagara Falls?
I have seen water, its water, that's all...
The Eiffel Tower, the Empire State?
My pulse was as high on my very first date!
Your grandson's hand as he plays with your hair?
To be honest, I really don't care...

I've seen it all, I've seen the dark
I've seen the brightness in one little spark.
I've seen what I chose and I've seen what I need,
And that is enough, to want more would be greed.
I've seen what I was and I know what I'll be
I've seen it all - there is no more to see!

You've seen it all and all you have seen
You can always review on your own little screen
The light and the dark, the big and the small
Just keep in mind - you need no more at all
You've seen what you were and know what you'll be
You've seen it all - there is no more to see!

Остается еще пять минут сегодняшнего дня, помещаю, не вычитывая, чтобы успеть в сам праздник, так что уж не ругайтесь, кто сумел прочесть.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив