***

В предпоследний год прошлого века зима выдалась очень холодной, я жила тогда на Савеловской в доме, которого больше нет, снесли, чтобы расширить дорогу. Внизу был пивняк Яма и в парадном частенько встречались тамошние клиенты, покинувшие это гнездо разврата, но далеко не ушедшие. Один даже стал мне как родной, потому что я регулярно заставала его на лестнице за разнообразнейшими занятиями -- один раз он блевал, другой раз ссал, потом вмазывался, курил коноплю, и, наконец, пытался совокупиться с какой-то гражданкой. Но это я так, к слову, речь не об этом замечательном человеке.
Так вот, зима была холодной, а парадняк на раёне известный, поэтому ничего удивительного не было в том, что однажды рядом с дверью в мою квартиру решил переночевать бомж. И я, конечно, особой радости по этому поводу не испытывала, но протестовать не чувствовала себя в праве. Потому что с хуя ли мне протестовать, чтобы бездомный спал на лестнице? Как может, так и живет. Но, повторю, было очень холодно, градусов сорок и на лестнице, соответственно, тоже не Сочи. Ноль градусов я думаю, не больше. И он там лежал на ступеньках и типа спал. И я поймала себя на том, что все время думаю про него, дикий же дубак, человек все-таки, не собака, и как-то надо мне уже избавляться от этого бомжа, который повсюду -- и под дверью, и в моей голове. Сделала крепкого черного чаю с лимоном, очень сладкого, налила в литровую банку. Собрала какой-то еды. Надо, думаю, отдать, но чета не по себе мне. Я тогда была наверное нежнее, чем сейчас. Я и теперь-то, если приходится говорить с бомжом, делаю это в духе Ренаты Литвиновой -- Мужчина, мужчина, не могли бы вы не срать на лестнице? А в то время, даже так не умела. Мой тогдашний сожитель был юноша брутальной направленности и, в общем-то, считал, что бомжей жалеть не стоит, и за людей держать тоже не надо. Жесткий был парень, но я в каком-то смысле, жестче, поэтому легко принудила его сопровождать меня на этой благотворительной акции. Двухметровый, с татуировкой на бритом черепе юноша свирепого вида и я, нервно держащая на отлете горячую банку с чаем -- так выглядели добрые самаритяне этой ночью. Вышли мы на лестницу, юноша, легонько пихнул бомжа ботинком в бок и суровым басом сказал -- эй, ты. Вот как нужно разговаривать с бомжами -- подумала я, но так никогда и не применила этого знания в дальнейшем. Бомж очнулся от своего оцепенения и настала моя очередь исполнять. Я пугливо сунула ему банку, а он протянул руки и взял ее. Руки были опухшие и, наверное обмороженные, сизые, он взял эту банку в ладони и сразу же начал пить. Чай был очень горячий, градусов девяносто я думаю. И вот почему я это запомнила (хотя лучше было бы забыть, потому что такого рода истории, если о них хоть сколько-нибудь думать, заставляют только преисполняться отвращением к себе, хотя, казалось бы -- с чего?) -- у меня навсегда, с изумительной отчетливостью запечатлелось в голове, как этот человек протянул руки и взял чай, и начал пить. Подобные движения все видели в фильмах про блокаду, но это актеры, а тут по настоящему. И это было что-то совершенно выходящее за рамки моего опыта, я как-то не думала, что банка горячего чая может.. как сказать?..являться эквивалентом жизни? В общем, это довольно проблематично описать, потому что весь текст основан на одном очень выразительном движении.
Оставили ему еду и ушли домой. Бомж в ту ночь не замерз, и больше не приходил.
Немного разжую содержание, потому что ожидаю непонимания, хотя это и не важно. Это не пост об униженных и оскорбленных, не о жалости. Мне котят например, больше жалко, или собачек. И не о том, что надо помогать ближнему. Хотите -- помогайте, не хотите -- не надо. Это о контрастах все наверное,о том, что узнать, увидеть, почувствовать и понять что-то совершенно новое для тебя можно где угодно, не обязательно ездить за новым опытом в далекие страны. Хотя и не возбраняется, конечно, почему нет.