436, военная - ответы и результаты

А теперь можно обсудить использованные произведения. Все они горячо любимы автором игры, но по-разному. Начнем с двух эпопей, которые, по моему мнению, являются лучшими романами о войне, соответственно, по-русски и по-английски. Это

No. 4, Генерал и его армия и No. 25, Ветры войны. Они отличаются от всех остальных тем, что война там показана не с точки зрения солдат или офицеров, а с точки зрения полководцев. В (4) это генерал Кобрисов (прототип Никандр Чибисов), человек, благодаря которому был форсирован Днепр и взят Киев. Форсирование Днепра было чрезвычайно сложной операцией, и высокое начальство планировало форсировать в наиболее узком месте и близко от города, т.н. Букринский платцдарм. Это оказалось безнадежным делом, и после нескольких тяжелейших ночей он был сдан обратно (друг моего отца получил там Героя, по его собственным словам - за то, что выжил). Идея Чибисова была форсировать гораздо дальше, и в широком месте - но с удобным для развития операции ландшафтом на другой стороне. Чибисов, практически в нарушение приказа, создал там Лютежский плацдарм, откуда и был взят Киев. Однако Сталин счел более правильным приписать славу взятия Киева полководцам украинского происхождения - Хрущеву и др.

А книга No. 25 - это эпохальное произведение, охватывающее и предвоенные, и военные годы, и все театры войн, но центральным эпизодом является подробно и нелицеприятно описанная битва за Мидуэй, тихоокеанский Сталинград, поворотная точка в войне с Японией.

Две книги - просто воспоминания. Воспоминания двух людей с удивительными судьбами. Один - саксонский еврей, ребенок, бежавший от нацистов, спасенный от смерти советским пограничником. Он был полностью счастлив в советском детском доме - пока не попал обратно в лапы к нацистам. Однако, ему удалось выдать себя за прибалтийского немца, и не только спасти свою жизнь, но и попасть в элитарную школу гитлерюгенд. А потом он работал переводчиком в советских оккупационных войсках. А потом с оружием в руках защищал новорожденный Израиль. Другой - тоже еврей, только украинский. Когда Солик учился в гитерюгендовской суворовке, Ион учился в танковом училище - а потом стал танковым асом, известным своей бесшабашной храбростью. Когда пьяный генерал расстрелял его товарища за то, что тот недостаточно быстро дал дорогу его виллису, Ион продемонстрировал свое искусство стрельбы из танковой пушки. По генеральским виллисам.

Как говорил Высоцкий, он не сидел и не воевал. Но писал о тюрьме и о войне, как будто пол-жизни провел в первой, а вторую половину - на второй. «Опоздавший на войну» Визбор тоже представлял себе войну не понаслышке. Но их предтеча Анчаров сам был на войне. И сам был десантником. Одним из тех 3% мальчиков 1923 г. р. , которые дожили до 45-го.

Как дожили Самойлов с Наровчатовым («аукаемся мы с Сережей…»), но не дожили их друзья Павел, Миша, Илья, Борис, Николай - Коган, Кульчицкий, Лапшин, Смоленский, Майоров. Может, и к лучшему, что Павел, Илья, Борис - какими патриотами России они были! - не дожили до борьбы с космополитами и процессом врачей…

Как дожили Самойлов и даже (еле-еле) Гудзенко, предсказавший свою скорую смерть («мы не от старости умрем, от старых ран умрем…»).

Военные песни… пели их русские, пели и немцы, пели и американцы. Пели и другие русские - единственная переводная песня, попавшая в сборник песен Русской Освободительной Армии Власова - Лили Марлен. Пели ее и по нашу сторону, только с переделанными, антигитлеровскими словами. Геббельс пытался запретить ее. Лале Андерсен было запрещено выступать 9 месяцев, и за «Лили Марлен», и за ее многочисленные связи с еврейскими музыкальными деятелями. Поняв, что песню задушить нельзя, ее решили отлакировать в более подходящую форму. Немного изменить слова, дать более маршевую мелодию. Но первая и вторая любовь Ганса Ляйпа, Лили и Марлен, остались навсегда стоять, в одном лице, под фонарем именно под музыку Шульца. Vor der Kaserne, By the barrack gate,  La vieille lanterne, У больших ворот…

А 12 - это история бомбардировщика, вылетевшего из Америки на молитве и на одном крыле, и прилетевшего в Россию на честном слове и тоже на одном крыле в ансамбль Утесова - не совершив, в отличие от Лили Марлен, посадок в других странах.

Назовем теперь Симонова и Межирова. Симонов, как и Самойлов, поэт безоговорочно талантливый. А вот Гудзенко, Межиров, Наровчатов, Орлов и многие другие военные поэты обладали определенным, но небольшим талантом. Но настолько велика была их военная боль, что в лучших своих стихах, как те, что использованы здесь, они поднялись до истинной гениальности. Дактиль «Воспоминания о пехоте» является, ИМХО, одним из технически наилучших образцов русского стихосложения, а образность «я сплю, положив под голову Синявинские болота, а ноги мои упираются в Ладогу и в Неву» просто непревзойденная.

Война - это не только, как нам неустанно повторяли, «тяжелая работа». Это еще и любовь. Васильев, Окуджава, Быков - это именно любовь. Любовь и война. Война и молодость. Молодость и смерть. Ни первая, ни вторая не знают ни границ, ни национальностей. Русский, грузин, белорус - и из героини: еврейка, итальянка, и неизвестной нации Мария. И Коля Плужников, последними словами которого были «Я - русский солдат». Написанные тем самым Борисом Васильевым, который в те времена, когда слово еврей было почти неприличным, отчаянно, демонстративно, вставлял во все свои произведения евреев - Мирру, Соню, Артема Шефера.

Любовь на фронте и любовь в концлагере - я говорю о “Ничья длится мгновение”. Ицхак Меер, спасенный от Холокоста литовскими крестьянами, не знавший идиша и писавший по-литовски, создал изумительную по душевной боли историю любви, отразившей, как в зеркале, одно из самых лирических произведений Шолом Алейхема (которого Мерас читал в переводе), “Песнь Песней” (которое само по себе пронизано аллюзиями на книгу Библии). И он тоже в конце концов оказался в Израиле, где много лет был председателем Союза русскоязычных писателей - при том, что никогда не писал ни по-русски, ни по-еврейски.

Нельзя сказать, что мы мало знали о ВМВ за пределами Восточного фронта. Мы о ней вообще ничего не знали. Не знали о страшном марше британских женщин в Малайзии. О невероятном мужестве австралийских мальчишек-новобранцев, остановивших в джунглях Новой Гвинеи элитные японские войска и предотвратившие высадку японцев в Австралии. О баатанском марше смерти. О двух эскадрильях торпедных лётчиках в Мидуэе,  погибших все до одного (двое, кажется, спаслись), но обеспечивших победу и поворот войны с Японией. Именно поэтому надо читать такие книги, как Ветры войны или как (пусть даже посредственно написанный) Город как Элис. Чтоб видеть Войну как мировой феномен, так, как ее следует видеть три поколения спустя.

Что у меня осталось? Ремарк и Шоу. Хотя одна написана немцем с точки зрения немца, убитого, по сути, не советскими партизанами, а “коврогрызом” Гитлером, а другая американским евреем, о двух американцах разного социального, этнического и религиозного происхождения, и об австрийце, который, в отличие от Гребера, с самого начала принял, хотя и с некоторыми сомнениями, нацизм. Объединяет их то, что в обоих случаях мы видим войны глазами “других” (ср. “Жизнь других”).

Особым пунктом - Бен Элтон. “В тот самый день, 24 февраля 1920 года, когда родились братья Штенгели, в сотнях километрах от Берлина, в мюнхенской пивной «Хофбройхаус», на свет появился еще один младенец” - нацистская партия. Не буду вам рассказывать, что стало с тремя новорожденными. Без спойлера это не возможно. Скажу лишь, что в биографии самого Элтона был такой факт: один его дядя всю войну прослужил в Вермахте, другой - в британской армии. В 1944 г они даже воевали друг против друга на одном участке фронта...

И, наконец, никакая подборка не была бы полноценной без хорошего военного юмора. Добро пожаловать, наследники Швейка, Войнович и незабываемый Хеллер! И не забудьте пригласить к столу Эфраима Севелу, хотя у него, в доброй традиции Шолом Алейхема и Мойхер-Сфорима, смех всегда пополам со слезами…

Ба, да я же забыл про Ганса Фалладу. Фалладу, которого обвиняли в коллаборационизме, и не без оснований. Надо же было как-то пережить эти годы. И когда после войны к нему в руки попал файл гестапо на Отто и Элизу Хампель, гильотинированных в Берлине в 1942 г, после двух лет распространения самодельных открыток, он ухватился за шанс оправдать себя, и написал книгу «Каждый умирает за себя одного», неправильно переведенную как «Каждый умирает в одиночку». Посредственно написал. Не Томас Манн и даже не Фейхтвангер. Но история Хампелей замечательна.

.