215 лет Николаю Гоголю

maysuryan — 01.04.2024
Николай Долгоруков (1902—1980). «Чуден Днепр при тихой погоде». Советский военный плакат со словами Н.В. Гоголя. 1943

1 апреля — день рождения Николая Васильевича Гоголя (1809—1852).
Не все, даже читавшие повести гоголевского «Миргорода», отдают себе отчёт, что в них, при всей их разнородности, есть некая общая стержневая тема, соединяющая их в единое целое. Хотя, казалось бы, что может быть общего между воинственным, неукротимым Тарасом Бульбой и мирнейшими, уютнейшими старосветскими помещиками Афанасием Ивановичем и Пульхерией Ивановной? Но что там общего, об этом я напишу ниже, а пока расскажу один эпизод из личной биографии, связанный с «Миргородом».
Дело было вот как: я учился в четвёртом или пятом классе средней школы — уже не помню, в каком именно классе мы проходили «Тараса Бульбу», но он был включён в школьную хрестоматию, сборник для чтения, в сокращённом (так называемом «адаптированном») варианте. Однако я произведения Гоголя читал ещё до этого, начиная с его сказочных повестей, читал и «Тараса Бульбу» по синему многотомнику собрания сочинений, выпущенному в 1950-е годы. И должен прямо сказать, что сам Бульба мне по этому полному тексту тогда сильно не понравился.


Собрание сочинений Гоголя 1950-х годов, по которому я знакомился с его произведениями. Надо заметить, что кроме пользы, оно принесло мне и некоторый вред: например, я долго оставался в убеждении, что слово «прийти» правильно пишется как «придти», как писали в начале 1950-х. А к 1970-м годам это было уже не так

И что все находили в этом абсолютно безжалостном головорезе, я искренне не понимал. Няня моего брата Кости, Анна Михайловна, в своей комнате имела игрушечную фигурку Тараса Бульбы. Вот примерно такую:



Даже точно такую, только немного иной расцветки, вместо красного цвета шаровар там был синий. Это была полая изнутри пластмассовая шкатулка, верхняя часть туловища снималась, вот так:



И туда можно было что-нибудь положить — например, сухой чай или кнопки-скрепки и письменные принадлежности. Анна Михайловна питала к Тарасу Бульбе нежную привязанность. Она была украинкой, возможно, дело объяснялось этим. Я спрашивал:
— А отчего он погиб?
— За люлькой (трубкой) своей вернулся на поле боя, — в голосе её звучали слёзы, — вернулся и попал в руки врагов.
Но я этой нежной симпатии в те годы разделить никак не мог. Наоборот, подвиги Тараса, описанные Гоголем, вызвали у меня не самые приязненные чувства к этому персонажу. Но сказать так открыто на уроке было невозможно, поскольку Тарас числился в положительных персонажах, и его следовало хвалить. То есть сказать-то было можно, но на школьника в этом случае мгновенно обрушилась бы учительница со всей своей литературной и исторической эрудицией и апломбом... а разве я мог с ней спорить по всем этим вопросам наравне? Конечно, нет. Пришлось бы поддакивать или молчать, и в итоге оказаться в проигрыше. Но... но был другой способ выразить своё отношение и при этом не выставить себя в глупом свете. Способ такой: не ругать, а наоборот, пылко расхваливать до небес такого малоприятного персонажа, причём особенно превозносить его самые нелепые, отталкивающие и сомнительные поступки. И тут уже поддакивать поневоле пришлось бы учительнице, под смешки всего класса... пока хватило бы её терпения.
И вот, как назло, меня вызвали отвечать именно по «Тарасу Бульбе». Вела урок учительница русского языка и литературы Наталья Вадимовна — не «Владимировна», как мы норовили её называть по более привычному имени, а именно Вадимовна, как она подчеркнула при первом знакомстве с классом. Довольно строгая, собранная, пунктуальная, любившая читать детям нотации. Помню, как-то раз я опоздал на её урок минут на десять, она долго держала меня за дверью, не разрешая войти в класс, а когда я пытался было оправдаться, начиная говорить «но я...», строго перебивала:
— Что это вы всё о себе да о себе?! Я, я! Это у вас какая-то центропупия! Подумайте о классе, у которого вы отняли столько времени!..
Ну вот, эта самая учительница вызвала меня к доске и задала вопрос о том, каковы были положительные качества казаков на примере Тараса Бульбы. Что ж, положительные так положительные... Изобразив на лице и в голосе необыкновенное воодушевление, я стал рассказывать, как суров и непримирим был отважный Тарас к разной нечисти, и как никому из врагов не давал никакого спуска и пощады. «Ничего не жалейте!» — храбро повторял он. И довольно близко к тексту повести пересказал, как не уважили казаки белогрудых, светлоликих девиц: даже у алтарей не могли эти девицы найти спасения; зажигал их Тарас вместе с алтарями, и горели они ясным пламенем, только белоснежные руки этих девиц вздымались из огня к небесам с рыданиями и криками. Но не внимали ничему суровые казаки и, поднимая копьями с улиц младенцев их, кидали к ним же в пламя. И с такой замечательной отвагой и беспощадностью Тарас действовал в каждом селении!
Учительница морщилась, но терпела.
— Такова была их замечательная суровость и твёрдость, — говорил я с восхищением, — что даже беременным женщинам они не стеснялись животы вспарывать!
(Про беременных женщин это я уже от себя придумал, для красоты, но учительница не заметила).
— Да, — согласилась она с натянутой улыбкой, — и повторяли при этом: «Это вам, вражьи ляхи, поминки по Остапе!»
— А ещё из положительных качеств казакам были свойственны справедливость, великодушие, — продолжал я. — Вот, например, как они били ж*дов...
Кто такие «ж*ды» я, честно говоря, понятия не имел тогда, в десять-одиннадцать лет. По повести выходило, что это какие-то не очень хорошие люди, но у меня осталось чёткое впечатление, что поступил с ними Тарас не слишком хорошо и благородно. Поэтому этот его героический поступок — потопление всех «ж*дов» в Днепре — вполне подходил, чтобы расхвалить его на уроке в следующую очередь и выставить Тараса не в лучшем свете.
Но тут терпение учительницы кончилось.
— Э-э, нет, — вздрогнула она при слове «ж*ды». Она неожиданно рассердилась и насупила брови. — Это не надо! И откуда вы это взяли? Ведь в книжке для чтения этого нет!
Действительно, в книжке для чтения все острые места вроде сожжения живьём белогрудых девиц, накалывания младенцев на копья и потопления «ж*дов» в Днепре, были из повести выкинуты.
— А я читал по собранию сочинений Гоголя!
Выговаривать меня за то, что я проявил примерное прилежание и читал повесть по оригинальному тексту, а не сокращённому, учительница, конечно, не могла, поэтому просто хмуро отправила меня на своё место. Уже не помню, поставила ли она мне оценку за этот ответ, но если и поставила, то не ниже четвёрки — незаслуженно низкую оценку за столь подробный ответ я бы, конечно, запомнил...

Но возвращаясь к стержневой идее «Миргорода» — какова она? Как ни странно, это идея войны.
Николай Васильевич в серии повестей описал развитие военного сословия — от головореза Тараса Бульбы с сыновьями, которые «все погибли на войне», включая даже сына-предателя, до мирнейших старосветских помещиков.
Последние — это крайняя ступень развития военного сословия, перед его естественным угасанием, а тема войны в этой повести освещена так:

«Афанасий Иванович часто говорил, как будто не глядя на Пульхерию Ивановну:
— Я сам думаю пойти на войну; почему ж я не могу идти на войну?
— Вот уже и пошел! — прерывала Пульхерия Ивановна. — Вы не верьте ему, — говорила она, обращаясь к гостю. — Где уже ему, старому, идти на войну! Его первый солдат застрелит! Ей-Богу, застрелит! Вот так-таки прицелится и застрелит.
— Что ж, — говорил Афанасий Иванович, — и я его застрелю.
— Вот слушайте только, что он говорит! — подхватывала Пульхерия Ивановна, — куда ему идти на войну! И пистоли его давно уже заржавели и лежат в коморе. Если б вы их видели: там такие, что, прежде ещё нежели выстрелят, разорвёт их порохом. И руки себе поотобьёт, и лицо искалечит, и навеки несчастным останется!
— Что ж, — говорил Афанасий Иванович, — я куплю себе новое вооружение. Я возьму саблю или козацкую пику.
— Это всё выдумки. Так вот вдруг придёт в голову, и начнет рассказывать, — подхватывала Пульхерия Ивановна с досадою. — Я и знаю, что он шутит, а всё-таки неприятно слушать. Вот эдакое он всегда говорит, иной раз слушаешь, слушаешь, да и страшно станет.
Но Афанасий Иванович, довольный тем, что несколько напугал Пульхерию Ивановну, смеялся, сидя согнувшись на своем стуле».

Вот и вся их война. И ясно, что «козацкая пика», под стать воинственному Тарасу, упомянута именно для того, чтобы подчеркнуть этот контраст. И если барские привилегии, которые даются таким военным, как Тарас, можно объяснить их военной службой, то из чего проистекают барские привилегии Афанасия Петровича и Пульхерии Ивановны? Ни из чего. И вполне естественно, что народ их в следующий час истории отменяет... Впрочем, это уже, как говорится, совсем другая история...

А пока — с днём рождения, Николай Васильевич!


Об этом портрете Н.В. Гоголя работы Фёдора Моллера С.Т. Аксаков ещё при жизни Гоголя сказал: «Таким бывает Гоголь в счастливые минуты творчества».

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив