Эвакуационный кошмар 1941 года

Как ни стараются заглушить правду о начале войны наши официальные политики и пропагандисты, она медленно, но верно доходит до миллионов людей. Например, всего год назад режиссер-документалист Алексей Пивоваров в фильме «Крепостные герои» о версии Виктора Суворова говорил буквально следующее: «Собирался ли Сталин напасть сам – вопрос открытый». Последний же фильм почти полностью построен на диалоге между «консервативным резунистом» Мельтюховым и «радикальным резунистом» Солониным. И показан фильм в аккурат перед 70-летием событий начала войны. Правда, транслировали его не по первой и по второй кнопке телевизора. А от греха подальше по каналу НТВ.
Среди разных сторон войны 1941–1945 годов есть еще немало довольно темных, которые до сих пор ускользают от внимания как историков-«традиционалистов», так и их противников. Одна из них – эвакуация промышленности и населения в 1941 году. С информацией о ней – все как обычно для того периода. С одной стороны, за десятилетия написаны гигабайты информации, есть даже труды типа вышедшего в 1966-м «Эшелоны идут на Восток». С другой – в этих самых трудах в беспорядочном нагромождении цифр, дат и сделанных на их основе выводов о «беспримерном героизме» не раскрывается, а только скрывается общая картина явления. Я могу назвать только одну обобщающую работу, где грамотно рассматривается процесс эвакуации как таковой. Это – статья Георгия Куманева «Война и эвакуация в 1941–1942 годы» в 6-м номере журнала «Новая и новейшая история» за 2006 год. По-видимому, гораздо интереснее и авторам писать, и читателям читать о событиях на фронте и даже о выпуске военной продукции в тылу. К тому же, при рассмотрении всякого рода «побочных явлений войны» типа той же эвакуации неизбежно возникают «неудобные вопросы», напрямую ведущие к «неудобным выводам».
1. Подготовка
Если говорить о довоенной (не только перед Второй мировой войной, но даже перед 22 июня 1941 г.) подготовке к эвакуации, то общий вывод: практически никакой подготовки не было. Слово Куманеву: «каких-либо заблаговременно подготовленных эвакуационных планов фактически не существовало, хотя перед войной некоторая работа в этом направлении проводилась… Помимо этого не были заранее созданы и органы, призванные непосредственно руководить перебазированием производительных сил страны. Все это пришлось решать уже в ходе начавшейся войны, зачастую в спешке, а порой и без учета конкретной обстановки, что не могло не иметь отрицательных последствий».
Причиной этого явления Георгий Александрович привычно считает пресловутую внезапность гитлеровского нападения. Но мы же знаем, что, например, на мобилизацию вооруженных сил эта самая внезапность почти совершенно не распространялась: чуть ли не с первого часа «внезапной» войны все военкоматы страны заработали как часы в соответствии с заранее разработанным мобпланом. Просто мобилизация нужна при любой войне, а эвакуация – только при той, в которой враг реально угрожает населению и производственным мощностям.
Говоря о «некоторой работе» советских ведомств, Куманев упоминает о комиссии Моссвовета по эвакуации из Москвы, созданную в конце апреля 1941 г. 3 июня эта комиссия положила на стол Сталину проект постановления Совнаркома «О частичной эвакуации населения г. Москвы в военное время». Как это обычно случалось с подобными «бумажками», резолюция вождя была однозначной: «Ваше предложение о „частичной” эвакуации населения Москвы в „военное время” считаю несвоевременным. Комиссию по эвакуации прошу ликвидировать, а разговоры об эвакуации прекратить».
И вот грянуло 22 июня. Тогдашний замнаркома путей сообщения Н. Ф. Дубровин вспоминает: «…необходимого опыта планирования и проведения столь экстренного перемещения производительных сил из западных районов страны на восток у нас не было. Помню, как по заданию директивных органов мы специально разыскивали в архивах и библиотеках Москвы, в том числе в Государственной библиотеке им. В. И. Ленина, хотя бы отрывочные сведения об эвакуации во время первой мировой войны, но найти почти ничего не удалось. Опыт приобретался в ходе военных действий».
Результат такой «подготовки» – то, что ни одну дату лета–осени 1941 года нельзя приводить без наречия «только». Только к концу второго дня войны, в 22 часа 23 июня 1941 г., Наркомат путей сообщения выпустил первый приказ об эвакуации. Только на третий день войны, 24 июня, была создана структура, занимающаяся эвакуацией – «Совет по эвакуации» во главе с Лазарем Кагановичем (вскоре его на этом посту заменил Николай Шверник). Только 27 июня вышло в свет первая инструкция – постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР «О порядке вывоза и размещения людских контингентов». Только 29 июня была написана директива Совнаркома и ЦК ВКП(б), где призывалось «угонять подвижной железнодорожный состав, не оставлять врагу ни одного паровоза, ни одного вагона, не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего».
Только в июле был разработан первый план вывоза населения, промышленности и ресурсов из прифронтовой зоны. И только в августе 1941 года произошла «организационная перестройка тыла Красной Армии», в результате которой эвакуация приобрела более-менее организованный характер. Хотя, как мы увидим, эта самая организация была больше теоретической, чем практической
2. Запад
Как мы помним, в первые дни войны Красная Армия была парализована противоречивыми директивами типа «на провокации не поддаваться», «обрушиться всей мощью на противника», «в кратчайшие сроки» занять такие-то пункты на территории противника. Не лучше было и с работой тыла в плане рассматриваемой темы: как вспоминает генерал-лейтенант Ковалев, «вопросы эвакуации населения, воинского имущества, промышленного оборудования и других народнохозяйственных ценностей в значительной мере приходилось решать военному командованию, партийным и советским органам по собственному усмотрению». А те толком не знали, что им делать: то ли спасать все что можно, то ли «не сеять паникерские настроения». Результат обычно резюмируется фразой «значительные потери», причем относится это ко всем приграничным районам страны. Даже к тем, где немцы начали наступать поздно или продвигались медленно.
После того, как стало окончательно ясно, что враг собирается не отступать на Запад, а наступать на Восток, намного лучше не стало. В то время командование Красной Армии посылало массы плохо вооруженных солдат в неорганизованные контратаки, надеясь, что очередная из них перейдет в «решительное контрнаступление по всему фронту». На то же надеялись и тылы. Например, к Запорожью враг подошел 18 августа, а первый эшелон из города ушел только 20-го числа. Эвакуация главных предприятий из Макеевки началась только за 5 дней до взятия города немцами, Мариуполя – за 2 дня.
В то же время, полно примеров прямо противоположного свойства. Например, еще 27 июня были приняты решения «О вывозе из Ленинграда ценностей и картин ленинградского Эрмитажа, Русского и других музеев» и «О вывозе из Москвы государственных запасов драгоценных металлов, драгоценных камней, алмазного фонда СССР и ценностей Оружейной палаты Кремля». В целом массовая эвакуация из Ленинграда и Москвы началась соответственно 11 июля и 15 октября – задолго до подхода врага. Было вывезено много промышленного оборудования из таких городов, как Липецк и Рыбинск – к ним враг не подступился ни осенью 1941 г., ни когда-либо позже. А нефтяные промыслы Майкопа и Грозного начали перебазироваться в район Баку еще 28 октября 1941-го.
Если примеры в двух последних абзацах говорят об «эффективности» и «планомерности», то…
Во всех воспоминаниях об организации эвакуации из прифронтовых районов говорится о нехватке трех вещей: людей на погрузке, погрузочной техники и транспорта. Хотя причину всего этого принято находить во «внезапности и вероломстве врага», это все же говорит об общей неорганизованности властей и их неспособности к трудовой мобилизации населения.
Например, в работе «Советский тыл в первый период Великой Отечественной войны» (1988) даются две цифры, относящиеся к периоду с 22 июня по 31 декабря 1941 г.: в воинских перевозках участвовало 2,4 млн. вагонов, а в эвакоперевозках – 1,5 млн. Т.е. несмотря на многочисленные приказы с запретами «гонять вагоны порожняком», из 8-ми вагонов, которые шли с Востока на Запад, назад возвращалось 5. Даже с учетом того, что много чего досталось врагу, этого маловато: ведь в западных районах страны к началу войны тоже имелся подвижной состав.
3. Запад–Восток
После того, как люди и оборудование было погружено в вагоны и на суда, необходимо было их доставить на новое место в целости и сохранности. И тут – еще одно «только»: 7 июля хозяйственные органы нашей страны приняло решение о создании специальных эвакуационных пунктов. Их цель – организация питания и медицинского обслуживания людей в эшелонах, двигающихся на Восток. Надо полагать, до этого массы людей, двигающихся в соответствии с «планами партии и правительства» в глубокий тыл, были предоставлены сами себе. А после?
В сборнике «Эшелоны идут на Восток» приводится пример одной «нерациональной перевозки»: один из поездов с оборудованием из Витебска был направлен в Горький, затем ушел в Тамбов, потом в Саратов. Там это представлено как исключительный случай. Но в то же время во многих воспоминаниях мы можем увидеть картину того, как долгие недели и месяцы (!) поезда в направлении, о котором ничего не знали ехавшие в них люди. И не только куда-нибудь в Среднюю Азию или Восточную Сибирь, но даже в Поволжье. 18 ноября Наркомат путей сообщения принял даже специальное постановление об ускорении продвижения эшелонов с эвакуированными рабочими, служащими и колхозниками. Было уже поздно: большинство эвакуированных грузов выгружалось на снег, оборудование монтировалось в мороз.
Зачастую в воспоминаниях эвакуируемых можно встретить и фразы типа «В Курске нас покормили обедом». Надо ли говорить о непроизвольных «фигурах умолчания» в подобных текстах?
4. Восток
Еще одно обобщение от Куманева: «Новые места размещения многих предприятий первоначально устанавливались самими наркоматами. Они нередко планировали или чрезмерно дальнюю переброску некоторых грузов (в Сибирь и даже на Дальний Восток), или, как уже нами отмечалось, в районы ближайшего тыла, которые вскоре сами становились зоной боевых действий. Бывали случаи, когда вместе с эвакогрузами в глубокий тыл без всякой надобности отправлялись вагоны с боеприпасами и вооружением, предназначенные для действующей армии».
Вопрос: когда появился мало-мальский порядок в размещении людей и производственных мощностей на новых территориях? Здесь – еще одно «только»: 29 октября 1941 г. вышло постановление Совнаркома «О графике восстановления заводов, эвакуированных на Волгу, Урал, в Сибирь, Среднюю Азию и Казахстан».
Кошмар, вкратце описанный в предыдущих главах, не заканчивался по прибытии эвакуированного населения на место. Чаще всего на месте заранее ничего подготовлено не было – ни жилых, ни производственных площадей. Народ кое-как впихивался в квартиры к местному населению, оборудование разгружалось на грунт и зачастую устанавливалось под открытым небом, без заводских стен и крыш. Преодолевающий все возможные трудности «массовый героизм тружеников тыла» в позднюю осень 1941 и зиму 1941–1942 гг. – одна из основных тем даже советской литературы о войне.
5. Итоги
Во многих советских источниках как предмет национальной гордости приводится цифра: в 1941 году по железным дорогам в глубокий тыл было вывезено 2593 промышленных предприятия. В тех же самых книгах часто дается еще одна цифра: на оккупированных территориях до войны оказалось 31850 крупных и малых предприятий. Т.е. железными дорогами было вывезено только 8 % производственных мощностей. Насколько я понимаю, это верно по крайней мере на уровне порядка: во-первых, железные дороги взяли на себя львиную долю перевозок, во-вторых, оборудование вывозилось не только с тех территорий, которые были оккупированы.
Историку Куманеву, впервые сопоставившему оба натуральных числа, ничего не осталось, как удивиться: если бы это было правдой, то «никакой бы военной перестройки советской экономики не получилось, и война оказалась бы Советским Союзом проигранной». И ответ он ищет в том, что якобы большая часть грузов шла в тыл без документов.
Даже если так, то это говорит о том, что хваленая плановость советской экономики не выдержала тех испытаний, для которых вроде бы была предназначена. Картина эвакуации, которую можно восстановить по сохранившимся документам – это картина почти полной анархии и неорганизованности. И только накопленные предвоенные запасы, помощь союзников и почти неисчерпаемые собственные ресурсы страны (и отсутствие всего этого у противника) позволили организовать снабжение армии, которая одержала победу во Второй мировой войне. Да, и массовый героизм здесь тоже имел место.
Первый командир моего отца – моряк, прошедший всю войну – говорил: «В моем соединении нет места героизму. Потому что любой акт героизма – это следствие чьего-либо головотяпства». В последней фразе сконцентрирована вся история Великой Отечественной войны, ее фронта и тыла.
|
</> |