Зелёные человеки
sova_dm — 14.02.2015 Сегодня зацепился за информацию о том, что 14 февраля 1994 года исполнили Чикатило. Посмотрел имеющиеся публикации по делу – да, действительно, 21 год уже маются ошмётки бухгалтерской душеньки вНу, пользуясь поводом, сразу тут как тут пришло воспоминание. Сегодня - о СК в моей жизни.
Мне повезло. Начал учиться своей профессии в вузе и буквально через немного попал по ней работать, реально и на полную катушку, причём (это называлось для непобитого ещё романтика трепетно – служить). Ничего удивительного: в молодой России начала 90-х такое было возможно - массовый исход советских кадров, обиженных 91-м, негласная люстрация тоже была, хоть об этом и не принято до сих пор.
Молодому восхищённому трудоголику - кто не рад? Это я потом понял, что подуставшие старшие товарищи с удовольствием наваливали на меня то, от чего мог бы законно отказаться и даже послать - пусть сами ковыряют свои завалы. Но как же - всё так
Наша контора делила одно здание с облсудом и прокуратурой области. Общим с судом был и подвал, в том числе – архивные угодья, где правил дядя Миша, офицер ВДВ на пенсии.
Вот у него любил я просиживать. Во-первых – чай и курить можно! Во-вторых – приходилось много копать в личных делах и архивных номенклатурах (шла большая ревизия документов последних дней Империи). Но главное: мне дозволялось подержать и полистать старые дела облсуда - для обретения опыта, мол. А что самое интересное для растущего организма юного борца со всем и всяческим?
«Расстрельные» дела – это вам не Жюль с Майном и Дюмой, это даже круче популярных журналов начала 90-х. Слова «драйв» и «адреналин» тогда были где-то далеко, но перелистывание этих страниц потряхивало мозг от кончиков пальцев и назад.
Любое уголовное дело подшивается на финише страничками приговора в окончательном виде (с обжалованиями и решениями) и справкой об обращении к исполнению. В деле категории «СК» - особый финальный лист, экспедиционный.
Экспедиционный лист – это реальный и необратимый финал чьей-то чёрной судьбинушки. Акт о передаче в руки, которые уже ничего не решают и мольбам не внемлют, делают молча. Второй его экземпляр будет уже титульным в литерном деле, которое заведут в пункте исполнения. Уголовное дело – толстое и многотомное, литерное – тоненькое (не видел, но знаю). Вот так всё просто.
А ещё – в другом конце подвала была конвойка. Сейфовые двери, за десять метров до которых была решётка из арматуры. И вечно хмурый сержант (они менялись, конечно), который даже от хозяина подвала не вправе был принять кружку незабываемого чая дядьмишиного.
Два раза в неделю в конвойку на весь день привозили постояльцев. Суд областной, стало быть - дела соответствующие. Потому, видел я и «зелёных», уже не на бумаге.
Когда ИХ водили из конвойки в залы на второй этаж и назад, движение в здании цепенело, от слова «оцепление». Минут по десять и много больше я на совершенно законных основаниях не мог подняться на свой четвёртый (если что – конвой шёл. Аааа…)
Конвой с «калашами» наизготовку и бесцветными отрешёнными лицами, на которых были видны только глаза-прицелы, влево-вправо (а ведь тогда ещё срочники водили). Собаки. В основном – немки и восточные европейки, реже – непривычные тогда ещё ротвейлеры. Хмурые, взгляд – блуждающий, с безразличием к тебе. Не помню, чтоб они когда-нибудь издавали звуки. кроме дыхания, которое как-то неуютнее лая.
Коридоры и лестницы затихали.
И подконвойные. Измождённая женщина с прикушенной губой (три дитёнка, двое – кровинушки свои). Шесть мальчиков – девять трупов («Девчёнки, дождитесь нас, мы недолго!») И ещё всякие-всякие. Так быстро стало обыденностью. Раздражало – ни спуститься, ни подняться молодому энергичному.
А один раз стал заинтересованным зевакой.
Специально ходил смотреть, как конвой с ротвейлерами выводит с приговора Малахова. Тогда ещё не было известно, что он - один из команды последних «зелёных», которых исполнят буквально перед объявлением российского моратория на СК.
Ничё так человек – как человек, не особо приметный.
Просто зарезал известную в городе женщину-гинеколога (хорошая знакомая супруги моей) после романтического распития бутылки вина.
Подумал – да и зарезал её спящую малолетнюю дочку.
Подумал – да и забрал из квартиры телевизор.
Провели прямо рядом со мной, никакого глубинного взгляда, как любят писать, не было. Просто усталость от двухдневного заунывного чтения приговора и желание покушать макаронов.
Супруге так и не рассказал, что ходил посмотреть на него.
А его увезли в Новочеркасск.
|
</> |