Зайсанский пост: Основание

По возвращении с китайской границы я поспешил закончить проект организации управления киргизами вновь присоединенного к владениям России Зайсанского края. Прежде всего было необходимо упрочить нашу власть во вновь присоединенном крае, распространить в нем русскую народность и развить материальное благосостояние в среде туземного кочевого населения. Для осуществления этой цели и исходя из того основания, что русский народ должен находиться на окраинах государства и, наконец, ввиду тогдашнего тревожного положения дел в сопредельных провинциях Западного Китая, необходимо было также оградить пограничный край от враждебных покушений со стороны китайских инородцев и для этого озаботиться выбором близ границы такого опорного пункта, который мог бы служить средоточием всего управления Зайсанским краем и сборным местом для войск, охраняющих границу, а также и основанием русского заселения на этой окраине империи.

Для объяснения побудительных причин и тех соображений, которые послужили мне руководящими основаниями при выборе места для передового укрепленного поста и казачьей при нем станицы, необходимо предварительно сделать краткий топографический очерк приграничной местности на северо-восточной окраине Киргизской степи, сопредельной с Западным Китаем.

Северо-восточная часть Киргизской степи, ограниченная с севера р. Нарымом и верхним течением р. Бухтармы, с запада р. Иртышом и р. Чоргой, а с юга хребтом Тарбагатайским — известна под общим именем Зайсанского края. Озеро Зайсан и его восточный приток Черный, или Верхний Иртыш разделяют эту страну на две части, из которых северная, перерезываемая посредине р. Курчумом, называется также Курчумским краем. Река Черный Иртыш протекает по широкой долине, замыкаемой с обеих сторон высокими горными хребтами, покрытыми вечным снегом. Один из этих хребтов, северный, известен под именем Большого Алтая и составляет естественный рубеж между нашими и китайскими владениями. От горной группы Денчек на западной оконечности Большого Алтая отделяются от него две отрасли, из коих одна тянется между р. Курчумом и Нарымом и известна под именем Нарымских гор, или белков. Другая же отрасль, составляющая водораздел между р. Курчумом и альпийским озером Марка-куль, называется Курчумскими горами. Они направляются к юго-западу под местными названиями: Сары-тау, Долон-кара и Аркаул, постепенно сливаясь с Зайсанскою равниною. На юге долина р. Черного Иртыша замыкается снежным хребтом Мус-тау (Ледяные горы). Вступая в наши пределы, хребет Мус-тау оканчивается на севере крутым каменистым уступом, известным под именем гор Сайкан, а на западе лесистым хребтом Саур-тау. Хребет Саур-тау связывается с близлежащими горами Манрак посредством небольшого волнистого кряжа Кичкин-тау (Малые горы). На юго-западе от Мус-тау находятся горы Сары-тумсук и Кочжур. С последних берут начало реки Чоган-обо и Эмиль. Река Канды-су имеет начало в огромном сазе (болото, образуемое подземными ключами) Кизыль-Чиликты, находящемся на возвышенной котловине Чиликты, окруженной со всех сторон горами: с севера Манраком, с востока Саур-тау, с юга и запада Тарбагатаем и его отрогами. Эта котловина образует собою закрытую площадь в 75 верст в длину и до 30 в ширину. Канды-су (Кровяная вода) течет в топких берегах, до крайности затрудняющих переправу. По этим берегам тянется редкая урема (полоса) тальника, который в верхних частях реки совершенно исчезает и оканчивается болотными кочками. По обеим же сторонам саза Кизыль-Чиликты находятся солончаки, покрытые растениями койджау, составляющими превосходный корм для овец и верблюдов. Но зато Чиликтинская котловина отличается суровым климатом, скудостью сенокосных мест, недостатков топлива и вообще отсутствием угодий для оседлых водворений. Западная же часть этой котловины замечательна сухостию воздуха.

Северные и западные скаты гор Саур-тау покрыты густой щетиной хвойного леса, преимущественно лиственницею и сосною. Здесь берет начало р. Кендерлик, Теректы, Темир-су, Джемини и Уйдене. Последние две, по выходе из гор Кичкине-тау, разветвляясь на арыки, превосходно орошают окрестную равнину, которая, по свойству грунта и обилию вод, представляет все удобства для хлебопашества.

Близость леса, рыбных ловель и изобилие лугов делают эту местность вполне удобною для заселения. Вообще, на всем пространстве Южно-Зайсанской равнины от г. Кокпектов до китайской границы эта местность составляет как бы плодородный и богатый угодьями оазис и имеет значительное преимущество перед прибрежной долиной Черного Иртыша, образующей песчаную полосу, окаймленную уремой из сибирского тополя и по свойству грунта вовсе неудобной для хлебопашества. Притом в прибрежной долине Черного Иртыша местами встречаются болота и заливы со стоячей водой, распространяющие в жаркое время вредные испарения и изобилующие громадным количеством мошек и комаров, до крайности изнуряющих лошадей и рогатый скот. Отсюда видно, что берега оз. Зайсана и р. Черного Иртыша неудобны для земледельческой колонизации, что, впрочем, было замечено еще в 1720 г. генерал-майором Лихаревым, который был командирован в Сибирь по повелению императора Петра Великого и подымался на судах вверх по Черному Иртышу в течение 12 дней.

К северу от озера Зайсана наиболее удобные места для поселений встречаются в долине р. Курчума, которая по богатству своих угодий не уступает даже известной Каратальской долине в Семиреченской области. В верховьях Курчума, где эта река течет в ущелье, долина ее богата строевым лесом, состоящим из тополя, березы, осины, ивы и черемухи. Лес встречается также на многих островах реки Курчума, преимущественно в средней части ее течения. В нижней же части, близ устья реки, оказывается недостаток в строевом лесе, но зато долина низовьев Курчума более обильна луговыми местами и пашнями.

Таковы были природные условия и топографический характер местности Зайсанского края, с которым я имел полную возможность ознакомиться, так сказать, теоретически, по съемкам и описаниям, производившимся во время чугучакских переговоров с китайцами, а затем и практически, во время описанной выше зайсанской экспедиции, когда я с отрядом доходил до китайского пикета Маниту-Гатул-Хан на Черном Иртыше. Но для того, чтобы сказать последнее слово о местности приграничной части Зайсанского края, на которой было бы всего удобнее заложить укрепленный пост и будущую казачью станицу, необходимо было мне самому подробно осмотреть эту местность и сверх того собрать о ней всевозможные сведения и из других источников. Вникая глубже в это дело, я припомнил одно обстоятельство, которое могло служить мне в данном случае поучительным примером.

В 1856 году, когда я еще служил на Кавказе, мне пришлось однажды проезжать из Ставрополя в Тифлис по Военно-Грузинской дороге. Приехав на станцию Коби, я там встретился с одним инженером, старым кавказцем. Подали самовар, и мы разговорились. Предметом нашей беседы была тогдашняя злоба дня: проложение новой дороги в горах Кавказа по направлению на Мисты и Гудуар в обход соседнего участка прежней дороги, которая, ежегодно подвергаясь снежным завалам, прекращала сообщение часто на продолжительное время. По мнению инженерного офицера, лица, осматривавшие эту местность с целью выбрать кратчайшее и удобнейшее направление дороги, сделали промах, проектируя направление по такой трудной гористой местности по одному лишь беглому ее осмотру. На мой вопрос, как же нужно было действовать, по его мнению, он отвечал, что в подобных случаях следует предварительно собрать сведения о местности у туземцев, у которых как у аборигенов страны имеются самые точные сведения о всех даже незначительных тропинках в горах, переходящие к ним по преданию от дедов и отцов. Вскоре мы расстались. После того прошло 12 лет, я находился на службе в Сибири и никак не мог ожидать, чтобы описанное выше совершенно случайное обстоятельство послужило бы мне полезным указанием при исполнении возложенного на меня важная поручения выбрать место для укрепленного поста на китайской границе.

Припоминая приведенную выше беседу мою с инженерным офицером, я пришел к убеждению, что необходимо предварительно собрать от туземного населения самые подробные сведения о приграничных местностях Зайсанской равнины, более удобных для заселения. Дело это приходилось держать в строжайшей тайне, чтобы не встревожить преждевременными слухами пограничных киргиз, которые вообще недоверчиво относятся к русской колонизации, вследствие которой им приходится уступать лучшие свои земли под наши поселения. Это обстоятельство заставило меня обратиться за советом к ташкентцу Букашу, жившему в то время вблизи Аркатского пикета на пути из Семипалатинска в Сергиополь. Проезжая во время чугучакских переговоров ежегодно несколько раз по этому пути, я часто встречался на Аркате с Букашем и подолгу беседовал с ним. Букаш превосходно знал местность пограничного края на западных пределах Китая, часто бывал в Чугучаке и Кульдже, а также и в Кашгаре вместе с Валихановым. Это был человек вполне надежный и преданный нашему правительству. Я вызвал Букаша в Семипалатинск, где он имел собственный дом. Вскоре по его приезде я имел с ним свидание, во время которого между прочим разговором я коснулся занимающего меня вопроса о том, какая местность Зайсанского края оказывается наиболее удобною для колонизации. Букаш обещал рекомендовать мне одного торгующего татарина, приезжавшего ежегодно по своим торговым делам в кочевья киргиз этого края и превосходно знающего пограничную местность. Ввиду упомянутой выше необходимости держать это дело в тайне, я приезжал к Букашу инкогнито поздно ночью и успел добыть от ожидавшего меня у Букаша татарина нужные сведения. Щедро вознаградив татарина, я в то же время пригрозил ему ни под каким видом не разглашать о наших свиданиях и собеседованиях в доме Букаша, под опасением строжайшей ответственности. Все это, как оказалось впоследствии, было в точности исполнено.

По собранным мною этим путем сведениям оказалось, что наиболее удобная местность для наших оседлых водворений находилась близь р. Джемини. Место это отличалось здоровым климатом, сухостью почвы, имело хорошую воду в р. Джемини, а вблизи находился превосходный строевой лес, вполне годный для построек. Наконец, эта местность обладала благоприятными условиями для развития хлебопашества и разведения огородных овощей. Это объясняется тем, что, по отзыву киргиз, имевших свои пашни в этой местности, там почти никогда не бывает неурожая. Понятно, что все эти сведения имели для меня огромную важность. Оставалось только самым тщательным образом проверить их на месте. А потому я решил раннею весной выступить на границу Зайсанского края и осмотреть всю восточную часть Зайсанской равнины, орошаемой реками Темир-су, Джемини, Кендерлик и Уйдене. Еще задолго до моего выступления на границу, я представил ген.-губ. все дальнейшие соображения по устройству Зайсанского края. Наиболее затруднений я встретил при составлении проектов и смет на предполагаемые к постройке казенные здания в Зайсанском посту по совершенному неимению решительно никаких средств по инженерной части. При таких стеснительных обстоятельствах я, при помощи найденного мною в Семипалатинске инженерного писаря и работая без отдыха, едва успел к назначенному сроку закончить все требуемые чертежи и сметы на постройки в Зайсанском посту.

Отряд, с которым я должен был выступить на границу, в составе роты пехоты, сотни казаков и взвода конной казачьей артиллерии, был сосредоточен мною в конце апреля в г. Кокпектах, бывшем в то время нашим крайним опорным пунктом на северо-востоке Киргизской степи. По прибытии в Кокпекты я немедленно выступил с отрядом на границу, следуя по знакомому со времени Зайсанской экспедиции пути, а именно: на Карауткульский брод на р. Кокпектинке, затем перешел за реки Бугас и Базарку, и оттуда отряд свернул на юго-восток к р. Чорге и через проход Иссык прибыл на ур. Чилик. Осмотрев местность Чиликтинской котловины, отличающуюся суровостью климата, а также совершенным недостатком топлива и леса, необходимого для постройки, я пришел к убеждению, что эта местность оказывается неудобною для оседлого водворения. После того я перешел на р. Темир-су в то место, где находился наш отряд в 1867 г., во время вторжения в Зайсанский край калмыцких скопищ Чоган-Кегеня. Отсюда я выступил с небольшим летучим казачьим отрядом для подробного осмотра приграничной местности уже заранее намеченного мною района, обнимающего собою речную область Темир-су, Джемини, Кендерлика и Уйдене. Подробная рекогносцировка Зайсанской равнины, орошаемой этими реками, доставила мне полную возможность проверить на практике те сведения, которые были сообщены мне, как упомянуто выше, при посредстве ташкентца Букаша о хозяйственных выгодах, представляемых этой местностью для оседлых водворений. По произведенному мною исследованию оказалось, что р. Темир-су имеет слабое течение и временами даже пересыхает. К тому же, протекая по глинистому грунту, она всегда имеет мутную воду неприятного вкуса. Устройство поселения на р. Кендерлике с первого взгляда хотя и представляло бы собою некоторые удобства, но разлив Кендерлика в весеннее время, в особенности в середине и нижней части русла этой реки, представляло уже само по себе важные невзгоды. То же самое должно сказать и о местности на р. Уйдене, от которой, к тому же, строевой лес был удален на довольно значительное расстояние. Осмотрев подробно местность к северу от г. Манрак, я удостоверился, что грунт на этой местности сухой, твердый и покрыт галькою, но по мере понижения к северу почва переходит в рыхлую и черноземную, представляющую все удобства для хлебопашества. Судя по замеченной мною сети арыков, проведенных по скату долины к северу, начиная от самых гор во всех направлениях, должно было заключить, что на этой местности могут быть устроены пашни в больших размерах. Чистый и здоровый воздух, в особенности на возвышенной части этой местности, а также и хорошая вода в реках, берущих свое начало на снеговых горах, представляло важное удобство и обещало более прохладный и здоровый климат, нежели на равнине, ближайшей к верхнему Иртышу. Замеченные мною в этой местности следы арыков, или водопроводных канав, указывали на возможность орошения огородов и садов будущей Зайсанской станицы. Вдали перед нами высился горный хребет Саур-тау, ближайшие скаты которого были покрыты густою щетиной превосходного строевого леса, преимущественно лиственницы, которая могла вывозиться из Темирсуйского ущелья. По показаниям киргиз, зима в этой местности устанавливается поздно, снег выпадает толщиною около одной четверти; весна бывает почти всегда ранняя и скот в продолжение почти всей зимы может содержаться на подножном корме. Ввиду приведенных соображений, подробно осмотрев всю долину р. Джемини, я окончательно избрал место для укрепления и будущей станицы на левом берегу этой реки по выходе ее из гор Кичкине-тау. Избранная местность по своему возвышенному положению обещала здоровый климат; луговые места находились от намеченного пункта для возведения укрепленного поста на расстоянии от 8—15 верст, превосходный строевой лес от 12—20 верст. Река Черный Иртыш, где может быть устроена рыбалка, будет удалена от Джемининского поста не более 40 верст. В верховьях рек Джемини, Темир-су, Теректы и Кендерлика находилось весьма много превосходных мест для устройства заимок или хуторов, а изобилие различных пород зверей в лесах Саур-тау, как то: медведей, лисиц, сурков, барсуков и кабанов в камышах по берегам Зайсана и Черного Иртыша может также составить одну из отраслей промышленности местных жителей.

В военном отношении избранный Джеминийский пост, по своему положению вблизи границы, имеет все условия, требуемые для военно-административного центра. Значение же его в стратегическом и хозяйственном отношениях обусловливается тем, что в случае вооруженного столкновения с Китаем он послужит надежным опорным пунктом и базисом для войск, которые будут сосредоточены на границе, отделяющей восточную окраину Зайсанского района от сопредельных китайских владений. Эта окраина на северной и южной своих частях образует труднодоступную горную страну, за исключением небольшого юго-восточного участка, замыкающего Чиликтинскую котловину и имеющего несколько горных проходов: Чоган-обо, Керген-тас, Баймурьи и Бургусутай. Занимая центральное положение в отношении перечисленных выше доступов, ведущих из Китая в наши пределы, Зайсанский (Джеминийский) пост доставляет возможность войскам, в нем сосредоточенным, остановить китайцев в случае, если они, предприняв вторжение в наши пределы, перейдут границу через один из упомянутых горных проходов или других доступов по северную сторону Саур-тау. Средняя же часть восточной окраины Зайсанского района прилегает к полосе труднопроходимых песков, которые тянутся от государственной границы к востоку, уходя вглубь китайской территории. Таким образом, доступы, ведущие в Зайсанское пространство из Китая, независимо упомянутых выше горных проходов, еще открыты только в двух местах, образуя собою как бы двое ворот, шириною не более 15-ти верст: 1) по течению р. Улкун-Уласты от выхода ее из гор Саур-тау на равнину до полосы песков, которые тянутся по долине левого берега р. Черного Иртыша и 2) от устьев р. Алкабека к северу, до оконечности песчаной полосы, что между Алкабеком и Белезеком. Можно сказать, что на всем пространстве от гор Большого Алтая до Тарбагатая вновь избранный Зайсанский пост представляет собою как бы единственный оплот границы противу прорыва китайцев с востока в пределы Зайсанского края, с целью, в случае успеха, занять нашу комунникациальную линию с г. Верным. На основании приведенных выше соображений, я окончательно решил избрать место для укрепленного поста на р. Джемини, куда и был передвинут мною весь отряд, временно расположенный на р. Темир-су. К этому времени прибыл в отряд и назначенный в мое распоряжение инженерный офицер г. Войцехович. Этот способный и достойный офицер, с самого заложения Зайсанского поста и во все время пребывания моего на границе, был моим деятельным и полезным сотрудником. По осмотре местности, избранной для поста, тотчас же было решено приступить к распланировке улиц, вдоль которых я поставил непременным условием посадку деревьев в один или в два ряда, а также к выбору мест для будущей церкви, сада и станицы.

Вскоре по сосредоточении на избранном месте всего отряда на р. Джемини, с которым я выступил из г. Кокпектов, в наш отряд прибыла партия калмыков ведения Чоган-Кегеня. Начальник этой партии заявил, что они прибыли из ближайшего к нашей границе калмыцкого селения Кобок с целью приветствовать русского начальника с благополучным прибытием на границу. Не подлежало сомнению, что настоящая цель приезда в наш отряд калмыков заключалась в собрании сведений о силе нашего отряда, а также и о том, не делается ли каких-либо приготовлений к переходу границы с целью разгрома калмыцких улусов, в наказание за разграбление наших байджигитовских киргизов в 1867 году. Калмыки, однако, во все время пребывания в нашем отряде выказали замечательную сдержанность и выразили только недоумение по поводу прибытия на границу такого большого отряда под начальством большого русского сановника, о котором они уже слышали от киргиз. По моему приказанию, калмыки были приглашены в особую отведенную для них юрту, где был сервирован чай и приготовлено угощение, состоящее из разных закусок, пилава с бараниной, а также сластей туземного приготовления. Чтобы выпроводить незваных гостей, я приказал отпустить им водки à discretion. При этом наши казаки так поусердствовали, что угостили калмыков вместо водки спиртом. После такого усердного угощения, калмыки, когда им приходилось уже под вечер возвращаться в свое селение, едва могли держаться на своих конях и, во избежание несчастных случаев, пришлось нарядить несколько казаков для конвоирования калмыков до ближайшего их селения Кобок. По возвращении оттуда наши рассказывали, что все обошлось благополучно, благодаря выносливости и чуткости калмыцких лошадей, по-видимому, обладавших уменьем применяться к своим всадникам. Хотя калмыки возвратились в свое селение более похожими на пленных, конвоируемых казаками, но они ловко вывернулись из этого двусмысленного положения, объявив, что для их сопровождения до границы по распоряжению русского начальника был назначен почетный конвой из казаков.

По случаю обилия леса в горах Саур-тау было предположено возводить казенные здания из дерева, и только часть из фрахтверка, т. е. глинобитные. Я поручил Войцеховичу обратить особенное внимание на то, чтобы в первый год отнюдь не строились деревянные здания, а на первых порах ограничиться только заготовлением и подвозкой леса, чтобы дать время высохнуть сырому лесу, состоящему преимущественно из лиственницы, требовавшей продолжительной и равномерной просушки. Без соблюдения этого основного правила, лиственный лес скоро давал трещины и оказывался негодным для построек. Гарнизон же, который полагалось оставить на зиму в Зайсанском посту, я находил возможным временно разместить в юртах и землянках. В этом случае я руководствовался примером возведения укрепления Верного в 1854 г., когда гарнизон этого укрепления был также временно размещен в землянках.

По окончании распланировки Зайсанского поста мною было приступлено к рубке леса и постепенному подвозу его на место постройки, а также и к заготовке других материалов для построек, чтобы закончить все это по возможности до наступления зимы. В самый разгар всех этих кипучих работ и деятельных распоряжений по возведению на избранной мною местности Зайсанского поста, я совершенно неожиданно получил предписание Хрущова сдать должность вновь назначенному на мое место военному губернатору Семипалатинской области, a мне отправиться в Омск, где и вступить в должность начальника штаба войск Западной Сибири вместо Кроиеруса, который по болезни должен был оставить эту должность.