Вспоминая смех.

Смех остался. Смеются и сегодня. Как-то иначе смеются люди. Смеются злорадно. Иронично. Издевательски. Горько. Саркастически. Смеются с грустной многозначительностью, качая головой.
А вот обычный, простой и искренний заразительный смех, - исчез. Нет его больше. Или не встречается мне. И вместе с этим смехом исчезли смеющиеся глаза.

А вы знаете, что такое - смеющиеся глаза? Не знаете...
Это такие щёлочки, внутри которых пляшут весёлые искорки. Это не губы, не рот. Это сама душа смеётся весело и беззаботно. Безазаботно! Вот оно - слово! Нашёл.
Представляете? Взрослый дядька, сталевар, комбайнёр, военный...И смёется так, что глаз не видать! Видели вы такое? А я видел. Давно.

На демонстрациях видел. 7 Ноября, снег, холодно, ветер до костей. А мой сосед в колонне - здоровенный такой, как штангист, осторожно оглядывается по сторонам, потом поворачивает ко мне голову и заговорщическим тоном тихонько спрашивает?
- Ну что, по чуть-чуть?
- Прямо здесь? - недоумённо спрашиваю я.
 - Ну! - так же недоумённо отвечает он и продолжает растерянно - а где ж ещё?
В этот момент мы медленно движемся прямо по середине Невского Проспекта, нас очень много, тысячи! А флагов, транспарантов и портретов столько, что за ними не видать наших лиц.
- А давай! - весело соглашаюсь я, - холодно! Будем греться!

Лицо моего соседа светлеет, он совсем по-мальчишески подмигивает  и тут же передаёт мне тяжеленный деревянный шест - рукоять транспаранта, которую он несёт, как самый крепкий в нашей группе. Другой такой шест находится далеко справа от меня, его несёт ещё один здоровяк, но его я не знаю.
- Ну-ка, подержи! - деловито говорот хозяйственный сосед. И засунув руку за обшлаг свеой куртки, быстро достаёт оттуда блестящую стальную поллитровую фляжку.
Фляжка на мгновение исчезает почти полностью в его огромной ладони, а потом он ловко скручивает маленкий колпачок и протягивает мне заветный сосуд.
- Давай! С Праздником!
- С Праздником! - отвечаю я и делаю добрый глоток. Водка, настоенная на кедровых орешках, приятно обжигает рот и согревает озябшие внутренности. настроение сразу лучшается. Я передаю фляжку хозяину. Он в свою очередь прикладывается к узенькому горлышку, делает несколько крупных глотков, осторожно выдыхает, вытирая губы, закручивет крышку и убирает фляжку на место.

- С Праздником Великой Октябрьской СОциалистической революции! Ура-а-а-а! - доносится задорный призыв, усиленный мегафоном откуда-то из головы колонны.
- Ура-а-а-а-а! - восторженно орём мы оба, весело поглядывая друг на друга и одновременно подмигивая. И смеёмся, как напроказившие мальчишки.
 Но кто-то из наших вредных  женщин уже заметил наш манёвр! Они перешёптываются,с улыбкой поглядывая на нас, а потом грозят пальцем и... смеются! Как девчонки!
И в их глазах, аккуратно подведённых и накрашенных по случаю праздника, светятся те самые весёлые озорные огоньки.

А ещё я слышал этот смех в душной, спёртой темноте переполненного кинотеатра, где на экране с неподражаемо серьёзным видом чудил кумир нашей молдости Луи де Фюнес. Он отпускал реплики, строил рожицы, извлекал из чужого чемодана к собственному изумлению пикантные детали дамского туалета, картинно падал в обморок, а зал хохотал! Не смеялся, а именно хохотал, как один человек, глядя на все эти наивные и непритязательные шутки,
Мы не думали об этом. Мы смеялись! До слёз!
И потом, с неохотой вставая со своих кресел и продолжая смеяться, медленно подвигались к выходу сквозь узкие обшарпанные двери. И показывали ожидающим следующго сеанса поднятый кверху большой палец.
А потом садились в старенькие переполненные автобусы и разъезжались по домам. И всё ещё улыбались, довольные, как коты, слопавшие полное блюдце свежей сметаны.

Странно... Плохо одетые в своих сереньких плащах и пальто отечественного пошива, в смешных чёрных кроликовых шапках и колючих, грубых клетчатых шарфах,
в стоптанных ботинках, мы смеялись.
Теперь мы одеты получше. Гораздо получше! Да и автобусы получше. И кинотеатры тоже. Да и фильмы приличные есть, чего греха таить.
А смеха нет. Того смеха. Прежнего. И кинозала, смеющегося, как один человек, тоже больше нет.


     "Мы можем петь и смеяться, как дети,
     Среди упорной борьбы и труда.
     Ведь мы такими родились на свете,
     Что не сдаемся нигде и никогда."

Увы....Сдались.
И перестали смеяться. И уже забыли, что это такое - обычный здоровый искренний смех. И такая же здоровая и искренняя жизнь.