ВременнАя червоточина (попытка реконструкции новейшей истории)

detnix — 07.11.2010 Ровно в двенадцать Герман с очередной своей невестой, ведомый энергичной молодой женщиной, которая приходилась ему двоюродной сестрой, стоял у проходной режимного НИИ. «Нам к Вилену Моисеевичу», — жестко промолвила сестра, бесстрашно глядя в глаза пожилому вахтеру. Лязгнул затвор электронного блокиратора и упруго стоявшая поперек прохода никелированная штанга безвольно повисла, будто сломленная свежим ветром перемен, потревожившим плиссированную юбку юной спутницы Германа. Его невеста Ольга, придерживая трепещущую на сквозняке ткань, последовала за сестрой Германа, одетой, как и подобает женщинам-революционерам в непродуваемую кожаную куртку и потертые джинсы.



Шел 1989-й год. Москва уже сжималась в предчувствии очередной революции, олицетворением которой была Ирина, идущая впереди с высоко поднятой головой. «Наша Жанна Дарк!» — уважительно назвал её Борис Николаевич, за месяц до того, как свалился в воду с моста недалеко от правительственной дачи. Ирина действительно напоминала неистовую француженку, которая, как и всякие женщины, нарушившие законы природы, с запредельной яростью шли каждая к своему костру. Она состояла одновременно в нескольких либерально-демократических организациях, запросто могла потрепать за обвисшие щеки Гавриила Попова, благосклонно принять щипок Юрия Афанасьева или прилюдно назвать Сергея Станкевича «наш дурачок».

Для Германа скачок из средневековья Афганистана в бурлящую Москву конца 80-х был болезненным. Еще вчера, преодолевая «временную червоточину» в чреве грузового Ил-76тд, он, напившись в стельку, горланил варварские песни героев «Каскада», а сегодня уже стоял всего в каких-то ста шагах от штаба самой Валерии Новотроцкой. «Гера, ты не тушуйся, наша Лерочка — просто лапусенька! Умна, образована, настоящий трибун, но в общении — само олицетворение русской души», — трещала его сестра, ведя двух неофитов длинными и пыльными коридорами с гудящими неоновыми светильниками. Из мертвящего синего марева тупиковой комнаты с надписью «Не входить, идет эксперимент» выплыла величественная фигура с тремя головами. За ней семенили невнятные тени, быстро меняясь местами в попытках оказаться впереди ее. Фигура с тремя головами изредка вспыхивала неоновыми отблесками массивных очков, казалось впаянных в её центральную голову. Две другие поочередно появлялись то справа, то слева, следуя вращению неуклюжего массивного торса на коротких толстых ногах. «Вий!» — мелькнуло образное сравнение в голове Германа. «Она!» — эхом отозвалась сестра, и Герман машинально перешел на строевой шаг. По мере приближения кортежа он, наконец, по двум головам смог определить пол так испугавшей его фигуры. Боковые головы оказались всего лишь непомерно развитыми грудями, живущими каждая своей жизнью. Герман облегченно вздохнул, и замер по внутренней команде «вольно!». Кортеж поравнялся с замершими гостями НИИ. «Лера!» — воскликнула Ирина. Фигура встала. Голова без шеи чуть повернулась на зов, а массивные вторичные половые признаки, дважды совершив колебательные движения, угрожающе уставились на Германа. «Ирина?» — строго спросила Валерия Ильинична. «Лерочка, а мы с братиком к тебе! — несколько заискивающе сообщила сестра. — Вот он… из Афганистана… с женой…». Герман шаркнул ногой. «Жена» расцвела в улыбке, получив более высокий статус из уст сестры своего любимого. Новотроцкая опустила очки и, быстро пройдясь поверх голов вновь прибывших, скупо распорядилась: «Костя, проводи гостей на собрание и сразу назад! — и, обернувшись к Ирине, пояснила, — Извини, милочка, опаздываем. Митинг у Моссовета. Ждем Борю и Андрея Дмитриевича … Пройди с Костей, послушай наших из «Демосферы», я скоро приду».

Костя был высоким обаятельным мужчиной, любезным в манерах и обладающий грассирующим бархатистым голосом. Он сопроводил гостей в небольшой актовый зал, где, поцеловав руку Ирине и потрепав Германа по короткой стрижке, удалился. «Сука!» — не выдержал Герман, поправляя прическу. «Гера! — взвизгнула сестра, — то ж люди!». Ольга беспечно оглядывала зал с широким длинным столом, за которым восседали члены Союза Демосферы.

— Вы из какой организации? — строго спросил председатель собрания, лысеющий мужчина за сорок с академической бородкой и словно приклеенным квадратиком пегих усов под носом. Он величественно восседал у пустого графина с вилкой.

— Из аппарата Верховного Совета, Вилен Моисеевич, — ответила Ирина.
— Владилен Моисеевич, — поправил председатель и, водрузив на нос лекторские очки, вдруг расцвел, — А-а-а, Ириша!.. Проходите… Как там Борис Николаевич?..

Гости уже рассаживались за столом.

— Продолжим, продолжим, товарищи! — призвал присутствующих к делу председательствующий.
— Господа! — послышался экзальтированный голос с края стола.
— Вы хотите выступить? — строго спросил Владилен Моисеевич, — тогда запишитесь.
— Нет. Хочу внести поправку

Председатель неприязненно уставился в дальний угол, пытаясь разглядеть нарушителя регламента.

— Не товарищи, а господа! — не унимался голос.

Владилен Моисеевич стушевался.

— Ну-с, мы это еще обсудим… Но по регламенту…
— К черту регламент! — взвился молодой человек в вязаном свитере, сидевший напротив Германа, — Это принципиально! Я тварь дрожащая или свободный гражданин?! — бросил он в зал.
— Тварь! — подумал Герман, но озвучивать свою мысль воздержался.
— Верно, — загудело собрание, — доколе?!..

Герману, все еще страдающему абстинентным синдромом, все это начинало нравиться.

— Т-т-т-т-т-т — заклокотал сидящий слава от него узколобый субъект с длинными давно не мытыми волосами.
— Илья, мы тебя непременно выслушаем, но дай нам решить основные вопросы, — сдерживая раздражение, отреагировал председатель на реплику заики.
— Н-н-н-н-н… — не унимался Илья. От напряжения он моментально вспотел и покрылся пунцовыми пятнами.
— Дайте товарищу Школьнику слово! — не выдержала сердобольная активистка.
— Господину, — поправили на галерке.
— Не важно! — огрызнулась активистка.
— Регламент, господа! Регламент! — перебил всех сосед Германа в вязаном свитре, — Господину Школьнику дадим слово в конце собрания.
— Блядь! — вдруг отчетливо и с отменной артикуляцией воскликнул заика Школьник, — Т-т-т-т-т-т…
— Да дайте же товарищу слово — взвизгнула активистка.
— Господину!
— Блядь! — снова справился с заиканием Школьник.
— Правильно! — воскликнул ликующий Герман и немедленно почувствовал жгучую боль от женского каблука-шпильки, вонзившегося в его стопу.
— Мы здесь гости! — прошипела Жанна Дарк.

Председатель долго стучал вилкой по графину, пока господа демократы приходили в себя.

— Господа, господа, — обратился Владилен Моисеевич к своей пастве, на ходу корректируя стиль обращения. — Редакция «Нового мира» любезно предоставила нам двадцать экземпляров гранок журнальной версии «Архипелага ГУЛАГа». — Председатель собрания торжественно поднял прошитую тесьмой тонкую пачку стандартных машинописных листов. — Наша задача распространить правду о зверствах коммуняк среди пролетарских слоев города Москвы! — он снова затряс подшивкой, но голос с галерки испортил торжественность момента.
— Быдло книг не читает!
— Читает! — взвизгнула сердобольная женщина. — Мой папа…
— Быдло!
— Блядь! — эхом откликнулся заика.

Женщина вскочила, испепеляя взглядом обидчика. Герман был счастлив. Он лишний раз убедился, насколько он был прав, когда отказался от предложения Ольги идти сегодня в Театр миниатюр на премьеру «Политического кабаре» Жванецкого.

— Товарищи, товарищи! — стучал вилкой по графину председатель, — Товарищи, кто понесет нетленный «Архипелаг ГУЛАГ» в массы?
— Я! — вскинули руки с десяток активистов.
— Т-т-т-т-т-т…
— Вы тоже, товарищ Школьник?
— Блядь!
— Ну, это уже слишком! — подскочил Владилен Моисеевич. — Уймитесь, наконец!
— Блядь, я тоже! — наконец сформулировал мысль заика.
— Я на колбасный! — вызвался тучный демократ с оттиском дорогих часов на щеке. Он все собрание спал на правом фланге в окружении не менее тучных соратниц.
— А в Институт социологии можно парочку экземпляров?
— Нет! — отрезал председатель. — Настоящий интеллигент не может не знать творческого наследия Александра Исаевича. Только пролетариату! Только рабочему классу!

Герман Солженицына не читал, поэтому он вызвался распространить «Архипелаг» на ближайшем к ольгиному дому шарикоподшипниковом заводе. Через минуту он располагал двумя экземплярами «нетленного произведения».

— Может и мне попросить для нашего детского садика? — спросила наивная Ольга, всерьез захваченная динамизмом происходящего.
— Да уймись ты, Оленька, — с усмешкой сквозь усы осадил свою подругу Герман, — не для того я тебя полжизни искал, чтобы вторую половину книжки вдвоем читать.
— А для чего ж тогда? — с ноткой обиды спросила очередная невеста.
— А ты не догадываешься? — устремил на нее свой паскудный взгляд вечно голодный жених. Ольга была польщена и быстро успокоилась.

— Товарищи!.. Господа! — возвестил Владилен Моисеевич, — переходим к разделу «Разное». Кто хочет выступить?
— Т-т-т-т-т-т…
— Вы уже выступали, товарищ Школьник!
— Разрешите мне, господа!
— Слово имеет товарищ Вольтер Бляхтер!
— Греб твою клять! — мысленно воскликнул Герман, — ну откуда столько чуднЫх имен в одном месте.

Вольтер оказался достойным своего предтечи. С горящими влажными глазами он перечислял все преступления коммунистов, отдельно коснулся темы угнетенного афганского народа, за что словил бурные аплодисменты Германа. Он, вскидывая худые бледные руки к портрету Ленина, призывал повернуть «наше немытое мурло к просвещенному Западу». Демократы часто перебивали его пламенную речь бурными аплодисментами. Попытка председателя придерживаться регламента, не могла остановить юного трибуна.

— Во, дает, — думал Герман, — и откуда он стольких слов понабрался: «стагнирующий квазиэкзистенциализм», «эвфемизмы гротескного силлогизма»…
— Блядь! — не выдержал заика.

Докладчик на секунду стушевался, чем немедленно воспользовался председатель собрания.

— Товарищи, товарищи, предлагаю на этом ограничиться и поспешить к трудящимся массам.
— Правильно! — донеслись одобрительные выкрики.
— Господа, и еще минуточку внимания, — воодушевился председатель, — кто еще не имеет на руках программу нашего движения, пусть возьмет у секретаря Нинель Матвеевны.
— Минуточку! — донеслось из зала.

К председателю пробирался сутулый субъект, угрожающе тряся веснушками и копной рыжих волос. Один глаз рыжего активиста был обрамлен лилово-желтым подтеком и наполовину скрыт опухшим веком.

— Вот, полюбуйтесь! — тыкнул он в уязвленный глаз хрящеватым пальцем с обгрызанным ногтем, — Вот цена нашей ошибки!
— Какой ошибки? — озадаченно спросил Владилен Моисеевич.
— Программной! Программной, — уважаемый председатель. Кто надоумил вас записать отдельным пунктом программы тотальную борьбу с пьянством и алкоголизмом?
— А что не так?
— А то, что, когда я в курилке литейного цеха давал пояснения по данному пункту и, главное, отказался принять на грудь, то в результате был травмирован возмущенным пролетарием! — и рыжий активист снова тыкнул себя в глаз.
— Это ваши тактические недоработки, — парировал уставший председатель. — Все, товарищи-господа, предлагаю считать наше собрание закрытым. Кто «за»?

Но ответа не последовало. Демократы дружно расходились, столпившись бобровой плотиной у выхода.

Герман удовлетворенно выдохнул. Жанна Дарк отрешенно молчала, наконец, с растяжкой вымолвила: «Это неизбежные следствия растущего детского организма молодой демократии». «Да-да, — подхватила прямодушная Ольга, — у нас в старшей группе детского сада аналогичный случай был…», но почувствовав крепкое объятие смеющегося Германа, решила досрочно завершить свое первое и последнее выступление этого дня.

---

На сегодня все. Я вспомнил свое недавнее прошлое, но не уверен, что его пересказ встретит у вас одобрение. Получу поддержку — напишу еще. Заработаю бан, — буду писАть «в стол». Для меня этот рассказ — своего рода психотерапия. События, связанные с Перестройкой вызывают во мне чувство жгучего стыда. Однажды я испытывал нечто подобное, когда обмочился на продленной группе первого класса. Американские психотерапевты рекомендуют устранять «мозговую занозу» вторичным прохождением неприятных моментов, но с оптимистическим настроем. Вот я и прошелся. И знаете — полегчало!

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив