Воздушный шарик со свинцовым грузом (часть 1)

michyud — 23.08.2011 Мой киевский приятель Ярослав Шеремет чрезвычайно гордился своим княжеским именем и слегка недолюбливал свою фамилию, одним слогом не дотянувшую до графской. Впрочем, тщательно изучив генеалогическое древо Шереметьевых, он к своему удовольствию выяснил, что их сиятельства ведут свой род от некоего Андрея Шеремета, а тот в свою очередь является в пятом колене потомком Андрея Кобылы, от которого, между прочим, проросла царственная ветвь дома Романовых.
– Поздравляю, Ярик, – говорил я, благоговейно пожимая ему руку. – Ты, как всегда, неповторим. Все люди произошли от обезьян, один ты – от кобылы.
– Завидовать нехорошо, – снисходительно отвечал Ярик. – Хотя есть чему. Как ни крути, а моему роду без малого семь веков.
– Мой древнее, – овечал я.
– Да? И от кого же он берет начало?
– От Адама.

Недостающий слог как нельзя более характеризовал Ярика, которому во всем не хватало какой-то завершающей малости. Он был насмешлив, но не умел шутить. Обладал чарующим тембром голоса, но совершенно не имел слуха. Красивое лицо с высоким лбом, прямым носом и большими серыми глазами нелепо обрывалось крохотным безвольным подбородком. Ярик напропалую хвастал своим успехом у женщин, но никто и никогда не видел его в компании даже самой непривлекательной девицы.
– Представь себя, – заливался Ярик, – ночь на Ивана Купала, Днепр, горят костры, уйма голых девушек... Незабываемо. В ту ночь у меня их было целых три.
– Чего у тебя было три? – спрашивал я. – Неудачных попытки познакомиться?
– Три девушки. Три женщины. Три нескончаемых восторга.
– Я понимаю, что нескончаемых. Кто же кончает от пощечины, затрещины и оплеухи.
– Ты снова завидуешь, – говорил Ярик.
– Вот уж ничуть. Я не мазохист. Если мне приспичит быть избитым, я просто прогуляюсь по ночной Шулявке.
Самоуверенность Ярика была настолько трогательна и беззащитна, а фантазии так нелепы и бескорыстны, что я поневоле чувствоввал к нему симпатию. Познакомились мы на призывной комиссии в военкомате, где Ярик безуспешно пытался симулировать плоскостопие, близорукость и геморрой. Я не представляю, как можно симулировать геморрой, но Ярик, вдохновившись общей концепцией, великодушно пренебрегал деталями.
– Смотрите! – орал он, демонстрируя устройство тыловой части военному урологу, крепкому мужчине с кирпичного цвета лицом. – Внимательно смотрите!
Помимо них в кабинете находилось еще трое призывников, включая меня. Мы дожидались очереди, выстроившись у стенки и даже на расстоянии ощущая благоухание перегара, которое исходило от уролога.
– Смотрите! – продолжал надрываться Ярик. – Во все глаза смотрите!
– Нечего там смотреть, – буркнул уролог. – Тоже мне музей... Ничего интересного, товарищ будущий солдат, я в твоем проходе не наблюдаю.
– А как насчет света в конце тоннеля? – подал голос я.
Уролог зыркнул на меня исподолобья. В его взгляде читалось тупое отвращение и острое желание похмелиться.
– Шеремет, надевай трусы и пошел вон, – сказал он. – А вы, товарищ остроумное животное, пожалуйте сюда.
Он велел мне оголить тыл, нагнуться и раздвинуть ягодицы.
– Вот так сразу? – удивился я.
– А чего тебе еще надо?
– Каких-нибудь предварительных ухаживаний. Ресторан, цветы, шампанское...
– Юморим? – поморщился уролог. – Отвыкай, пока не поздно. Хреново тебе придется в армии с твоим юмором.
– Спасибо, – ответил я. – Мне уже не очень-то хорошо.
За дверью меня поджидал Ярик.
– Мне понравилось, – сказал он.
– Что тебе понравилось?
– Про свет в конце тоннеля. Врач оценил?
– Не до конца.
– Ну да, они тут все какие-то с дуба рухнувшие. Ты уже был у отолоринголога?
– Нет еще.
– Старая рыжая стерва. Сама не знает, чего хочет. «Станьте, – говорит, – в угол». Что я, маленький, в угол меня ставить? Ладно, стал. Она мне: «Закройте правое ухо». Закрыл. «Повторяйте, – говорит, – за мной». И шепчет: «Шестьдесят шесть». Я шепчу, как она велела: «Шестьдесят шесть». «Что?» – говорит она. «Шестьдесяь шесть», – повторяю уже погромче. «Так, – говорит, – она, – дурака валяем? Издеваемся над призывной комиссей? В морфлот захотели? Могу устроить» Как думаешь, она мне устроит морфлот?
– Вряд ли, – сказал я. – Разве что у нее папа адмирал.
Словом, мы познакомились. На призывном пункте тоже оказались вместе. Меня распределили в партию, отбывающую на Дальний Восток, а Ярика отправили куда-то в Подмосковье, в стройбат. На прощанье он сказал:
– Ты это... как устроишься там, черкани мне пару строк.
– Куда?
– Куда-нибудь.
– Куда-нибудь черкану, – хмыкнул я. – Только и ты мне пиши в ответ... куда-нибудь.
После армии мы встретились совершенно случайно, в вестибюле одного из корпусов Политехнического института, где я с букетом цветов в руках и какою-то опустошенностью в голове поджидал мою знакомую по имени Даша...


О Даше следует рассказать поподробней, хотя бы потому что она стала восхитительным кошмаром моей послеармейской жизни. Познакомились мы в кафе «Шапито», где она сидела с некрасивой веснушчатой подружкой и пила кофе, а я и еще трое друзей расположились за соседним столиком и пили коньяк, отмечая мое возвращение. Слегка одичавший от казарменных будней, я принялся с откровенным интересом разглядывать симпатичную девушку со стройной фигуркой и лицом, которое могло сойти за ангельское, если б не шельмоватый изгиб пушистых ресниц, наполовину скрывавших такую же лукавую зелень глаз. Девушка, перехватив мой взгляд, попросила меня смотреть не так пристально. Я нарочито легкомысленно ответил, что любуюсь не ею, а ее кофточкой.
– Дать вам поносить? – язвительно осведомилась она.
Ее веснушчатая подружка хихикнула.
– Давайте, – ответил я. – А я вам свою футболку. Махнемся, не глядя?
– Махнемся, – неожиданно сказала она. – Снимайте вашу футболку.
– Вы серьезно?
– Серьезней некуда.
Я стащил с себя футболку и протянул ей.
– Теперь вы.
Друзья, сидевшие рядом со мною, напрочь позабыли о коньяке и следили за разыгрываемой сценой, предвкушая ее продолжение. К их разочарованию, девушка не стала переодеваться на месте, а удалилась в женский туалет. Минуту спустя она появилась снова, облачившись в мою футболку и держа в руках свою кофточку. Кофточка была бледно-розового цвета с узором из стекляруса.
– Надевайте, – велела она.
Ее идиотка-подружка хихикнула по-новой. Друзья уставились на меня с любопытством.
– Я, пожалуй, так посижу, – сказал я. – Жарковато тут.
– Струсили? – сказала девушка.
– Ни капельки. Просто не хочу растягивать вашу чудную кофту.
– Вы считаете, что ваша грудь больше моей?
Мои друзья заржали. Я почувствовал, что сам загнал себя в ловушку. Не надеть кофточку значило оказаться пустомелей и трусом. Надеть – выставить себя идиотом.
– Давайте сюда, – как можно небрежнее произнес я.
Девушка с усмешкой протянула мне кофту. Я с трудом подавил желание изорвать в куски розовый аксессуар и натянул его на тело. Впрочем, этого было недостаточно, чтобы сохранить лицо.
– Официант! – позвал я.
Фланирующий по залу молодой официант направился к нашему столику. Черные его волосы были гладко зачесаны назад, под угреватым носом смешно и робко пробивались такие же черные усики.
– Принесите нам еще коньяку, – сказал я.
Официант не реагировал, разглядывая то ли меня, то ли кофту на мне.
– Что-нибудь не так? – спросил я.
Официант очнулся.
– Нет-нет... всё... в порядке... Сейчас принесу...
Он удалился слегка заплетаюшейся походкой человека, только что утратившего часть идеалов и веры в светлое будущее.
– Присаживайтесь к нам за столик, – пригласил я девушку и ее спутницу.
– Вы уверены?
– Вполне. Или вас смущает наша общая кофточка?
– С какой стати? Если вам в ней уютно, то мне и подавно смущаться нечего. Таня, ты не против?
Подружка кивнула, затем в очередной раз хихикнула, и обе девушки подсели к нам.
– Отлично! – гоготнул один из моих друзей. – Теперь нас поровну – три кавалера и три барышни.
– Рот закрой, – сказал я.
– Не пунцовей, Мишенька, не пунцовей, сладенький. А то с кофточкой сольешься.
Празднование моего возвращения из армии вполне могло окончиться дракой. К счастью, появился официант с бутылкой коньяка. Он поставил бутылку на стол перед нами и снова покосился в мою сторону.
– Чего тебе надо? – не выдержал я. – Что ты меня разглядываешь, как евнух наложницу? Телефончик тебе записать? Не могу. У меня все вечера заняты.
– Совсем народ озверел, – буркнул официант. – Напалят на себя черт знает что и на людей кидаются... Перестройка, блин... Гласность...
– И ускорение, – добавил я. – Исчезни отсюда в ускоренном темпе, пока у меня окончательно нервы не сдали.
Официант покраснел и развернулся, чтоб уйти. Мне вдруг стало неловко. Я подумал, что он, в силу своего ремесла, чуть ли не каждый день сталкивается с пренебрежительным отношением, а ведь он совсем еще мальчик, вероятно, моложе меня.
– Погоди, – сказал я.
Официант остановился и повернулся ко мне.
– Друг, ты... прости, – проговорил я. – Я ей-богу не хотел на тебе срываться.. У тебя девушка есть?
– Допустим, есть... Дальше что?
– Если б она попросила тебя понести ее сумочку, ты понес бы?
– Не знаю... Понес бы... наверное.
– Ну вот. А моя девушка попросила поносить ее кофточку. Не мог же я отказать ей в такой малости.
– Так это ее кофточка?
– Нет, блин, моя!
– Ладно, – официант махнул рукой. – Мне-то какое дело...
– Значит, без обид? Может, посидишь с нами?
– Мне работать надо.
– Хорошо, не буду мешать. Еще раз, извини.
Официант удалился.
– Значит, я ваша девушка? – с улыбкой поинтересовалась незнакомка.
– Выходит, что так. Кстати, как вас зовут?
– Своевременный вопрос. Даша.
– Очень приятно. А меня...
– Я помню. Вас зовут Мишенька. А еще – сладенький.
– Лучше уж просто Миша. – Я зыркнул исподлобья на моего остроумного друга. – Даша, давайте меняться по-новой. Я ничего не имею против розовых кофточек, но у моего фетишизма есть границы.
После того, как обратный обмен состоялся, я, почувствовав себя уверенней, предложил выпить за знакомство. Даша отказалась. Она заявила, что вообще не употребляет алкоголь. И не курит. Как выяснилось впоследствии, список ее табу на этом, увы, не ограничивался.
Когда мы вышли из кафе, друзья мои деликатно попрощались и ушли. Дашина подружка оказалась менее сообразительна. Намеков то ли не понимала, то ли не желала понимать.
– Таня, – не выдержал я, – я так счастлив наблюдать вас рядом, что немного хотел бы по вам соскучиться.
– Я тебе вечером позвоню, – сказала Даша.
Таня неприязненно глянула на меня, с укором на Дашу и, наконец, оставила нас одних.
– Прогуляемся по городу? – предложил я.
– С удовольствием, – ответила Даша. – До Владимирской.
– Почему именно до Владимирской? Это же почти рядом.
– Я там живу.
– Торопитесь домой?
– Естественно. У меня, всё-таки, сессия. А у вас разве нет?
– Нет. До осени я совершенно свободен.
– А осенью?
– И осенью буду свободен.
– Вы не учитесь и не работаете?
– Я учусь и работаю. Но это не мешает моей свободе.
– Даже так?
– По-иному нельзя.
– А как же ответственность?
– Даша, что может быть ответственней свободы? Только рабы ни за что не отвечают.
Я был бы рад идти с ней пешком хоть до самых Нивок по городу, разбушевавшемуся майской зеленью, из которой нежно вырастали белые свечки каштанов. К сожалению, до ее дома мы дошли за каких-нибудь полчаса. Я хотел поцеловать ее на прощание, но Даша игриво отстранилась.
– Не будем торопить события, – сказала она.
– Будем плестись у них в хвосте?
– А куда спешить?.
– А если мне завтра кирпич на голову упадет?
– Значит, ваша голова ничего лучшего не заслужила.
Номерами телефонов мы, впрочем, обменялись. Через две недели перешли на «ты». Через месяц она позволила, наконец, поцеловать себя – в щеку. Даша напоминала мне влюбленную парочку, в которой не хватало одного человека. Она беззаветно любила себя и платила себе взаимностью. Выдержать такую конкуренцию было не то что трудно – невозможно. От своего окружения Даша требовала не столько любви, сколько восхищения. В ней ощущалась самодостаточность музейной статуи. Влюбиться в нее было непревзойденной глупостью, и я, естественно, влюбился. По счастью, во мне обнаружился неплохо развитый инстинкт самосохранения, который выплеснулся в мои подтрунивания над Дашей и сделал меня интересным в ее глазах. Просто восхищенного поклонника и бессловесного обожателя она довела бы до сумасшедшего дома.
– Твое место не в Киеве, – говорил я. – Твое место в Париже.
– Правда? – улыбалась она.
– Конечно. Скажем, где-нибудь в Лувре. Ты так похожа на Венеру Милосскую, что иногда хочется отрубить тебе руки.
– Не груби!
– Я не грублю, я робко восхищаюсь. Кстати, знаешь, как Венера Милосская утратила свои верхние конечности?
– Любопытно.
– Это и в самом деле занятная история. Когда археологи откопали ее, она была цела и невредима и настолько прекрасна, что ей определили место в лучшем из парижских музеев. Посетители так восторгались ею, что то и дело норовили прикоснуться к ней, погладить, провести ладонью по ее холодному мраморному телу. Администрации Лувра это, в конце концов, надоело и она поместила рядом с мадам Милосской табличку: «Руки прочь от статуи!» А какой-то недоумок истолковал этот призыв по-своему и осуществил при помощи молотка.
В августе Даша познакомила меня с родителями. Отец ее оказался профессором, преподавателем физики в Политехническом институте. При этом выгляднл моложаво, а держался с веселым легкомыслием, чем сразу расположил меня к себе. Дашина мама работала корректором в каком-то издательстве. Она разглядывала меня так, словно выискивала во мне орфографические и стилистические ошибки и, видимо, сочла если не вульгарным, то недостаточно отесанным. За обедом она будто бы невзначай следила, как я пользуюсь ножом и вилкой, какие куски кладу в рот и не слишком ли звучно их пережевываю. Мне захотелось отколоть какую-нибудь пакость, но я сдержался, интеллигентно промокнул салфеткой губы и светски молвил:
– Вероника Олеговна, Сергей Валерьевич – благодарю. Вкусный обед, милая атмосфера, чудесный хрусталь, прелестный фарфор.
– Саксонский, – небрежно проронила Вероника Олеговна. – Достался нам в наследство от Дашиной бабушки.
– Бабушка била фрица? – осведомился я.
– Нет. Бабушка его тоже унаследовала.
– Очаровательная у вас семья, – восхитился я. – Все кому-то что-то дарят... А теперь – позвольте откланяться. У моего друга сегодня день рождения, а приятели мои такие сволочи, что если я опоздаю, они сожрут всю водку без меня.
С тем я и удалился.
Дашу моя выходка рассердила.
– Поздравляю, – сказала она. – Ты сделал всё, чтобы не понравится моей маме.
– Да я особенно и не старался, – хмыкнул я.
– Старался. Ты нарочно эпатировал моих родителей.
– Дашенька, подбирай выражения! Слышала бы тебя сейчас Вероника Олеговна...
– Ты подумал о том, в какое положение ставишь меня?
– Я об этом всё время думаю.
– С тобой невозможно разговаривать, – вздохнула Даша. – Слушай, может, мы просто устали друг от друга?
– Действительно, целых три месяца знакомы...
– Разве этого мало?
– Слишком много. За три месяца не продвинуться дальше поцелуев – тут нужно железные нервы иметь.
– Миша, – с суровым видом покачала головою Даша, – ты же знаешь мои принципы: никакого алкоголя, никаких сигарет, никаких близких отношений до свадьбы...
– И что прикажешь мне делать с твоими принципами?
– Ничего. Просто уважай их. Ты ведь уважаешь свои?
– Как я могу уважать то, чего нет?
– У тебя нет принципов?
– Абсолютно никаких.
– Как же ты живешь?
– По наитию.
Осенью у Даши начались занятия, я к тому времени тоже восстановился на вечернем отделении иняза, официально числясь на какой-то работе и неофициально подрабатывая частными уроками английского. Мы стали реже видется. Поначалу мне это даже нравилась, потому что я действительно подустал от Даши и ее – как бы помягче выразиться – причуд. Затем соскучился – исключительно в силу подлой человеческой натуры, всегда желающей то, чего не имеет. И я, злясь на самого себя, стал наведываться к ней в институт и поджидать ее после занятий, держа в руках неизменный букет осенних цветов...


Итак, я ждал Дашу в вестибюле политеха с букетом хризантем, когда меня вдруг хлопнули по плечу и чей-то знакомый голос произнес:
– Вот это да! Ты как меня нашел?
Я оглянулся. Передо мной, расплывшись в улыбке, стоял мой военкоматовский знакомый Ярик Шеремет.
– Привет, – сказал я, улыбнувшись ответно. – А с чего ты взял, что я тебя искал?
– По цветам, – объяснил Ярик. – Или это не мне?
– Если б я преподнес тебе цветы, то разве что в виде венка.
– Мужественно и сурово. Ждешь кого-то?
– Одну знакомую.
– Что за знакомая?
– Ярик, – сказал я, – ты устроился в отдел кадров или занялся переписью населения? Какое тебе дело, кого я жду?
– Обычное любопытство, – невозмутимо ответил Ярик. – Мне как аборигену интересно знать, кого из здешних туземок подцепил мой старинный приятель, с которым я, между прочим, два года не виделся.
– С каких пор ты абориген в политехе?
– С сентября. Поступил после армии. К отслужившим относятся с пониманием. Мне председатель приемной комиссии так и объяснил: мол, зачисляем вас с поправкой на два года умственного иммунитета... Так кого ждем?
– Допустим, Дашу.
– Что за Даша?
– Стрельцова.
– О, так я ее знаю! – неизвестно чему обрадовался Ярик. – Она на втором курсе учится. Только зря ты ей цветы принес.
– Почему это зря?
– По-моему, – понизив голос и оглядываясь по сторонам сообщил Ярик, – она в меня влюблена.
– Вряд ли, – сказал я.
– Ревнуешь? Завидуешь?
– Ни капельки.
– Так в чем же дело? Или, по-твоему, в меня нельзя влюбиться?
– Конечно нет
– Это еще почему?
– Потому что у тебя плоскостопие, близорукость и геморрой.
Ярик остолбенел.
– Что у меня? – переспросил он.
– То самое, на чем ты настаивал в военкомате.
– При чем тут военкомат? Забудь и наплюй. Всё, я отслужил, я здоров, как бык!
В это время в вестибюле появилась Даша. Нежно-зеленая блузка какого-то невероятного покроя делала ее похожей на бабочку.
– Привет, – сказала она, величественно кивнув мне и небрежно скользнув взглядом по Ярику. – Хризантемы? Очень мило. А это кто?
– Это мой армейский друг! – радостно пояснил Ярик. – Мы служили вместе.
– Кто он – я знаю, – ответила ему Даша. – А вот кто ты?
– Ничего себе, – покрутил головой Ярик. – Ты что, забыла? Ярослав Шеремет, меня весь институт...
– Вы действительно вместе служили? – Даша повернулась ко мне.
– Ну да, – ответил я. – Я на Дальнем Востоке, он в Подмосковье.
– Это называется вместе?
– Естественно. Армия-то одна.
– Слушайте! – оживился по-новой Ярик. – Такую встречу грех не отметить. Посидим где-нибудь в кафешке. Я угощаю! Только у меня денег нет, – добавил он. – Я вас в долг угощу.
– Ладно уж, – хмыкнул я, – забей. Я, в принципе, не против. Если Даша согласна.
– А если Даша не согласна? – холодно поинтересовалась Даша.
– Почему? – удивился Ярик.
– Нипочему.
– Даша, – сказал я, – влюбленные должны быть щедрыми. Или это не о тебе?
– Ты про щедрость?
– Я про влюбленность.
Даша холодно глянула на меня, затем с раздражением на Ярика.
– Хорошо, – сказала она, – пойдемте. Куда?
– В «Шапито», естественно, – сказал я. – Навестим место нашей первой встречи.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив