Воображаемый друг. Часть первая. Рассказ.

vixymixy — 11.11.2015 Думаете, сейчас будет маленький рассказик? А вот как бы не так! Вообще, он планировался, как маленький, но естественно Остапа понесло и расперло на огромную рассказку. Попробую его запихнуть в три поста (или в четыре), в общем, сама не ожидала...
И еще на всякий случай еще предупрежу, хотя всегда это говорю: друзья, я абсолютно не обижусь, если не прочитаете :)) Но если вам в радость, то это радость и для меня.
Я когда выкладывала начала этого рассказа в сообществе "мы пишем", то получила мнение о том, что непонятна целевая аудитория рассказа - мол как бы для детей, но как бы и не для детей. Я думала-думала и поняла: этот рассказ для детей, который до сих пор живут внутри нас, и верят в чудеса, в волшебство и сказки. А вообще, рассказ был написан для того, чтобы донести одну-единственную мысль, совсем простую и по сути банальную...

Каждый день, возвращаясь домой из школы, она шла так медленно, как только могла. Дорога была знакома до мельчайших подробностей, и если бы она закрыла глаза, то, кажется, продолжила бы видеть даже сквозь закрытые веки и эти пучки пожухшей прошлогодней травы, выглянувшей на поверхность после того, как снег почернел под лучами неяркого, но усердного солнца, и стены гаражей с облупившейся краской, и ряды колючей проволоки, отделяющей дорогу от территории ПТУ. По ту сторону валялись огромные катушки, с намотанными на них проводами, ящики, стрела крана лежала на боку, и никто никогда не стремился установить ее ровно.
Она шла, не поднимая головы от дороги, глядя на носки своих стареньких коричневых ботинок, которые ступали в грязь, но даже не задумывалась о том, что пачкает их, и мама, уставшая после работы, снова будет ее ругать и попросит вымыть обувь. Но обувь никто не вымоет ни в этот день, ни в следующий, потому что мама устала, бабушка болеет, а самой Кате все равно.
Она шла и шептала, как заклинание: "Пусть меня ждет дома нечто чудесное! Пожалуйста, пожалуйста!!"
И каждый раз, когда заканчивались гаражи, и дорога выводила ее к открытому участку, она смотрела на окна своей квартиры, полускрытые тоненькими молодыми березами и силилась рассмотреть за стеклом отголоски того чуда, которое непременно, именно сегодня, ждет ее дома. Но окна не хотели намекать, охраняя тайну. И она, вдруг невольно ускоряла шаг, чтобы не упустить это чудо, которое, быть может, не будет ждать ее бесконечно. Чудеса - они такие, только держи!
Катя не знала, чего именно ждет ее. Но это должно было быть что-то, от чего сладкая радость разольется по всему телу, и станет жарко, и не будет хватать воздуха от того восторга, что наполнит ее...
Сначала она думала, что этим чудом должен быть ее папа. Она зайдет в квартиру, и бабушка, нарядная и бодрая, совсем не та, в которую ее превратила болезнь, встретит ее у двери и воскликнет:
- Катюша, ты посмотри, кто приехал!
А папа сидит в это время на диване в комнате, улыбается и кивает. Он скажет: "Поехали со мной на море!" или "Посмотри, вот билеты в цирк!", или "Побежали в кино, чернобровка!" И Катя повиснет у него на шее, счастливая, как тысяча маленьких поросят. Это папино выражение про "тысячу маленьких поросят". Потому что Катя, когда сильно смеется, то хрюкает, а от этого смеется еще сильнее, и еще больше хрюкает...
>Но папа так и не приехал. Катя слышала его голос по телефону дважды в год: на свой день рождения, и на Новый год. Но так как день рождения был в середине декабря, а Новый год наступал уже спустя две недели, эти два события в ее сознании объединялись в одно. Тем более, что разговор с папой шел словно по одному сценарию.
- Как дела, доча? - спрашивал он. Катя иногда отвечала на этот вопрос, иногда молчала, папа этого не замечал. Голос его всегда был бодр, свеж и полон энергии. Папа всегда был полон энергии, ему все удавалось. Все его, даже невозможные на первый взгляд желания, сбывались словно по мановению волшебной палочки. Вот хочет папа мотоцикл, и через неделю у него мотоцикл, хочет папа поехать в Швейцарию, и через несколько дней уже там. У него была счастливая жизнь, у папы. Жалко, что он совсем не хотел поделиться этой удачливостью с Катей. Ей бы совсем немножко...
- Как там бабушка? - задавал папа следующий вопрос. Про маму он не спрашивал никогда, но с бабушкой у него всегда были хорошие отношения.
- А что тебе подарить? - спрашивал он напоследок. Обычно, услышав пожелания, он энергично соглашался, прощался, обещал перезвонить в ближайшее время. И никогда не перезванивал. И подарков не присылал.
Постепенно Катя поняла, что папа это не то чудо, которого стоит ждать.
Но ведь в этом мире обязательно должно быть что-то, что заполнит ее сердце тягучей радостью. И это что-то обязательно случится. Постучится к ней в дверь. По-свойски расположится на диване, попивая чай и ожидая ее, Катю. Знать бы еще что это... Кто это...

Она нажала кнопку звонка на двери, ожидая услышать шаркающие шаги бабушки. Бабушка не была еще стара, но была очень и очень больна. И если раньше, Катя еще помнит те времена, бабушка, встречая ее из школы, расспрашивала о том, как прошел день, шутила, поправляла Катины тоненькие хвостики, ставила греть чайник, и пока он закипал, они с внучкой успевали обсудить множество интересных вещей, то сейчас она лишь улыбалась тенью своей бледной улыбки, шелестела чуть слышно:
- Катенька, детка, разогрей себе. Все в холодильнике.
И молча уходила в свою комнату. Ни Катина жизнь, ни ее шутки, ни ее тоненькие хвостики бабушку больше не интересовали.
Вот и сейчас девочка с надеждой вгляделась в бабушкино лицо. Еще две секунды она жила надеждой на то, что нечто чудесное все же случится.
- Катюша, деточка, ты голодная? Пюре в холодильнике. Разогрей себе, - прошептала бабушка. Девочка почувствовала, что она потянулась было к ней, чтобы поцеловать, или обнять, или просто положить сухую тонкую руку на ее плечо, возможно, убрать длинную Катину челку, упавшую на глаза, но рука повисла в воздухе, словно движение забрало у бабушки слишком много сил, так необходимых для того, чтобы просто дышать, чтобы просто пережить этот день.
- Пойду лягу, - сказала она чуть виновато.

Катя не хотела есть. Но не хотела расстраивать бабушку. Поэтому она включила газ, как всегда только с третьего раза, потому что боялась горящих спичек и конфорки, которая отказывалась зажигаться сразу, а фыркала на Катю, как разъяренное живое существо.
- Ну-ну, - уговаривала она ее, зная, что любое живое существо можно задобрить, если разговаривать ласково и спокойно. - Хорошая плиточка, зажигайся, пожалуйста!
Плита сменяла гнев на милость, фыркнула в последний раз, и конфорка загоралась неровным, дрожащим синим пламенем.
Именно таким светом горит Ригель - яркая голубая звезда. Катя недавно прочитала об этом в книге. Во всяком случае, именно так она представляла ее свет и мерцание, и протуберанцы двигались как язычки пламени газовой плиты.
Она еще немного полюбовалась на пламя, потом накрыла его кастрюлькой, в которой было пюре. Добавила немого воды, помешала, и когда вязкая масса, разбавленная водой, нагрелась и принялась пыхать и шипеть, выключила плиту и принялась есть ложкой прямо из кастрюли. Каждый день она заставляла себя съедать по семь ложек чего бы то ни было - пюре, как сегодня, или суп, или рисовую кашу. Семь - хорошее число. Вполне достаточно для того, чтобы наесться. Мама заглянет вечером в кастрюльку и не будет волноваться. Раньше она переживала, что Катя в обед ничего не ест, потому что еда, которую она готовит, не вкусная. Но мама была в этом не виновата. На те деньги, что она зарабатывала, невозможно было приготовить что-то иное. Катя это понимала и не ела вовсе не потому, что привередничала, просто она не хотела есть. Никогда не чувствовала голода. Но мама расстраивалась, и девочка теперь заставляла себя съедать семь ложек.
Пообедав и ощутив после не то, что чувство сытости, но какое-то спокойствие от того, что дело сделано, Катя шла в комнату, которую они делили с мамой. Но пока мама была на работе, она чувствовала себя здесь полноправной хозяйкой. Катя закрывала плотно дверь и читала. Словно ныряла с разбега в воду, она, открыв книгу, исчезала из этого мира и оказывалась в мире другом, простом и понятном. Мире, который подчинялся другим законам, где нить повествования всегда приводила к чему-то, и поэтому неопасно было надеяться и мечтать.
Часто случалось так, что она, присев на минуту, забывала обо всем и, оторвав голову от книги, вдруг обнаруживала, что за окном темно, а она по-прежнему в школьной форме, и спина затекла от того, что Катя вот уже который час сидит скрючившись, уткнувшись носом в страницы.
Бывало и так, что уроки, заданные на следующий день, оставались не сделанными. Часто она даже не раскрывала рюкзака и брала утром в школу те же учебники, что лежали в нем с предыдущего дня. В дневнике двойки тесно соседствовали с пятерками, потому что Катя была умной девочкой, а знания можно было почерпнуть не только из учебников. По большому счету ни пятерки, ни двойки ее не интересовали. Впрочем, так же, как ее маму. На собрания мама никогда не ходила, объясняя это тем, что времени на это нет. На самом деле, Катя знала, в чем заключается сложность: мама расстраивалась и переживала, слыша от учителей характеристики ее дочери. "Она сообразительная, но ленивая девочка", - говорили они: "Если бы она хотя бы иногда делала уроки! Может быть, ее что-то тревожит? Какая у вас обстановка дома?"
Обстановка дома была безрадостная. Бабушка умирала. Мама работала с утра до ночи, получая копейки. Папа... Катя даже не могла вспомнить его лица. Когда папа только ушел, Катя страшно по нему скучала. Ведь папа всегда был таким жизнерадостным и веселым. Жизнь, после его ухода, сразу словно бы выцвела. Катя написала прямо на обоях его имя, используя для этого цветные карандаши и проведя каждую линию, из которых состояли буквы, несколькими разными цветами. Ей казалось, что когда она смотрела на эту надпись, то ей на секунду удавалось вернуть в жизнь немного яркости. Но с течением времени она смотрела на имя папы все реже и реже.
Как можно было объяснить учителям то, чему Катя сама не знала названия. Жизнь ее не была ужасной в прямом смысле этого слова. Ее никто не бил, ее безопасности ничто не угрожало. Ее кормили и одевали. Но жизнь эта была совершенно пустой. В ней чего-то катастрофически не хватало, вот только Катя никак не могла понять чего именно. И без этой необходимой вещи жить было просто невозможно. Но и не жить тоже не получалось.

Окончательно осознав, что и сегодня ждать чуда не стоит, она взяла со стола книгу, раскрытую посередине. Еще вчера книга увлекала ее, но сейчас девочка поняла, что не может прочитать ни строчки. Ее вдруг обуяла страшная злость, почти ненависть к героям книги. А еще зависть. Они, придуманные, были гораздо счастливее ее, настоящей. Они шли вперед, по заранее определенной им дороге. Сражались, любили, боролись и, в конце концов, обретали счастье. Или не обретали... Но в любом случае у них была надежда и цель. А у нее, у Кати, не было ничего.
Она ничком упала на кровать, и раскрытая книга выскользнула из ее руки. Катя смотрела в потолок и в глазах наливались, а потом скатывались из уголков глаз слезы. Было мокро и неприятно от того, что слезы отказывались течь по щекам, а подчиняясь закону тяготения сбегали прямо по уху, а на подушке уже образовалась маленькая лужа.
Девочка подняла руку, чтобы вытереть глаза, но вместо этого положила ее на грудь, туда, где под тканью школьного платья билось сердце. Не так давно, в какой-то газете, Катя видела статью о девочке, которая начитавшись рассказов о индийских йогах решила остановить сердце. Самое интересное, что ей это удалось, и девочка некоторое время видела свое тело со стороны, соединенная с ним лишь чем-то, напоминающим пуповину, свитую из тумана. Потом возникла воронка, пытающаяся затянуть девочку во внутрь. А что было дальше, Катя не помнила. Но очевидно, девочке удалось вернуться, иначе некому было бы рассказать эту историю.
И вот сейчас, чувствуя под рукой легкие толчки, она вдруг вспомнила эту статью и замерла, считая удары. Ей показалось, что сердце бьется все медленней, и между ударами повисает тишина - эта мысль обрадовала ее. Это было совсем не страшно - вот так просто остановить сердце. Это как уснуть...
Ничего, конечно, не вышло. Катя долго еще лежала, ощущая ладонью легкое трепетание, словно у нее в грудной клетке жила маленькая птица.
- Ну, ладно, - прошептала она, сама не понимая, к чему относится это разрешение. "Ну, ладно, живи", - говорит она птице, живущей в клетке. "Ну, ладно, посмотрим", - угрожает она миру, который отказывается ее отпускать. Или "ну, ладно, я сдаюсь?"
И в тот момент Катя вдруг подумала о том, что сама сможет написать книгу. Хотя бы не на бумаге, а в своей голове. Со своими героями, и с самой собой в главной роли. Вот, она вся несчастная лежит на кровати, и "бледные щеки ее покрыты слезами". Так, начало неплохое. Правда, слезами покрыты уши, но в книге об этом можно и умолчать.
Катя вытерла глаза, и даже села, так ее вдохновила эта идея. "И тут появился он!"
И он появился! Он присел на край кровати и улыбнулся ей. Парнишка, по виду старше ее на несколько лет. Кате было двенадцать, а ему все шестнадцать, точно! Он был удивительно синеглазый, а светлые волосы красиво спадали на плечи.
"Бр! - подумала Катя. - Мальчишка с длинными волосами, да и еще и синеглазый. Мне всегда нравились темненькие!"
- Ты же брюнет!- сообщила она ему, почти приказала.
- Не уверен! - сказал парнишка, и улыбнулся еще шире.
"М-м-м, - подумала Катя. - Ну, ладно, будь блондином, если тебе так хочется!"
Одет он был в серебристый костюм из незнакомой материи, отливающей металлическим блеском. Потому что...
- Ты с другой планеты? - воскликнула она, обрадовавшись своей догадке. - Это на тебе космический скафандр!
-Да? - удивился парнишка, подумав, добавил. - Ну, да... Я с другой планеты. И пришел, чтобы позвать тебя с собой. Мне уже давно надо было прийти, прости, что задержался.
Девочку забавляла эта игра, которую она создавала сама своим воображением. И почему она раньше не додумалась до такого? Но каким бы ни было заманчивым предложение отправиться в путешествие с новым другом, она и представить не могла, как дальше развивать сюжет. Не может ведь она на самом деле уйти из дома...
- Тебе и не придется никуда уходить, - уверил ее гость. - Ты будешь и здесь, и там.
Он прикоснулся пальцем к ее лбу, и Катя готова была поручиться, что почти ощутила это прикосновение.
- Это как сон наяву.
- Как если бы я читала книгу? - уточнила Катя, примерно понимая, что имеет в виду парнишка. - В своем воображении?
- Да! - он улыбнулся.
Катя была приятно удивлена тем фактом, как ловко подсознание подсказало ей эту замечательную идею. Чудесно просто! Она почти даже ничего не придумывала, все придумывалось само. Катя писала книгу, и в то же время была ее первым и единственным читателем.
Она сидела на кровати, скрестив ноги, и во все глаза разглядывала своего воображаемого друга. А он смотрел на нее, с каким-то добрым снисхождением, с каким взрослые смотрят на восторженных малышей.
- А зовут тебя?.. - начала она вопрос, специально притормозив в конце, чтобы дать возможность подсознанию придумать ответ.
- Ион, - сказал гость.
Катя задумалась, имя было необычное. Где-то, не так давно, она уже слышала его, может быть, поэтому оно и всплыло сейчас в памяти?
- Ион - это странник в переводе с греческого, да? Ион, - повторила она, словно пробуя имя на вкус. Оно и нравилось ей, и не нравилось одновременно. И немного раздражало, что не успела она хорошенько подумать над таким важным моментом, как имя героя, как герой уже сам себе придумал его. Не успел появиться, как уже своевольничает!
- Странник, - согласился он с предыдущим ее утверждением. - Пойдешь со мной странствовать?
- По просторам космоса? По дальним планетам и звездам? - спросила Катя. На меньшее она не была согласна.
Ион только кивнул и протянул ей руку. Катя коснулась ее и ощутила прохладу, и тепло, и радость, и страх, и голова немного закружилась. И хотя она знала, что на самом деле никуда не идет, а переносится к звездам лишь в своем воображении, но чувство восторга было самое настоящее.
Девочка с ногами забралась на кровать, прислонилась к стене, обхватила колени руками и положила подбородок на скрещенные пальцы.

Катя стояла в кромешной тьме, вцепившись в руку Иона, и силилась рассмотреть хоть что-то.
- Не бойся, - сказал он. - Я рядом. Я всегда буду рядом с тобой.
- Я не боюсь, - отважно сказала она, и это на самом деле было так. - Но где мы?

Ответ пришел сам собой - постепенно глаза привыкали к темноте, и Катя увидела, что стоит в большой круглой комнате. Пол слегка пружинил под ногами. Такое же точно чувство возникало на спортивных площадках с резиновым покрытием. Ион прикоснулся к стене, и та вдруг озарилась неярким светом - словно зажглись одновременно тысячи крошечных лампочек. Они делали темноту приятной и совсем не страшной. Катя не сразу поняла, что Ион включил экран-иллюминатор, а она смотрит сейчас на звезды. И казалось, что между ней и ими нет никакой преграды - протяни руку, и в ладони окажется крошечный колючий комочек, который будет слегка щипать кожу, роняя искры, словно бенгальский огонь в новогоднюю ночь. Тот тоже шипит, ругается, а стоит подставить ладонь, и понимаешь, что уколы его ласковые и совсем не опасные.
Рука натолкнулась на стену, но Катя, однако, не расстроилась.
- Мы в космосе!- сказала она. Ей начинала нравиться эта история.

Потолок вдруг засветился ярким светом, который затушил мягкое сияние звезд, но зато позволил рассмотреть комнату, в которой они находились. Ничего примечательного Катя не увидела - комната, как комната. Круглая, с белыми стенами. Пустая. Но долго любоваться на белые панели, которыми она была обшита, ей не пришлось. Одна из панелей отъехала в сторону, и в каюту заглянул человек, одетый в синюю форму.
- А, вот ты где! На смотровой площадке! - обратился он к Иону, нисколько не удивившись тому факту, что тот не один.
- Как тебе звезды? - спросил он у девочки. - Красота?
- Красота, - оторопела она.
- Что-то случилось? - уточнил Ион.
- Нет, ничего... Только...
Он замялся, отводя взгляд. Видно было, что он не хочет говорить.
- Мне жаль, что я тебя нашел, - сказал он, выглядев при этом виноватым. - И теперь тебе придется идти на процесс. По сути, слово миротворца ничего не значит, и на вердикт никак не повлияет. Присяжные все уже решили... А тебе лишний груз на сердце.
- Да говори уже! Не тяни! - оборвал Ион тираду, которая обещала быть бесконечной.
- Все ждут только тебя! - сказал посланник.
- Так веди, - вздохнул Ион. И снова взял Катю за руку, увлекая за собой. Они шли быстро, но Катя старалась рассмотреть все-все.
Она вертела во все стороны головой, с растрепавшимися косичками, но успела понять только то, что корабль, если это корабль, огромен, но напоминает больше государственное учреждение. Мимо деловито сновали люди в синей форме, как у их провожатого, двери-панели то и дело отъезжали в стороны, на секунду приоткрывая взору девочки других людей, сидящих у мониторов. Как-то скучно для космического корабля.
- Это станция, - сказал Ион, словно сумел прочитать ее мысли. - Поверь, не везде в космосе так скучно, как здесь.
Он посмотрел на нее, улыбнулся ободряюще.
- Я должен закончить дела, а уже потом я покажу тебе что-нибудь по-настоящему интересное.
Провожатый нетерпеливо обернулся, хотя и промолчал, но ясно было, что он не одобряет посторонние разговоры, в то время, когда они так опаздывают.
- Ш-ш-ш, - сказала Катя Иону, а он улыбнулся еще лучезарнее, так, словно это была самая удачная шутка, которую он слышал. И Катя расцвела в ответ на его улыбку.
Они спускались по лестницам, поднимались по лестницам, и бесконечные километры коридоров напоминали лабиринт. Но даже этот путь закончился, хотя девочка была бы рада идти вечность рядом со своим новым другом, просто молчать и просто держать его за руку. И просто чувствовать себя нужной кому-то.
Они очутились у двустворчатых деревянных дверей, высоких и крепких.
"Неужели настоящее дерево? - удивилась Катя, разглядывая узоры.
Провожатый вдруг склонился перед Ионом, прижимая руку ладонью к тому месту, где располагалось сердце.
- Входите, Светлейший. Ни одна дверь не может быть закрыта перед вами, - произнес он ритуальную фразу. Во всяком случае, иначе как определенным ритуалом эту пафосную речь и объяснить было нельзя.
Ион положил руку на его плечо.
- Благодарю, - просто сказал он.
И не понятно было, продолжает он странный ритуал, или искренне признателен провожатому за его помощь.
Потом он наклонился к Кате.
- Я пойду к трибуне. Но тебе туда нельзя. Выбери себе место и жди меня. Ничего не бойся, я сам тебя найду после того, как все закончится.
Он выпустил ее руку и, положив обе ладони на створки двери, толкнул их. Створки неожиданно легко распахнулись вовнутрь, открывая взгляду огромный зал, заполненный людьми. Люди сидели на скамейках, стоящих полукругом вокруг возвышения. Катя увидела на возвышении кресло, в котором восседал высокий и худой человек в черной мантии. Увидела там же ряд кресел, в которых расположилось несколько человек. Глаза их закрывали черные повязки, но они повернули головы на шум открывающейся двери. Люди, сидящие на скамейках и стоящие в проходах обернулись.
- Миротворец... Миротворец... - шепотом понеслось по рядам. Люди сторонились, пропуская Иона вперед, а он, слегка наклонив голову, стараясь не смотреть ни на кого, медленно пошел к возвышению.
Катя скромно притулилась у стены, смотрела на его неестественно прямую спину и ничего больше не замечала вокруг.
Высокий человек вдруг встал и поклонился ему.
- Приветствую тебя, Светлейший.
Ион тоже поклонился в ответ, медленно поднялся по ступеням и встал лицом к залу.
- Присяжные вынесли вердикт. Подсудимый признан виновным. Вы готовы засвидетельствовать его вину, Светлейший?
- Да, - ответил Ион, и голос его показался Кате печальным.
Она вспомнила фразу провожатого о том, что слово миротворца по сути ничего не значит. Но зачем ему тогда было приходить? Традиция такая? Что здесь вообще происходит? Это суд?
Потерявшись в вопросах, она немного рассеянно смотрела на возвышение, пропустив тот момент, когда рядом с Ионом появился человек в просторной темной одежде. Одежда укрывала его тело целиком, спрятав руки, ноги, оставив непокрытой лишь голову. Голова эта стриженная казалось маленькой, и словно принадлежала ребенку, но спустя мгновение Катя поняла, что это не так. Голова принадлежала не ребенку, но еще юному пареньку. Он вертел ей растерянно, смотрел по сторонам, пытаясь уловить взгляды людей, окружающих его. Кате показалось, что смотрит он с робкой надеждой, надеясь увидеть лицо того, кто поддержит его. Он и на Катином лице на секунду остановил взгляд, но девочка сделал вид, что рассматривает свои ладони. Подсудимый! Возможно, убийца. Еще не хватало, чтобы он на нее смотрел! Пусть смотрит на кого-нибудь другого!
- Подсудимый, вы слышите меня? - обратился к нему человек в черной мантии.
- Да, судья! - послушно откликнулся тот.
- Подойдите к Светлейшему и дайте ему посмотреть на себя.
Подсудимый, суетливо, путаясь в длинной одежде, сделал два шага к Иону, стоявшему все так же невозмутимо и прямо. Видно было, что он не знает, как лучше встать. Тогда Ион положил ему руки на плечи, останавливая и успокаивая его.
- Ты знаешь, в чем тебя обвиняют? - спросил он, сразу переходя к делу.
- Да, - тот кивнул несколько раз стриженой головой. - Да, Светлейший. В страшном преступлении! Они уверены, что это я убил...
- Неважно! - остановил его Ион, но хоть голос был мягким, но подсудимый сразу же подчинился.
- Скажи мне только одно: ты совершил это преступление?
Подсудимый, еще не осужденный, еще не потерявший надежду, пока последнее слово не будет сказано, хотя в глазах судьи, присяжных и всех людей, находящихся в зале он уже был признан преступником, вдруг затрясся, а из его глаз потекли слезы.
- Стой прямо и отвечай, - тихо сказал Ион, не снимая руки с его плеч.
- Светлейший! Я не виновен! - воскликнул он, и столько отчаянья было в этом крике, что зал вздохнул в едином порыве.
"Все преступники так говорят!" - мысленно фыркнула Катя, разом вспомнив все книги и все фильмы, в которых рассказывали о преступлениях. Все происходящее расстраивало и пугало ее. Хотелось уйти. Она бы и ушла, если бы не Ион. Не могла она так просто его бросить.
Ион повернулся к судье.
- Этот человек невиновен, - сказал он.
- Спасибо, Светлейший, - ответил судья, и Катя вдруг увидела перед собой уставшего, пожилого человека, который даже, казалось, испуган немного. - Спасибо за вашу помощь. Если будет подана апелляция, суд обязательно учтет вашу точку зрения.
Катя опять вспомнила странную фразу о том, что слово миротворца никак не сможет повлиять на вердикт. Ей было так жаль Иона, который вынужден был принимать участие во всем этом. Она следила за тем, как медленно спускается он с возвышения, как напряжены его плечи, как он смотрит себе под ноги, не замечая никого. Еще Катя слышала, как судья крикнул: "Стража!". Видела, как два человека в алых плащах, поднимаются на площадку, едва не сталкиваясь с Ионом. Видела, как они направляются к осужденному, да, уже осужденному, и Катя замечает в их руках продолговатые предметы, которые они направляют на парнишку со смешной стриженой головой, и как тот падает на колени. И отчаянье написано на его некрасивом бледном лице.
- Стойте! - вдруг закричала она. Закричала и удивилась, зачем она это делает, и что будет говорить теперь, когда все замерли, а потом удивленно посмотрели на нее.
- Стойте, - тихонько повторила она. - Вы что, правда, собираетесь его убить?
Она указала на стражников.
- Что ты, дитя! - судья улыбнулся ей, она и не рассчитывала на такое дружелюбие. - Мы лишь уведем его. Не волнуйся.
Катя, приободренная этим дружелюбием, вдруг выпалила, не успев даже удивиться собственной смелости:
- Светлейший сказал, что он не виновен! Отпустите его!
Теперь уже взгляды всех, находящихся здесь, в этом зале, были прикованы к ней, странной девочке, разговаривающей так дерзко.
- Дитя, - сказал человек в черном плаще и вдруг замолчал.
Он о чем-то глубоко задумался, соединив кончики пальцев.
И молчал несколько минут. Зал замер, наблюдая за ним. Происходило что-то непонятное, невероятное, и десятки глаз следили сейчас за лицом судьи. Какое решение он принимает? Лишь присяжные, лица которых были скрыты повязками, тихо переговаривались друг с другом, пытаясь понять, чем вызвана наступившая тишина.
Катя смотрела на Иона, не зная, не навредила ли она ему своим необдуманным поступком. Но он не смотрел на нее. Он вернулся и встал рядом с судьей.
Судья расцепил ладони и поднялся на ноги.
- Светлейший, - обратился он к Иону. - Вы утверждаете, что этот человек невиновен?
Ион кивнул. Потом, посчитав, что кивка головы может быть недостаточно, четко произнес:
- Да. Я так считаю.
- И вы можете за него поручиться?
- Да. Могу.
Катя испуганно зажала рот, осознавая, что сейчас происходит что-то важное. А всему виной она. Глупая девочка, надо было молчать!
- Хорошо. Раз так... Готовы ли вы взять его под свою опеку и очистить его имя перед законом?
- Да, - сказал Ион.
"Он только и делает сегодня, что соглашается", - недовольно подумала Катя. Ей совсем не понравилось предложение судьи взять на поруки преступника. Она уже и забыла о том, что сама заварила эту кашу.
- В таком случае - забирай! - судья махнул рукой. И в жесте этом была усталость, но и облегчение.



Продолжение выложу завтра, или послезавтра, но тянуть не буду :))

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив