Военные сборы лета 1984 года. Часть Первая.

     Вообще до нас сборы организовывались после шестого курса. То есть после полного уже окончания. Но мы попали в какой-то переходный период и смену программы.  А потому вместо положенных раньше трёх месяцев у нас всё это прошло в полтора и мы сменялись там с нашим шестым курсом, для которого всё уже вообще совсем заканчивалось.

    Отъезжали своим ходом от института. Вернее мы собрались все около института, а потом отправились к вокзалу, чтобы на электричке поехать до Нахабино. Нам заранее объявили как мы будем разбиты на отделения по десять человек. И я расстроился, что всех сгруппировали по алфавиту, а не по группам, в которых мы учились. Мало того, про командира моего отделения - общежитского парня поговаривали, что он якобы поколачивает свою жену (Позже это оказалось полной ерундой, даже не пойму откуда всё пошло). В общем настроение было настороженное. Около платформы все наблюдали как один из студентов - великовозрастный Толя Кукуев прощался с девушкой, долго и красиво целуясь. Кто-то отметил, что у него этих девушек миллион:  "Не удивлюсь если встречать будет уже другая!".

    Потом расселись по лавкам вагона и двинулись в путь.  Было нас где-то человек 250.  Помню, что позже всех разбили на две роты. В каждой роте определили четыре взвода, в каждом взводе три отделения, ну а отделение состояло из десяти человек. От станции до места шли пешком. Дорога была знакомой: мы сюда время от времени ездили на всякого рода учения. Заканчивалось всё обычно пьянками на природе. Однажды какой-то полковник пошутил: "Следующие занятия мы проведём в Нахабино, чтобы поправить своё и без того пошатнувшееся здоровье!".  Около большого металлического ангара нам выдали обмундирование и сапоги. И тут свершилась моя давняя мечта идиота: побыть в военной форме. Погоны на обмундирование были курсантские: чёрные с жёлтой буковкой К.

   Когда нас вывели к месторасположению лагеря, мы увидели горстку шестикурстников, которых оставили здесь, как попавших на гауптвахту - в просторечии "губу". Кто-то из наших их знал и весело приветствовал.  Лагерь представлял собой совокупность простых объектов: трибуна для офицеров, дорожки из бетонных плит между палатками и бетонный плац. Палатки состояли из бетонного основания, деревянных ящиков- настилов, на которых надо было спать, и металлических скоб, на каркас которых натягивался брезент.  Всё выглядело очень романтично. По разным углам лагеря располагались грибки крыш для дневальных, у одного из таких грибков (того, который находился ближе к лесу) виднелся небольшой склад наполненный автоматами калашникова.

  В нашем отделение было кроме меня девять человек, фамилии которых начинались с буквы К.  Командиром состоял Андрюха Князев - атлетически сложенный парень, с которого можно было вполне лепить что-нибудь типа Аполлона.  После присяги всех командиров отделения произвели в сержанты и повесили две жёлтые "сопли" поперёк курсантского погона.  У тех, кто служил эти "сопли" уже висели.  Остальными ребятами отделения были весёлый крупный Коля Кузин, маленький полный Миша Круглов (который позже познакомил меня с куплетами Темнова из "Берёзки"), ещё один крупный парень по кличке Крах, вечно мрачный пловец Миша Кречетов (которого командир отделения определил возле себя и шутя именовал денщиком) , худенький весёлый Толя Кузенков, очень милый интеллигентный мальчик Толя Корольков (у него жена работала врачом ,а потому все его книги были проштампованы её именной печатью, дабы не украли, кроме того он обладал залихватскими усами и прилагаемой к ним кличкой "Таракан"), крупный парень Кроленко по кличке Кроль (быстро определившийся на блатную работу при какой-то стройке) , последнего из отделения помню только по кличке Аромат. Он был высоким симпатичным пижоном, но однажды с ним случился казус:  чувак совершенно неожиданно вечером перепил так ,что ночью обделался.  Утром наша палатка воняла много хуже ,чем туалет. Все ,конечно же, уловили "источник вечного наслаждения", но он совершенно по глупому отказывался. Три дня мы не могли выветрить наше жилище, а на четвёртый навсегда прозвали его Ароматом. Ну и наконец как поётся у Визбора "и на распасе скромный автор этих слов" , то есть я сам - худенький занудный, но бесконечно милый очкарик. Трое из десяти ребят в отделение (то есть без малого тридцать процентов) оказались общежитскими.

                   

(Продолжение в следующем номере)