«Вы украли у меня кадетство!»
novayagazeta — 05.03.2020 Отличницу выставили из училища при Следственном комитете: как работает социальный лифт с квотами для «правильных» детей.В мае 2019 года старшего кадета, десятиклассницу Варвару Ш., исключили из Кадетского корпуса Следственного комитета Российской Федерации имени Александра Невского. Исключили за совершение «грубого дисциплинарного проступка». Варвара Ш. — отличница, спортсменка, за три года учебы — никаких дисциплинарных взысканий, портрет на доске почета, 15 поощрений, фотография рядом с самим главой Следственного комитета Бастрыкиным. И вдруг — в конце мая, в последний учебный день десятого класса — исключение.
Мы просто бесились
Варя сначала совсем отказалась разговаривать со мной: «никакого толку не будет, я уже сколько раз это все рассказывала». Потом все-таки рассказала. «Это все было в конце апреля, в конце недели. Мальчики были на парадной тренировке, а у нас оставался час на самоподготовку, потом обед, потом домой. Настроение было счастливое — так что на самоподготовке мы просто стали беситься: скидывали тетрадки на пол, кидались ими». В кабинете их было четверо. Взрослых при этом не было, хотя по правилам вместе с кадетами во время самоподготовки должен находиться воспитатель. Зато в классе работала видеокамера.
Девочки спокойно разъехались по домам на выходные. Через три дня их по одной стали вызывать к психологу. Там им показали видеоролик, вменили троим из них вину за издевательство над четвертой ученицей, А., и унижение ее чести и пообещали, что их вызовут к директору. Было ли издевательство и унижение? Варвара говорит — шалили, бесились. Известно, однако, что участники школьной травли обычно говорят «мы просто играли».
Но удивляет то, что видеоролик, запечатлевший поведение девочек, никто не видел: его не показали ни родителям, ни позднее инспектору, который пришел с проверкой. Кадет А. руководству не жаловалась, и ее родители тоже, с семьей Вари не связывались. «Мы с ней хорошо общаемся, — говорит Варя. — Она себя пострадавшей не считает. Она мне говорила: почему они решают за меня, я сама могу в письменном виде все сказать». Телефон А. есть в редакции, но связаться с ней не удается: по будням кадеты живут в корпусе без телефонов, по выходным на телефоне автоответчик.
К директору виновных девочек так и не вызвали за целый месяц, родителей тоже на беседы не вызывали. Девочки предполагали, что «в худшем случае припугнут, чтобы не бесились на самоподготовке», говорит Варя. Но в конце мая, когда учебный год уже завершился, вдруг встал вопрос об их отчислении. Родителям двух других виновных предложили тихо забрать документы. С Варей почему-то вышло иначе. Обсуждать ее поведение собрали совет корпуса, затем поставили вопрос об ее отчислении на голосование роты.
«За мое отчисление никто не проголосовал, — говорит Варя. — Я думала, что отделаюсь выговором. Некоторые учителя сказали, что их на педсовете заставили голосовать за мое отчисление. Многие из них, которые в обычной жизни относились к нам по-человечески, понимали, что это детская шалость, что за это не отчисляют. Нас всех поразило, что родителям ничего не сообщили: они даже не знали, что происходит какое-то разбирательство».
29 мая Вариным бабушке и дедушке позвонили из корпуса, сообщили, что Варя отчислена,
и предложили забрать ребенка в течение трех часов, иначе ее передадут в спецприемник.
Тем не менее, бабушке пришлось прождать Варю четыре часа. Приказа об отчислении на руки не выдали: «Это внутренний документ». Бумаги о Варином проступке передали в опеку и комиссию по делам несовершеннолетних.
И Варя, и ее семья, ошарашенные случившимся, были готовы воевать и не сомневались в своей победе. Семья многодетная: пятеро детей, младшему два года, живут все в Рязани. Так что родители выписали генеральную доверенность на защиту прав и интересов Вари второй ее бабушке, Елене Эдуардовне Букиной.
Проверка
Бабушка записалась на прием к исполняющему обязанности директора корпуса И.А. Александрову. «Вас известят», — сказали ей, но на прием так и не пригласили. Тогда бабушка начала писать жалобы.
Первым делом она пожаловалась в Следственный комитет. Из аппарата председателя СК ее жалобу передали в Управление учебной и воспитательной работы СК. Его руководитель С.В. Петров направил в корпус с проверкой полковника юстиции Н.М. Гакало, инспектора отдела учебной работы.
В июле 2019 года Н.М. Гакало доложил С.В. Петрову, что полковник юстиции И.А. Александров категорически отказался предоставить ему видеозапись инцидента. Восстанавливая картину произошедшего по косвенным свидетельствам, проверяющий констатировал: кадеты, оставшись без взрослых, «устроили беспорядок и проявили недостойное поведение по отношению к кадету А. в форме морального оскорбления и унижения».
Однако вина лично Варвары заключается в том, что она разбросала письменные принадлежности, тетради и учебники кадета А., «что не является грубым дисциплинарным поступком», за который положено исключение.
Более того, если открыть устав Кадетского корпуса СК, в нем легко находится пункт 3.10, согласно которому отчислять кадетов можно «за совершенные неоднократно грубые нарушения Устава», причем исключение «применяется, только если меры воспитательного характера не дали результатов и дальнейшее пребывание таких кадетов оказывает отрицательное влияние на других кадетов, нарушает их права и права персонала».
Более того, решение об исключении должно приниматься с учетом мнения родителей и с согласия комиссии по делам несовершеннолетних, а директор должен «незамедлительно проинформировать» об исключении кадета его родителей, орган местного самоуправления и учредителя.
В случае Вари Ш. нарушение было однократным, меры воспитательного воздействия не применялись, родителей своевременно не известили и мнения их не учитывали.
В результате проверки Н.М. Гакало пришел к выводам, что реакция на нарушение была запоздалой, разбирательство формальным, что исполняющий обязанности директора И.А. Александров фактически продавливал решение об отчислении Вари через педагогический состав.
Проверяющий рекомендовал отменить приказ об отчислении и вместо этого вынести Варваре выговор, зато провести разбирательство с персоналом и привлечь к ответственности виновных в «халатности, недобросовестном исполнении прямых должностных обязанностей, недостаточной воспитательной работе и слабом контроле за подчиненными».
Наконец, инспектор предложил ходатайствовать перед председателем СК о проведении комплексной проверки Кадетского корпуса, «учитывая многочисленные нарушения учебной дисциплины, порядка и правил пребывания в Кадетском корпусе (пьянство, курение и др.), большой процент отчисления кадет по разным причинам, особенно в старших кадетских классах, огромные затраты бюджетных ассигнований, затраченных на обучение и воспитание кадет».
Что же из этого вышло? А ничего. Руководитель управления учебной и
воспитательной работы СК С.В. Петров на доклад Н.М. Гакало не
отреагировал, а маме Вари написал в ответ на жалобу: «…в ходе
проведенной проверки установлено, что ее права не нарушены, решение
об отчислении <�…> от 25.05.2019 г. с формулировкой «за
совершение грубого дисциплинарного поступка» законно».
Злые языки говорят, что С.В. Петров просто дружит с И.А.
Александровым, но мы их не будем слушать: пусть мотивы С.В. Петрова
останутся для нас загадкой.
СК и бабушка: поединок
Казалось бы, вот решение об отчислении, а вот устав Кадетского корпуса СК. Даже если Варя в самом деле оскорбила кадета А., это было однократное нарушение, а отчислять положено за неоднократное. Положить два документа рядом — и сразу видно, что решение нарушает устав. Но нет. Дальше начинается что-то вроде партии в шахматы.
В июле бабушка, Е.Э. Букина, предъявляет С.В. Петрову цитированную выше бумагу от проверяющего Н.М. Гакало. Тот спрашивает, откуда у нее эта бумага, ведь она для служебного пользования. «Заметила у него на столе и взяла», — невозмутимо отвечает ему бабушка. «За то, что мне попался этот документ, проверяющего наказали», — пишет она теперь в новых жалобах.
В августе бабушка пишет жалобу в управление кадров Следственного комитета. Заместитель руководителя управления Ю.М. Попик сообщает, что «права Ш-вой В. М. не нарушены», решение об отчислении законно.
В сентябре бабушка пытается записаться на прием к А.И. Бастрыкину, но тщетно. Она обращается в отдел по рассмотрению обращений граждан и документационному обеспечению СК с просьбой организовать прием у Бастрыкина. Старший инспектор отдела по приему граждан М.С. Болтаева разъясняет, что записаться можно только по определенным номерам телефонов в определенном порядке.
В октябре бабушка выходит из себя и жалуется президенту. Из приемной президента советник департамента по обеспечению деятельности приемной А. Кленин отвечает, что вопрос находится в ведении СК и жалоба переправлена туда.
Из СК старший инспектор отдела организации подготовки кадров управления кадров И.К. Политов отвечает, что жалобу спустили в Кадетский корпус «для проверки сведений и подготовки ответа» и что СК уже дважды объяснял матери Вари, что отчисление девочки обоснованно.
Наконец, в ноябре директор Кадетского корпуса И.В. Запорожан еще раз подтверждает, что Варвара Ш. отчислена законно, о чем неоднократно информировали ее родителей, и что бабушка вообще не имеет права защищать права внучки, поскольку не является ее законным представителем (это неправда: у бабушки есть гендоверенность, и в деле Вари Ш. есть ее копия).
Шах и мат, бабушка.
Вопросы остались
На этом дело пока замерло. Бабушка все равно пишет жалобы: ей теперь хочется не столько вернуть Варвару в корпус, сколько добиться справедливости. Ведь вопросы, которые с самого начала были неясными, задать по-прежнему некому. И вопросы все очень простые:
- Почему с детьми на самоподготовке не было взрослого, хотя он должен был быть?
- В чем воспитательная роль корпуса?
- Почему процедура отчисления прошла с нарушениями Устава корпуса?
- Почему результаты проверки, проведенной Н.М. Гакало, не были приняты во внимание?
- В чем смысл три года тратить государственные деньги на обучение кадета, а потом исключить в конце десятого класса, невзирая на былые заслуги, за однократное прегрешение?
Легче всего предположить, что корпусу понадобилось освободить места к началу нового учебного года.
Социальный лифт
А дальше так же легко можно выдвинуть конспирологическую теорию. И предположить (разумеется, чисто теоретически), что руководству корпуса для какой-то цели понадобились места в 11-м классе. Скажем, для того, чтобы на эти места зачислить каких-то очень нужных детей, которым очень нужно получить кадетские льготы для поступления в вузы, но при этом не терпеть несколько лет ранних подъемов, строгого режима, маршировок и всего прочего, что прилагается к кадетству.
Теория вполне логичная, учитывая, что выпускники кадетских корпусов имеют льготы при зачислении практически в любые вузы, принадлежащие силовым структурам, кроме разве что Академии ФСБ.
Кадетские корпуса, так невероятно размножившиеся в последнее десятилетие, стали одним из немногих реально действующих карьерных лифтов, а служба в силовых структурах — одним из самых надежных способов обеспечить себе карьерный рост, относительно приличную зарплату и раннюю пенсию.
Это в буйных девяностых дети мечтали вырасти бизнесменами. Сейчас и они, и их семьи понимают: надежный кусок хлеба — только у чиновника и силовика. А дорога к нему лежит через дисциплину и субординацию.
Сколько в России кадетских корпусов, сейчас трудно сосчитать — кажется, точного числа никто и не знает; разные источники дают оценку от двухсот до пятисот, и учится в них около двухсот тысяч человек. Кстати, в дореволюционной России их было около 40, а в СССР — 10 суворовских училищ и одно нахимовское;
о, как много с тех пор стало внешних врагов, как усиленно надо крепить обороноспособность страны!
Значительную часть корпусов финансируют силовые министерства и ведомства (Минобороны, МВД, МЧС, МИД, ФСБ, СК), остальная часть находится на балансе субъектов Федерации. Иногда ведомства участвуют в создании и работе корпусов, но не содержат их; так поступает, например, ФСИН.
При этом в училищах и корпусах — «общеобразовательных организациях кадетского типа» — учится не более четверти кадетов. Основная их масса — это ученики кадетских классов, которые как грибы после дождя стали появляться в стране с 2014 года на волне военно-патриотического подъема.
К примеру, сейчас в Москве (по данным городского сайта profil.mos.ru) инженерные классы действуют в 110 школах, медицинские — в 71 школе, IТ-классы — в 35, академические (научно-технологические) — в 24, педагогический класс только готовится к открытию.
А кадетские классы существуют в 231 школе.
Такое соотношение явно демонстрирует, каковы приоритеты государства и родителей. Но если государство заинтересовано скорее в военной подготовке и патриотической индоктринации, то родительский запрос к кадетским классам и корпусам — скорее воспитательный: научите моего ребенка слушаться, хорошо себя вести, сделайте его управляемым, спасите от дурной компании. Серьезных образовательных и карьерных запросов тут нет: льгот при поступлении воспитанникам кадетских классов не положено. Словом, «умные нам не надобны, надобны верные».
Свобода и страх
Разумеется, это не означает, что в кадетских корпусах и классах плохо преподают академические дисциплины; речь о приоритетах. Скажем, Варина бабушка очень обеспокоена тем, что Варя, которая перешла на домашнее обучение, не сможет сама подготовиться к ЕГЭ так же, как подготовилась бы в корпусе.
«Хоть бы ЕГЭ ей дали сдать в корпусе», — озабоченно повторяет она.
Варя говорит: «Конечно, корпус полезен тем, кто хочет работать в Следственном комитете: там есть специальные кружки, криминалистика например, есть льготы при поступлении, — но мне это не нужно, я хочу быть биологом. Но я не жалею об этих трех годах: они мне дали большой опыт, закалку, когда прошел эту школу жизни — все по-другому. Другая атмосфера, другие люди: они более сплоченные — и это понятно, если вы живете вместе в комнатах по шесть человек. В обычных школах учителям нет дела до нас, а тут учителя остаются с нами после уроков, объясняют непонятное».
Я спросила Варю, вернется ли она в корпус, если там, паче чаяния, признают, что были неправы, и отменят приказ об отчислении. «Я думаю, что нет, — отвечает она. — Я научилась получать удовольствие от свободной жизни. В корпусе человек все время находится в состоянии страха: руководство всегда стремится тебя отчитать, всегда найдут, к чему придраться. Ты привыкаешь всего бояться. За каждую мелочь могут оставить без выходных. Ты все время в стрессе.
Теперь, в состоянии покоя, моя психика приходит в норму. Нет, я туда больше не хочу».
Зачем же тогда рассказывать эту историю, если не требовать от Следственного комитета немедленного возвращения Вари в корпус? Затем, наверное, зачем рассказывают всякую историю на свете: чтобы подумать. О том, например, что допущенную несправедливость невозможно исправить, даже если посвятить много месяцев хождению по инстанциям. О том, как жалобы циркулируют по бюрократическим кругам и возвращаются, как ветер, на круги своя. О том, что вертикальные лифты носят наверх тех, кто готов жить в страхе и подчинении. О том, что взрослый сотрудник корпуса, который в этой истории однозначно на Вариной стороне, отказался от общения с корреспондентом «Новой газеты», чтобы «не подставить корпус».
Или, может быть, об одиннадцатикласснице Варе, которая учится жить
без страха.
Ирина Лукьянова
учитель, обозреватель «Новой»
|
</> |