В фильме Вуди Аллена «Полночь в Париже» Париж похож на

christa_eselin — 07.11.2011 В фильме Вуди Аллена «Полночь в Париже» Париж похож на Москву, американцы – на трогательных марионеток из уличного балагана, а игра с пространственно-временными континуумами – на сон бабочки о цветке. Герои, как бабочки, порхают от цветка к цветку, от столетия к столетию, и повсюду их ждёт нектар, и музыка, и свечи, и кроткие пьяные вечеринки, в которые приятно окунаться, как в тёплую мыльную пену, пахнущую лавандой и имбирём. Фильм начинается скучно, невнятно и потом ещё долго вязнет в тяжеловесной и однообразной, как парижские красоты, болтовне, от которой в конце концов не на шутку начинает сводить скулы…. Но на самом деле всё так и задумано: зрителю ДОЛЖНО быть скучно до тех пор, пока скучно главному герою. И всё моментально меняется, когда за героем, заблудившимся ночью в парижских переулках, с последним ударом полуночных часов приезжает автомобиль образца двадцатых. И увозит его в эти самые блаженные двадцатые, нарисованные с таким простодушным обожанием, как будто сценарий писал Брэдбери.

Там, в этих дивных антикварных двадцатых, по улицам Парижа толпами слоняются Хемингуэи, Пикассо и Бунюэли, молодые и непуганые, как сам главный герой, и все они, естественно, тотчас принимают его в свою компанию, и таскают по своим винтажным тусовкам, и знакомят с невозможными красотками, и читают его литературную стряпню, одобрительно при этом ухмыляясь. И наш герой счастлив до обморока, и готов продать душу, бросить невесту, послать к чертям осточертевшую современность и остаться навсегда среди этих кукольных автомобильчиков с квадратными крышами, новеньких патефонов и вечно пьяных симпатичных гениев, не имеющих ничего против того, чтобы и его зачислить в Хемингуэи без вступительных экзаменов… Что из всего этого получается, рассказывать не буду – вдруг вы всё-таки захотите фильм посмотреть.

Если захотите, то, боюсь, не пожалеете. Фильм лёгок, прямолинеен и светел, как представления американского интеллектуала о жизни как о разновидности искусства. В нём фактически нет ни одной мысли, и только к финалу понимаешь, как же это, чёрт возьми, здорово. В конце концов, если текст хорош и обаятелен, он запросто может обойтись и без подтекста. И потом, у каждого из нас, вероятно, есть свои двадцатые и свои Хемингуэи, и каждый из нас хоть раз в жизни находил после долгих блужданий эту тупиковую улочку и эти ступени, и с бьющимся сердцем ждал, когда же часы отмеряют свои двенадцать сакральных ударов и все на свете тыквы превратятся в кареты… Моя подруга, позвавшая меня на этот фильм, говорит, что если бы к ней выехал этот автомобильчик, она бы села туда, не раздумывая. Потому что главное – отправиться в путь, а там как-нибудь на перекладных, автостопом можно потихоньку добраться и до её родного восемнадцатого столетия. А я с тоской подумала: ей-то хорошо. А мне, чёрт возьми, что делать, если он притащит меня в мой девятьсот шестой, который мне НИ РАЗУ, ни секунды не родной и не любимый? Что мне там, спрашивается, делать? Не успеешь приехать, как тут тебе уже и студенты бузят на улицах, и кого-то выбирают в Думу, и интеллигенция на кухне толчёт в воду в ступе, не догадываясь, что это никакая не вода, а нитроглицерин, и кругом сплошная ночь-улица-фонарь-аптека, и урядник скачет на коне, а старый мир, как пёс безродный, стоит и плачет в стороне.. Можно подумать, мне здесь, дома этого не хватает!.. Но вот уже шуршат колёса, и часы отмеряют последний, двенадцатый удар, и ты с невыразимой тоской и неохотой думаешь: ну, что ж – надо ехать. Ничего не попишешь. Раз надо, значит надо.

Скажите, а вот вы, если бы к вам приехал ВАШ автомобильчик, – поехали бы? С условием, разумеется, что можно вернуться в любой момент… И если поехали бы, то – куда?

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив