В день рождения Семёна Кирсанова (1906 - 1972)
vazart — 18.09.2022 моя подборка стихов поэтаПРЕДЧУВСТВИЕ
К Земле подходит Марс,
планета красноватая.
Бубнит военный марш,
трезвонит медь набатная.
В узле золотой самовар
с хозяйкой бежит от войны;
на нем отражается Марс
и первые вспышки видны.
Обвалилась вторая стена,
от огня облака порыжели.
- Неужели это война?
- Прекрати повторять "неужели"!
Неопытны первые беженцы,
далекие гулы зловещи,
а им по дороге мерещатся
забытые нужные вещи.
Мать перепутала детей,
цепляются за юбку двое;
они пристали в темноте,
когда случилось роковое.
A может быть, надо проснуться?
Уходит на сбор человек,
он думает вскоре вернуться,
но знает жена, что навек.
На стыке государств
стоит дитя без мамы;
к нему подходит Марс
железными шагами.
1947
ОСЕНЬ
Les sanglots longs... Долгие рыдания...
Раul Verlaine Поль Верлен
Лес окрылен,
веером - клен.
Дело в том,
что носится стон
в лесу густом
золотом...
Это - сентябрь,
вихри взвинтя,
бросился в дебрь,
то злобен, то добр
лиственных домр
осенний тембр.
Ливня гульба
топит бульвар,
льет с крыш...
Ночная скамья,
и с зонтиком я -
летучая мышь.
Жду не дождусь.
Чей на дождю
след?..
Много скамей,
но милой моей
нет!..
1947
ПРОИСШЕСТВИЕ
Ах, каких нелепостей
в мире только нет!
Человек в троллейбусе
ехал,
средних лет.
Горько так и пасмурно
глядя сквозь очки,
паспортную карточку
рвал он
на клочки.
Улетали
в стороны
из окна
назад
женский рот разорванный,
удивленный взгляд...
Что ж такое сделано
ею или им?
Но какое дело нам,
гражданам чужим?
С нас ведь
и не спросится,
если даже он
выскочит и бросится
с горя
под вагон.
Дело это - личное.
Хоть под колесо!
Но как мне
безразличное
сохранить
лицо?
Что же мы колеблемся
крикнуть ему:
стой!
Разве нам в троллейбусе
кто-нибудь -
не свой?!
1952
В ПУТЬ
Семафор
перстом указательным
показал
на вокзал
у Казатина.
И по шпалам пошла,
и по шпалам пошла
в путь – до Чопа,
до Чопа –
до Чопа
вся команда колес
без конца и числа,
невпопад и не в ногу затопав…
И покрылось опять
небо пятнами
перед далями
необъятными.
И раскрыто сердце
заранее –
удивлению,
узнаванию.
1956–1957
ДОЖДЬ
Зашумел сад, и грибной дождь застучал в лист,
вскоре стал мир, как Эдем, свеж и опять чист.
И глядит луч из седых туч в зеркала луж –
как растет ель, как жужжит шмель, как блестит уж.
О, грибной дождь, протяни вниз хрусталя нить,
все кусты ждут – дай ветвям жить, дай цветам пить.
Приложи к ним, световой луч, миллион линз,
загляни в грунт, в корешки трав, разгляди жизнь.
Загляни, луч, и в мою глубь, объясни – как
смыть с души пыль, напоить сушь, прояснить мрак?
Но прошел дождь, и ушел в лес громыхать гром,
и, в слезах весь, из окна вдаль смотрит мой дом.
1962
НИКУДАРИКИ
Время тянется и тянется,
люди смерти не хотят,
с тихим смехом: «Навсегданьица!»
никударики летят.
Не висят на ветке яблоки,
яблонь нет, и веток нет,
нет ни Азии, ни Африки,
ни молекул, ни планет.
Нет ни солнышка, ни облака,
ни снежинок, ни травы,
ни холодного, ни теплого,
ни измены, ни любви.
Ни прямого, ни треуглого,
ни дыханья, ни лица,
ни квадратного, ни круглого
ни начала, ни конца.
Никударики, куда же вы?
Мне за вами? В облака?
Усмехаются: – Пока живи,
пока есть еще «пока».
1972 (?)