«В 2020-м нам придется выбирать между плохим и очень плохим»_Начало

storm100 — 23.01.2020



«Современная ситуация неустойчива до предела и не только может, но и должна обернуться катастрофическим отступлением к варварству», — констатирует футуролог и писатель Сергей Переслегин. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассказал, почему в Четвертой мировой войне основной удар придется по мирному населению, появится ли сознание у искусственного интеллекта и какие выгоды может извлечь Россия из глобального потепления.


«ЕСЛИ НАС И ЖДЕТ НОВЫЙ ФЕОДАЛИЗМ, ТО С АВТОМАТАМИ КАЛАШНИКОВА И ИСКУССТВЕННЫМ ИНТЕЛЛЕКТОМ»


— Сергей Борисович, в начале года хочется поговорить о будущем в светлых и оптимистичных тонах. Однако в общественном мышлении сейчас преобладают катастрофические и негативные модели будущего, обещающие человечеству гибель от глобальной войны, глобального потепления или бунта искусственного интеллекта. А есть ли в настоящее время позитивные модели будущего, обещающие нам если не коммунизм, то хотя бы свет в конце тоннеля?

— Не менее интересно в этом контексте мог бы прозвучать вопрос: а что является позитивной моделью будущего? Потому что американский писатель Вейнор Виндж (я не думаю, что футуролог Рэй Курцвейл, но Виндж точно) считал свою модель технологической сингулярности более чем позитивной (концепция технологической сингулярности допускает, что в будущем компьютер с сильным искусственным интеллектом войдет в «безудержную реакцию» циклов самосовершенствования, что в свою очередь может привести к созданию суперинтеллекта, превосходящего интеллект всего человечества, — прим. ред.). Также американский философ Фрэнсис Фукуяма, написавший книгу «Конец истории и последний человек» (о триумфальном шествии либеральной политической системы по всему миру — прим. ред.), считал свои взгляды невероятно позитивными. Разумеется, и Виндж, и Фукуяма выступали против негативных трактовок в пользу позитива. Просто у одного это — технооптимизм (кстати, термин придуман братьями Стругацкими еще в 1968 году), а у второго — технореализм. В данном смысле очень многие создатели образов будущего считали свои модели исключительно оптимистичными.


Сергей Переслегин

Что касается вопроса, который вы задаете, то он, по сути, сводится к следующему. Обычно мы считаем внутренне позитивными модели с низкой социальной энтропией, то есть с низким инферно, если придерживаться терминов советского писателя-фантаста Ивана Ефремова. Года полтора назад, когда я и мои единомышленники проводили внутреннюю небольшую игру, мы с интересом для себя выяснили, что, оказывается, капитал тоже очень любит эти модели. У него всегда наличествует стандартная мысль, что за морем низкая социальная энтропия (помните: за морем и телушка — полушка). Потому стремление уйти в области, где наличествует низкая энтропия и где не нужно тратить огромные средства на поддержание социальной стабильности, — великая мечта капитала.

К чему я говорю? Не к тому, что капитал — это хорошо или плохо, а к тому, что модель, известная как Ефремова — Стругацких (а на самом деле я бы назвал ее моделью Вернадского — Ефремова — Стругацких), вообще-то никуда еще не делась. И очень может быть, что она будет реализована. Сами понимаете, о дрейфе материков много говорили и до географа Альфреда Вегенера, но лишь он сделал эту модель научной. Вполне вероятно, что лет через 300–400 вдруг окажется, что книги и искания русских ученых и писателей — Владимира Вернадского, Ефремова, Аркадия и Бориса Стругацких — были первыми попытками понять, как по-настоящему устроена жизнь. С высоты того времени последние могут показаться примитивными и донаучными, точнее, допостнаучной моделью общественного устройства. И тем не менее это движение в направлении будущего.

В минувшем году наша лаборатория на выездном семинаре «Котлы» (наш постоянный летний семинар) пришла к очень интересному выводу: вся социосистемная модель развития человечества завязана на страхе как на основной человеческой эмоции. Но между тем этих эмоций три: страх, любопытство и любовь.

— А голод вы сюда разве не относите?

— Это часть страха. Более того, его главный кусок. Страх — это не боязнь смерти от оружия или даже болезни, а прежде всего боязнь смерти от голода. Когда олигархи хватают себе то, что им вроде бы уже давно не нужно, когда строят свои безразмерные бизнес-империи, они делают подобное, потому что у них внутри тлеет и пульсирует этот страх. Но раньше или позже человечество придет к пониманию того, что эпоху голода оно изжило, что его больше не будет. Следовательно, завершится и период страха.

Тогда наступит следующая эпоха, описанная у Вернадского, — человечество эпохи любопытства. У Ефремова подобное не так ярко выражено, а вот у Стругацких — очень. Это уже следующий этап эволюции, лежащий за пределами социосистемы. На «Котлах» мы назвали такое софиосферой: от слова «софия», что означает «мудрость», и от того, что это сферный способ организации мира. Мы полагаем, что человечеству никто не даст выйти за пределы Земли: ни Господь, ни разумная Вселенная из модели Вернадского, ни наши собственные сегодняшние страхи и эмоции, пока мы живем в рамках социосистемы. Разум с момента своего возникновения структурируется в социосистемы, подобно тому, как жизнь существует в виде экосистем, но все же социосистема — для Земли. А вот для того, чтобы выйти в космос, нужна софиосфера.

Но это тоже не последняя стадия эволюции, ибо софиосфера — любопытство, а прогнозируется и иная стадия, основанная на любви. И вот тут-то мы и приходим к концепции Вернадского — модели разумной, одушевленной Вселенной. Здесь мы и выясняем, что то, что писали Ефремов и Стругацкие о стандартной модели коммунизма, — это в общем-то попытка перевести на относительно понятный язык очень сложную модель Вернадского. Просто оказалось, что она гораздо недоступнее, чем о ней думали раньше, и теми способами, которыми пользовались в 1960-е годы, ее невозможно поймать.

Кроме того, надо понимать, что все катастрофические модели будущего (а в связи со сверхбыстрым развитием, случившемся в последние два века, существует целая масса моделей катастроф) приводят не к тому, что человечество потеряет абсолютно все, а к тому, что оно вынуждено начинать новое восхождение. И когда речь заходит о новом феодализме, который будто бы всех нас ждет, нужно осознавать, что он оснащен не только автоматами Калашникова, но и, по всей видимости, искусственным интеллектом. Сочетание очень старого с новым.

— То есть инферно, оснащенное искусственным интеллектом.

— Нет, примитивизм и варварство, оснащенные искусственным интеллектом. Но заметим, что подъем из такого варварства будет происходить быстрее, чем в прежних моделях. И я по этому поводу, честно говоря, довольно позитивно настроен, хотя и полагаю, что современная ситуация неустойчива до предела и действительно не только может, но и должна обернуться катастрофическим отступлением к варварству. Но подобное отступление точно не навсегда. Если уж мы каким-то непонятным образом обрели разум и сознание, было бы странно, если бы мы не использовали это как базовый инструмент развития.


«ИМПИЧМЕНТ ТРАМПУ — ЧАСТЬ СТРАТЕГИИ АМЕРИКАНСКОЙ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ, КОТОРУЮ СЕЙЧАС ДЕМОКРАТЫ ПРОИГРЫВАЮТ»


— Остаток 2019-го ознаменовался очередным импичментом Дональду Трампу — на этот раз юридически выверенным, зримым и объявленным официально через Палату представителей США. Помнится, вы прогнозировали гражданскую войну в Штатах на 2021–2022 годы? Прогноз сбывается?

— Ситуация здесь гораздо более сложная. То, что сейчас происходит в США, по сути, и есть гражданская война. Мы почему-то считаем, что, к примеру, мировая война — это обязательно миллионные армии и десятки тысяч танков, а если гражданская — то активные боевые действия между красными, белыми, зелеными и прочими разноцветными силами. Однако гражданская война — это борьба двух экономик и двух направлений развития внутри одной страны, притом часто сменяющихся с абсолютно легитимных на нелегитимные. Так вот, заметьте, с такой точки зрения все правление Трампа (а я предполагаю, что он будет президентом Соединенных Штатов и в следующие четыре года) в общем и есть гражданская война.



— Но в таком случае это более гуманная ее разновидность.

— Не столько гуманная, сколько более современная. Заметьте, что современные войны вообще стали совершенно другими, но вовсе не означает, что они более гуманные. На самом деле схема ровно та же, что и раньше, просто мы полагаем, что сегодня проще не убивать, а, например, выкинуть из политики. Целью стандартной войны (я напоминаю определение британского военного историка Лиддела Гарта) является не уничтожение противника, а получение мира, который с вашей точки зрения был бы лучше довоенного. И с этой позиции с гражданской войной в США все обстоит совершенно нормально.

— Я знаю, что в вашей терминологии и Третья мировая война — уже давно свершившийся факт, завершившийся распадом СССР. Однако из-за того, что глобальных боевых действий при этом не велось, она оказалась не зачисленной в анналы официальной историографии и пребывает в статусе апокрифа.

— Нет, боевые действия там тоже имелись и при этом могли быть достаточно значительными и кровавыми — посмотрите хотя бы на число жертв вьетнамской войны (она имела затяжной характер и длилась с 1957 по 1975 год; основными воюющими сторонами были США и СССР; со стороны американцев и Южного Вьетнама погибли, по разным данным, до 60 тыс. американцев и 250 тыс. вьетнамцев, еще 1 млн 303 тыс. получили ранения, от 45 до 135 тыс. американских ветеранов войны совершили самоубийства; со стороны СССР и Северного Вьетнама — 1 млн 100 тыс. погибших и 600 тыс. раненых; число погибших мирных жителей с обеих сторон оценивается примерно в 2 млн человек — прим. ред.). Просто эти боевые действия были несколько другими, а не такими, какими их ожидали после окончания Второй мировой.

Да и в США, как я могу засвидетельствовать, сейчас идут отнюдь не бескровные боевые действия, но это опять-таки не очень бросается в глаза. Что касается самой процедуры импичмента, то Демократическая партия тем самым продемонстрировала, что терпение у нее уже кончилось. Перед будущими президентскими выборами в Америке это очень несвоевременный шаг. Я думаю, демократы и сами понимают (не полные же идиоты). Но, вероятно, тот набор действий, который они запустили, выполняется не сразу. В итоге, когда все-таки ему решили дать ход, все оказалось совсем не ко времени.

— То есть это отложенный алгоритм, который сработал именно сейчас.

— Не то чтобы отложенный алгоритм. Просто импичмент — долгая, нудная и сложная штука. И пока его довели до логического конца, прошло слишком много времени.

— Если мы вспомним историю США, то ни один импичмент не привел к отставке президента. Ни Билл Клинтон, ни Эндрю Джонсон не ушли со своих постов в результате попыток выказать им недоверие.

— Ричард Никсон фактически (но, правда, не юридически) ушел в результате импичмента. Да, он покинул свой пост сам, но его предупредили, чем это для него могло закончиться. Так что такая теоретическая возможность для американских президентов существует, но не в данном случае. В целом это часть стратегии американской гражданской войны, которую в настоящее время демократы проигрывают. Подобное в любом случае приведет к реваншу Юга, оказавшегося проигравшей стороной в гражданской усобице 1861–1865 годов, и сейчас все этого ждут, причем не только в Штатах. В XIX веке вместе с Югом была уничтожена определенная культура, о чем многие с сожалением вспоминают. Я не могу сказать, что реванш Юга гарантирован, но он возможен.

— Как это может отразиться на России?

— Обратите внимание: что бы в мире ни происходило, в отношении РФ мало что меняется. Как ужесточается политика санкций, так и продолжает. Она давно уже стала политикой блокады — мы в этом могли убедиться по ситуации и в спорте, и в торговле. Пока трудно отыскать разумный выход из лабиринта, из которого нас никто и выпускать-то не собирается. С такой точки зрения, как там у них в Штатах происходят боевые действия, для нас безразлично, поскольку на политике США в отношении России или даже Европы это практически не отражается. Другой момент заключается в том, что просто с Трампом как с политиком интереснее иметь дело: у него есть представления о том, что он хочет, а не только о том, как бы достигнуть всего за счет РФ. Да, 45-й президент США тоже хочет проворачивать дела за счет России, но притом имеет и собственную политику, и уже этим нравится мне больше, чем клинтоновское крыло, — чисто по-человечески.

В целом даже внутренний конфликт в США американцы станут стремиться решить за наш счет. Впрочем, будь ситуация противоположной, я склонен думать, что и мы оказались бы не против порешать свои проблемы за счет Штатов. Но у нас это не очень получается.

— Если мы вспомним Гражданскую войну в США 1860-х годов, то окажется, что Российская империя как раз принимала в ней участие, но на стороне янки, а не Конфедерации.

— Я бы сказал, что Российская империя тогда была на стороне очевидного победителя. Уж на что Англии была бы выгодна победа Конфедерации, однако влезать в большую интервенцию на американскую территорию Лондон не планировал и тоже был вынужден поддержать очевидного победителя. А сегодня очевидный победитель — это Трамп. Так что мы работаем во вполне правильном направлении.


«ЕСЛИ БЫ НЕ РИСКИ, ЧЕТВЕРТАЯ МИРОВАЯ ДАВНО БЫ УЖЕ НАЧАЛАСЬ — НЕ ПОЗДНЕЕ 2015 ГОДА»


— Не станет ли гражданская война в США частью или предвестницей более глобального конфликта — Четвертой мировой? Я читал в ваших предыдущих интервью, что эта война может оказаться сокрушительнее прежних и даже затмить их по своей жестокости.

— Само собой разумеется, что каждая следующая война более сокрушительна, чем предыдущая. Вспомним и о том, что войны начинаются не просто так — они решают определенную группу проблем. А чтобы сделать это, нужны соответствующие разрушения и количество жертв. Я говорил о том, что поскольку данная война будет связана с резким ростом безработицы и сокращением производства, то для того, чтобы новый конфликт сыграл ту же роль, что Вторая мировая, давшая возможность достаточно долгого процветания, она и должна оказаться более жесткой. Но это чисто мое мнение — большинство аналитиков считают, что мир из стадии войны уже вышел и будущее гораздо более благостно. Но я в подобное не верю.

Я думаю, что в новой гипотетической войне столкнутся не отдельные государства, а глобальные проекты, прежде всего американский и неоиндустриальный китайский, неотрадиционный арабский и германо-кельтский (европейский), а также японский и российский.

— Не многовато ли конфликтующих сторон?

— Поверьте, что их всегда много. Я даже написал как-то, что все это в определенный момент может напоминать чемпионат мира по футболу. Сначала идут предварительные игры, в ходе которых выбывают, к примеру, Франция и Австрия. Остаются Россия, Германия и Великобритания, но потом и они отсеиваются.

Естественно, что воевать будут по принципу «один на один» — две большие коалиции. Но в каком варианте? Пока наиболее похожим на правду представляется тот, где с одной стороны — Россия и Китай (по военным масштабам вторая и третья страна), а с другой — США и Европа (первая и четвертая — по военным критериям). Другой вопрос, что представить себе результат такой войны очень сложно, поскольку, в отличие от Второй мировой, где все создавали себе более-менее одинаковые армии, похожие по структуре, здесь состав конфликтующих сторон будет настолько различен, что кто-то сумеет разыграть свои карты, а кто-то — нет.

Я думаю, что в ходе военных действий применение оружия станет также весьма вероятным. Однако целью ударов могут оказаться не военные базы и не вооруженные силы, а само мирное население, против которого будет развязана настоящая террористическая война. Важные промышленные и военные объекты окажутся под защитой «силового зонтика», но распространить его действие на все больницы, детские сады, школы, вокзалы и аэропорты государства станут не в состоянии. В этом случае мирные объекты будут более легкой и уязвимой целью. Кроме того, против жителей крупных городов могут применить смертников, зараженных вирусами смертельных заболеваний, что вызовет давно забытые человечеством эпидемии. На этом пике противником и может быть нанесен решительный удар по военным объектам и атомным электростанциям, что, по всей вероятности, решит исход конфликта.

— Но куда ведет кривая Четвертой мировой? Если Вторая мировая стала мостом (по вашим словам) к достаточно продолжительному процветанию, то Четвертая мировая — это мост к Шестому технологическом укладу?

— Совсем нет, а даже наоборот. Попытка перейти к Шестому технологическому укладу связана с проблемой резкого падения производительности капитала, которая начала наблюдаться уже в 1990-е, а в 2008 году привела к катастрофическому кризису на рынке и пониманию того, что стандартными путями данный кризис не устранить. Требуется новое развитие средств производства. Отсюда стремление к роботизированной экономике (а это и есть Шестой уклад).



Дальше начинается следующее: роботизация экономики — это резкое снижение издержек и тем самым вытеснение людей из производства. Говоря проще, появится очень большое количество безработных. Понятно, что какая-то часть из них займутся креативом и будут считать, что все нормально, но ясно также, что этим увлекутся далеко не все. В такой ситуации война некоторые проблемы решает — в частности, возможность как-то «утилизировать» часть населения, которая в противном случае не найдет себе никакого применения. В данном смысле Четвертая мировая не путь к Шестому технологическому укладу, а следствие перехода к нему.

— Это что же, утилизация печориных и онегиных как лишних людей в глобальном военном конфликте? Грубо говоря, уничтожение?

— Не забудьте, что глобальный конфликт неизбежно приведет к куче жертв и разрушений (я об этом уже говорил), в том числе инфраструктуры. Если она будет уничтожена, то, разумеется, с робототехникой Шестого уклада возникнут проблемы — посмотрите, к примеру, на Ливию. В итоге люди опять-таки окажутся занятыми — не только через чистую утилизацию, но и еще через высокотехнологичную деструкцию наиболее современных экономик. При этом по ходу дела часть вероятных конкурентов прекратят свое существование — по крайней мере как конкуренты.

Другой вопрос, что очень высоки риски и совершенно неочевидно, что с помощью войны можно добиться тех результатов, которых от нее ждут. Собственно, если бы не риски, она бы уже давно началась — не позднее 2015 года, а то и в 2014-м.

— Разве украинский майдан 2014-го не открыл двери для такого конфликта?

— Сейчас происходят не менее жесткие события в Барселоне (митинги за выход Каталонии из состава Испании — прим. ред.), но никто почему-то не рассматривает их как основание для большой войны. Просто не так давно бытовала идея использовать украинский майдан как повод для военного конфликта. Но это не одно и то же. С тем же успехом можно было найти и кучу других поводов.

— Насколько глобальный военный конфликт, о котором мы сейчас говорим, неотвратим?

— Он неотвратим, а вот форма, которую примет, до сих пор остается дискуссионной и вариабельной. Наверное, мы можем обойтись без горячей формы и больших разрушений, ведь 5 лет как-то живем, хотя ситуация все время висит на грани. Повторюсь, нет уверенности в том, что конфликт решит проблемы, а вот риски он создаст безусловные. Да, есть люди, которые готовы пойти на любой риск для решения проблем, если они понимают, что развитие событий, как оно есть, приведет к тяжелой ситуации. Но идти на риск, не имея гарантии, будто что-то получится, — не очень разумная точка зрения.


окончание следует...

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив