Усадьба Алексеевых вот-вот рухнет! ФОТО

igorinmlov — 25.07.2010 Меня удивляет даже не арктическая тундра – поля мокрой травы, простирающиеся дальше, чем хватает глаз, без единого деревца или кустика; даже не синяя толща Северного океана с его же мощными ветрами и льдами; даже не климат, в котором минус тридцать по Цельсию считается нормальной зимней температурой, а плюс десять – хорошей летней; и даже не то, что с ноября по январь тут совсем исчезает солнце. Меня удивляет, что в этих суровых краях тысячелетиями живут люди.

В поселке Бэрроу всего три или четыре дороги, хотя границы их расплывчаты, да и дорогами бугристое месиво из коричневой сырой грязи назвать можно весьма условно. В какой-то момент мы не только теряем уверенность, на какой из трех дорог находимся, но и начинаем сомневаться, на дороге ли мы вообще. Вокруг дома на сваях – чтобы не таяла под ними жидкая земля. Возле одного стоит к нам спиной женщина. В ответ на «Как проехать...» она поворачивается с улыбкой и начинает громко объяснять, размахивая руками, по локоть испачкаными в крови. В правой кисти у нее зажато овальное лезвие, а на перилах крыльца лежит вывернутая шкурка с остатками свежей плоти.

Здесь живет народность охотников. От кита до тюленя, от совы до суслика, от оленя до песца – всем промышляют эти люди. Несмотря на официальный запрет на китобойный промысел, им до сих пор разрешается убивать до двадцати китов в год. Убитого кита или тюленя не всегда удается найти, не всегда удается поднять; но уж если млекопитающее добыто, то никакая его часть не пропадает. Из китовых ребер строили иглу (что в переводе с эскимосского – дом, жилище), крытую шкурами, из них же делали мебель, орудия. Китовый ус в отсутствие дерева тоже шел на самые разнообразные хозяйственные нужды, включая удочки; теперь по нему выжигают сцены из местной жизни, делая сувениры. Мясо, печень и жир едят всей деревней – из двух последних, кстати, и получают зимой ценный витамин С. Вдобавок, жир долгое время был единственным источником освещения, источником тепла, а в начале двадцатого века его еще и экспортировали для смазки промышленых автоматов и для очистки шерсти на текстильных фабриках. Из шкуры кита до сих пор делают сладости. Из китовых позвонков и моржовых бивней вырезают удивительного изящества сувениры и украшения. А какие одежды делает местный народ из шкур и мехов, скрепленных нитками из сухожилий... Легкие, теплые, непромокаемые стильные шубы и дубленки – то есть парки - качества, какое и не снилось западным дизайнерам: каждая шкурка тут на своем месте, вшитая орнаментом, украшеная бело-красно-черным узором по краям. Так, к примеру, на капюшон нашивается только мех росомахи, ведь именно он не покрыватся инеем от теплого дыхания на морозе. Парка шьется так, чтобы по всей длине между ней и телом оставалась тонкая греющая прослойка воздуха. И сколько еще секретов удобства, проверенных веками жизни на диком севере, о которых мы не подозреваем...

Принцип «использовать все» сохранился в крови северян до сих пор. И если кита делят по-прежнему всей деревней до последнего ломтика, то железный и деревянный лом каждый тащит себе сам. Так они и живут, в аккуратных домиках на сваях, стоящих посреди мокрых дворов, заваленных, подобно свалке, всем, что теоретически может хоть когда-то пригодиться – от обломков трактора до прогнивших кусков чьего-то забора.

Хотя даже для народа с такими навыками и такой запасливостью суровость местных условий не проходила даром: голод случался часто. Тогда вся оставшаяся еда отдавалась лучшему охотнику в семье, ведь он был всеобщей надеждой на выживание. В такой ситуации первыми погибали старики; они же первыми становились обузой, если нужно было перемещаться с места на место. Видимо, оттого самоубийства людей в возрасте, не способных уже работать, укоренились как традиция. Считалось, что ушедший насильственной смертью очищает таким образом душу. Пожилой родственник мог попросить близких помочь ему уйти три раза. Дважды в ответ его отговаривали всей семьей, а на третий раз по негласным, но строго соблюдаемым эскимосским законам семья обязана была выполнить его просьбу. Времена изменились: от голода страхует единственный в городке Бэрроу супермаркет с рядами китайской «быстрой» вермишели по заоблачным ценам, а так же немалые социальные выплаты членам этнической группы инупиат. Тем не менее волна самоубийств накрывает городок в меньше, чем две тысячи жителей, каждый год в первый весенний месяц. И непонятно, древние традиции ли тому виной или катастрофическая неустойчивость местного населения к завезенному белыми алкоголю.

Во все это, впрочем, трудно поверить в солнечный летний день, когда льды внезапно подходят к берегу, меняя пейзаж с плоского синего до рельефного пестрого, со слепяще былыми пятнами, отражающими лучи. Трудно в это поверить и тогда, когда смотришь на детей инупиат, старательно исполняющих взрослые танцы их предков, вытопывающих меховыми сапожками, прихлопывающих шкуряными варежками с белой опушкой, улыбающихся – не зрителям, а друг другу - круглыми лицами во весь рот.



Мальчик инупиат, играющий на барабане из оленьей шкуры



Маска из позвонка мамонта

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив