Тут русский дух..


С новым царствованием повяло в воздух чем-то новым, что баба-яга назвала бы "русским духом". Сброшено было иго иностранное и, не смотря на колебания, на реакции, являвшиеся неоднократно в течение 30 лет, никогда уже не было раболепного подобострастия перед чужими державами и чужими мыслями, и уваровский девиз можно все-таки (с малыми исключениями, в следствие обстоятельств), считать лозунгом всего царствования (здесь Николая I): "Православие, самодержавие, народность".
Не могу не записать здесь характеристического случая. В самые первые дни царствования (здесь Николая Павловича) приехала к нам обдать тетушка Шишкина (Олимпиада Петровна), жившая тогда фрейлиной в Зимнем дворце и рассказывала при нас, что случилось в это утро. Она была дежурная и ожидала приказания в приемной Императрицы (Марии Федоровны) с некоторыми городскими дамами.
Входит молодой Государь (говорит она), и вообразите, обращается к нам по-русски. Нас было пять дам, и я одна только могла отвечать! Другие дамы не знали по-русски, и это обращение к ним с русской речью была диковинка неслыханная.
Николая Павловича сначала называли все "молодой государь", чтоб отличить от императора Александра; да и в самом деле он был очень молод: тогда ему было 29 лет. Такой анекдот, как выше приведенный, теперь был бы невозможен, и наши молодые женщины уже охотно или даже охотнее говорят по-русски, чем по-французски.
Недаром был дан толчок Николаем Павловичем: на русской умственной почве выросло два или три поколения, которые много и с усердием разработали Русский язык и Русскую историю, предаваясь с любовью изысканиям и теориям, может быть и натянутым, но все же приносящим пользу Отечеству.
Почуяли то же и за границей с новым царствованием новое направление политики русской на Восток. Последняя предательская проделка английского кабинета, попытка завладеть остальной Грецией, как уже завладели Ионическими островами, возмутила и оскорбила Государя, вместе как оскорбление России и как враждебное отношение к христианам турецким, этим единоверцам нашим, за которых он заступился с самого начала своего царствования, за которых он отдал жизнь, умирая от нравственной пытки, от истязаний европейских союзников наших.
В роковые минуты истории недостаточно одного ума: нужны сердечное понимание и сознание права на жизнь, на существование, на преуспеяние, на усиление, на власть своего родного края. Этого чувства не было у большей части наших дипломатов; но это чувство наполняло сердце Государя и, как сказал поэт о великом его прадеде, так можно сказать о Николае Павловиче:
Не презирал страны родной.
Он знал ее предназначенье!
(А. С. Пушкин «Стансы»)
Помню, что Государь думал отправить часть польской армии в поход, и мысль эта была также счастлива, как и справедлива: для поляков удовлетворено бы было и самолюбие личное, и славолюбие национальное.
Война с турками для них была народным преданием, священным; а товарищество с русскими, воинское братство в деле, равно симпатичном обеим национальностям, могло бы, может быть, и вправду сблизить, если не слить нас друг с другом.
Великий князь Константин Павлович не согласился с этим мнением, хотел удержать, сохранить свою армию; и точно он сохранил ее в целости против себя и России. Помню, что батюшка и все наши друзья находили это большой, несчастной ошибкой; но положение Великого Князя и отношения Государя к нему были такие особенные, такие ненормальные, что уступка желания старшего брата была необходима.
|
</> |