Тонкости придворного этикета и мечты о фрейлинском будущем

ru_royalty — 31.07.2021

Ольга (Лита) Боратынская была правнучкой поэта Е.А. Боратынского, свое детство и юность она повела в Казане, где служил ее отец и где находилось фамильное имение Боратынских Шушары (ныне утраченное), а так же городской дом семьи (сохранившийся до наших дней - сейчас там находится музей поэта). Мать Ольги умерла рано, девочку воспитывала преимущественно сестра отца - Екатерина Боратынская (тетя Катя), но другая тетя Литы - Анна Шипова, служившая фрейлиной принцессы Ольденбургской, считала, что ее племянница обязана знать тонкости придворного этикета, по достижении возраста - быть представленной обеим Императрицам, дебютировать в свете в Петербурге и конечно же стать фрейлиной. Чтобы познакомить Ольгу с придворным миром тетя Анна приглашала ее к себе на последний месяц лета, который Ольденбургские проводили в Царском Селе. Здесь Ольга имела возможность наблюдать за придворной жизнью и училась общаться с венценосными особами и их родственниками. О своих детских дворцовых впечатлениях Лита вспоминала уже в эмиграции. Фрейлиной она так и не стала - накануне Первой мировой войны умерла в муках от онкологии тетя Анна, а с началом войны стало уже не до светских дебютов - Лита служила в госпитале и ждала возвращения с фронта своего жениха, Кирилла Ильина, за которого вышла замуж и с которым прошла весь скорбный путь отступления Белой Армии и весь свой жизненный путь в изгнании.

Подробнее об Ольге Боратынской, ее семье и творчестве я уже рассказывала не раз:

здесь, здесь и здесь, но придворных воспоминаний еще не касалась. Итак, визиты к Императорскому двору:

Придворный этикет: "...на следующий день мы поедем в Петергоф с кем-то по имени мадам Павлова, а через день переберемся в Царское Село, чтобы провести там остаток лета. После этого она начала рассказывать мне о том, что меня ждет в Царском Селе. Я внимательно слушала, когда она рассказывала мне о различных способах, которыми я должна была здороваться с разными людьми.

- Я заметила, что дома ты делаешь реверанс всем, с кем здороваешься, - сказала она. - Я думаю, что ты делаешь так из-за рассеянности, потому что следует делать реверанс старшим дамам, а молодым – только небольшой книксен. Никогда мужчинам, кроме членов императорской семьи, а так же нашему хозяину принцу Александру Петровичу Ольденбургскому. Как ты узнаешь его? Я скажу, и ты сразу увидишь, как только он войдет. Он будет в генеральской форме, с белыми бакенбардами и очень высокого роста. Когда он заговорит с тобой, ты должна называть его «Ваше высочество», но когда ты будешь обращаться к принцессе, ты должна называть ее «Ваше императорское высочество», потому что она тетя императора по материнской линии. Что касается молодых придворных дам, то им следует делать маленький неглубокий, но изящный реверанс. А теперь покажи мне, как ты это будешь делать.

Все это я выучила еще дома, поэтому встала из-за стола и выступила перед тётей Анной.

– А теперь глубокий реверанс принцессе. Да, хорошо, только сделай немного глубже и медленнее. Хорошо, но имей в виду, что, за исключением принца Ольденбургского, ты встретишь во дворце много других мужчин, придворных, прислугу или гостей Ольденбургских, и им ты не должна делать реверанс, как и никаким представителям различных благотворительных учреждений Ольденбургских, которых часто приглашают на обед… Иначе говоря, никому, кроме членов Императорской семьи. Ты помнишь, кому можно пожать руку?

- Секретарям и… представителям…

Тетя Анна сдержала улыбку:
- Ну, дома тебя хорошо научили… Мне нечего добавить. Впрочем, есть еще одна вещь, о которой ты можешь не знать. Дома, когда вам подают на обед что-то, что вам по какой-то причине запрещено есть, вы просто отказываетесь от этого блюда. Но во время официальных обедов, подобных тем, что устраиваются при дворе, нужно стараться пробовать все, что подают. Можно взять совсем немного, но нужно попробовать каждое блюдо. Кроме того, у вас дома обычно подают на обед три блюда и четыре на ужин, а у нас как минимум семь блюд.

- Почему семь? Какие?

Тетя сказала, что ужин часто начинается с устриц, затем подают суп или рыбу, затем легкое блюдо, после ростбиф или другое мясное блюдо, салат, потом дичь – перепелов, куропаток или фазанов. Затем следует горячее овощное блюдо. Потом десерт, а в самом конце – свежие фрукты и сыр. Я задавалась вопросом, зачем нужно подавать так много еды, если нельзя выбрать что-то, ведь съесть все это было не под силу одному человеку. Тетя Катя сказала бы, что это дурно и грешно есть столько, когда у многих на обед нет ничего, кроме супа и гречневой каши. Тетя Анна, видя мой озадаченный взгляд, попыталась мне объяснить: «Видишь ли, Лита, к нам часто приезжают иностранцы, и все европейские дворы имеют одни и те же правила. Возможно, ты заметила, что я мало интересуюсь едой, но некоторые правила двора восходят к древним историческим и даже религиозным традициям. Помимо всего прочего, Трон также является хранителем былого величия и щедрого гостеприимства страны. Теперь ты все знаешь, и я уверена, что, хотя здесь нет никого твоего возраста, с кем можно было бы поиграть, ты прекрасно проведешь время и будешь вести себя безупречно».




Я тоже была уверена в этом. Все было слишком просто: делай, что тебе говорят, и все будет хорошо. Но уже на следующий день, когда мы должны были ехать в Петергоф, оказалось, что все не так просто.

Первая катастрофа произошла, когда мы ждали мадам Павлову, с которой нам предстояло ехать в Петергоф. Я находилась в гостиной тети Анны, рассматривала иллюстрации в какой-то очень редкой, довольно тяжелой книге под названием «Обычаи Древней Руси», когда вдруг в дверях появился Петр, с большим почтением проводя высокую женщину в огромной черной бархатной шляпе с белыми страусовыми перьями, спадавшими с одной стороны. Я встала, чтобы поприветствовать ее и сделать небольшой реверанс, который, как мне показалось, был уместен – не слишком маленький и не слишком глубокий для этого случая. Но из-за огромной книги, которая соскользнула с моих колен, реверанс получился не очень удачным. Дама со страусовыми перьями протянула мне руку и сказала что-то, что заставило меня почувствовать, что она понятия не имеет, что я здесь делаю. Потом, видимо, сразу забыв обо мне, она опустилась в кресло, которое Петр придвинул к ней. Так что я тоже решила забыть о ней и вернулась к иллюстрациям в своей книге. Но вскоре появилась тетя Анна. Она спокойно выразила ей свои сожаления о том, что не смогла встретить ее раньше, в то время как гостья выразила сожаление о том, что не предупредила тетю Анну о визите. Пока я пыталась выбраться из-под своей громоздкой книги (ни одна из них еще не села), тетя Анна повернулась ко мне с повелительным взглядом в глазах. Этот взгляд ясно говорил, что мне следовало немедленно закрыть книгу и отложить ее в сторону. Я сделала это тотчас же в надежде, что это все, что от меня требовалось, а затем села и стала ждать, когда мне скажут: «А теперь иди в свою комнату и убедись, что ты готова к нашей поездке в Петергоф». Тетя Анна не говорила мне этого, и было скучно сидеть там, словно мумия, чувствуя себя ненужной. Однако визит дамы со страусовыми перьями и ее разговор с тетей Анной о каком-то благотворительном концерте длился не более десяти минут. Когда она наконец ушла, тетя Анна сказала мне тихо, но также строго, что если я когда-нибудь окажусь одна в гостиной с кем-то, кто пришел ко взрослым, я должна немедленно оставить свои занятия и быть готовой занимать гостей на случай, если они обратятся ко мне.

- Это не придворное правило, это общее правило для всех. Ты, должна всегда это помнить, Лита.

- Но я же сидела так далеко от нее! - возмутилась я. - Я не хотела ее беспокоить. Я думала, это мадам. Павлова … Я думала, мы с ней едем в Петергоф.

- Но это была не мадам Павлова, - сказала тетя Анна. - Это была Великая княгиня Анастасия Михайловна, супруга великого князя Николая Николаевича. (Примечание: Вероятно имеется в виду Великая княгиня Анастасия Николаевна) И я случайно увидела, что ты даже не сделала ей необходимого реверанса!






Позже тетя Анна объяснила мне, что когда члены Императорской фамилии приезжают к кому-нибудь без предупреждения, они обычно ждут в своей карете, пока лакей объявит об их приезде. Однако на этот раз Великая княгиня Анастасия спешила.

- Разве ты не слышала, как Петр ее объявил? Я слышала его голос на другом конце коридора. Он громко сказал: «Пожалуйста, проходите, ваше Императорское Высочество.

- Я этого не слышала, - пробормотала я.

Теперь в голосе тети Анны послышался стальной оттенок.

- В высшем свете, - ответила она, - недопустимо не слышать то, что должно слышать.

Но потом она меня пожалела и нежно обняла мои пылающие щеки ладонями".


Ольденбургские: В день нашего приезда мы должны были присутствовать во дворце Ольденбургских на обеде и ужине. Мы с тетей Анной коротким путем прошли через сад Ольденбургских и к задней части большой веранды, окружавшей их маленький дворец. Узкую тропинку, ведущую к нему, окаймляли яркие хризантемы, вдвое большие, чем все, которые я когда-либо видела. Стоял один из неподвижных и прозрачных теплых дней середины августа, когда золотые листья берез неохотно плыли по воздуху вниз, шуршали и шептали под ногами. Но не здесь, так как дорожки были идеально чистыми. По дороге тетя Анна спросила меня, помню ли я все, что она рассказывала мне о том, как приветствовать разных людей, которых я должна была встретить. Я сказала, что помню. За узором зелени, оплетавшей широкую веранду, мелькали фигуры дам в легких летних платьях, и приглушенный праздничный гул доносился из распахнутых дверей одной из гостиных. Мне нравились приемы. Я познакомилась с ними дома в раннем детстве и любила встречаться с новыми людьми. Помню, как однажды, когда мне было три года, я внезапно появилась поздно ночью на официальном приеме в нашем доме в ночной рубашке, с яркой надписью «Здравствуйте, гости!». Я совершенно не чувствовала себя ни обеспокоенной, ни чрезмерно взволнованной новизной, которая должна была открыться передо мной, и великолепием, частью которого я должна была стать. Я была уверена, что под твердым руководством тети Анны со мной не случится ничего плохого. Тем не менее, как только мы достигли лестницы, ведущей ко дворцу, произошло нечто, к чему я была совершенно не готова. Наверху показался молодой человек в дневном кителе и спустился нам навстречу. Он был ослепительно красив и шел с легкостью и элегантностью, которая вскружила мне голову. У тети Анны было время шепнуть мне, что это самый молодой секретарь принцессы, но, когда она представила его мне, я почувствовала, что погружаюсь в тот самый реверанс, который не должна была делать «молодым секретарям». Это был совсем не книксен, а настоящий реверанс. Красивый молодой человек сделал вид, что не заметил моей оплошности и последовавших за этим страданий, но я заметила его попытку сдержать снисходительную улыбку, а затем, почти сразу, и он, и тетя Анна отвернулись от меня и начали беседовать о здоровье принцессы... Очевидно, это означало, что я все еще была младенцем, недостойным того, чтобы со мной разговаривали и что я навсегда покрыла себя позором в глазах прекрасного мужчины. Это было ужасно! Ужасно! Но черная бездна неудач, в которую я рухнула, не удерживала меня долго, потому, что как только мы вышли на веранду, нас окружили несколько веселых, нарядно одетых дам, которые при виде тети Анны радостно открыли свои объятия и мне, задавая всевозможные вопросы. Как будто все, что они делали до этого момента, - это дождались моего прихода, и вот, наконец, я пришла! «О, вот она!», «Как чудесно!», «Как, должно быть, ваша тетя рада, что вы с ней!».




Светлейшая княгиня Евгения Максимилиановна Ольденбургская вошла в комнату совершенно незаметно, разговаривая с несколькими людьми, и когда мы с тетей подошли к ней, все мое внимание было приковано не столько к ее внешности, сколько к прическе. Это была приятная на вид женщина средних лет, среднего роста, одетая просто и красиво в струящийся шифон, и вряд ли кто-нибудь смог бы отличить ее от других женщин вокруг, если бы не ее волосы. Было непонятно, как они были подняты к макушке, наподобие короны или солнечных лучей, каждая короткая прядь крепилась отдельно от других, как будто удерживалась невидимой проволокой.

Позже тетя Анна объяснила мне, что принцесса полностью доверяла своему парикмахеру, который иногда увлекался, и это был один из таких дней, когда он переусердствовал. Что меня особенно привлекло в принцессе с самого начала, так это то, что увидев тетю Анну, она импульсивно направилась к ней, прежде чем поприветствовать кого-либо еще. Когда подошла моя очередь представиться ей, она широко раскинула руки для объятий, но у меня было время сделать глубокий реверанс, который я подготовила для нее. Получилось так хорошо, что она вскинула руки и на мгновение остановилась, охваченная таким восхищением, что я не могла удержаться от торжествующей улыбки.




Если появление принцессы было незаметным, то выход ее мужа был похож на сцену в опере: командные, внезапно из соседней комнаты донеслись громкие шаги по паркету, и на пороге явился мужчина с длинными белыми бакенбардами, в генеральских погонах. Он остановился на мгновение, осматривая комнату орлиным взглядом, и после этого начал пожимать руки людям на своем пути, приветствуя каждого коротко: «Очень рад, очень рад!» что звучало несколько угрожающе. Тем не менее, он мне понравился, потому что разговаривал со мной так же, как и со взрослыми вокруг, а также потому, что самые интересные моменты в опере - это когда главный герой появляется в центре сцены и все поворачиваются в его сторону, чтобы петь и танцевать для него. Вскоре после того, как он вошел, двери столовой распахнулись. Это была огромная зала, залитая светом, все в ней сверкало и светилось: серебро, хрусталь и тот большой участок лакированного паркета, лишенный какой-либо мебели, где, вероятно, можно было бы поставить несколько длинных столов, подобных тому, который стоял передо мной и был сервирован на двадцать или тридцать персон. Вдоль центра стола в узких фарфоровых корзинах стояли какие-то бледно-розовые, лиловые и фиолетовые цветы и тонкими завитками тянулись к каждой тарелке. Я подумала, что было бы неплохо, если бы у нас дома была такая же сервировка, так как у нас на столе обычно не стояло ничего кроме вазы со свежими фруктами. Но тетя Катя возмутилась бы: «Что? Добавлять всю эту работу слугам?» Когда мы направились к столу, из ниоткуда появилась группа официантов, одетых примерно как Петр за завтраком, они проводили гостей к столу и помогли им сесть. Для меня было загадкой, откуда они узнали, где должен сидеть каждый гость, но, внезапно оторвав меня от тети Анны, меня сразу же увлек один из них и, к моему великому удивлению, усадил меня слева от принцессы. Но это оказалось не так страшно, как можно было подумать. Она сказала мне: «Я знаю, Лита, что ты любишь читать. Я тоже. Тебе нравятся русские сказки?» Я страстно любила русские сказки, самая любимая из которых - о Царевне-Лягушке. И мы погрузились в захватывающий разговор о ней и об Иване-дураке, любимце принцессы. Дома меня часто ругали за то, что я забыла развернуть салфетку, когда садилась за стол, но на этот раз я боялась к ней прикоснуться. Это было что-то вроде фигурной салфетки, словно набитой чем-то твердым. Принцесса поймала мой смущенный взгляд и сказала, как бы разделяя мои опасения: «Теперь осторожнее. Похоже, там что-то прячется». Действительно, там была небольшая бархатная шкатулка, в которой лежали очень красивые часы с коричневой и золотой эмалью. Я сказала: «Спасибо, Ваше Высочество», забыв про «Императорское», но не могла придумать, что еще сказать ей, поэтому была рада, когда она повернулась к своему соседу справа. Я также была рада, когда из другого конца зала появились новые официанты, одетые совсем не так, как первые, и намеревалась подсчитать, сколько их было на этот раз. На них были костюмы из бледно-лилового атласа, белые парики и туфли с большими золотыми пряжками. Каждый нес что-то на тарелке, обслуживая гостей с разных концов стола. Сначала я насчитала девять официантов, а в следующий раз - одиннадцать. Они двигались изящной изогнутой линией, словно под музыку, почти так же, как в сцене пира из «Спящей красавицы».

Подаренные мне часы были только началом. На следующий день под моей салфеткой лежала еще одна коробочка, на этот раз там была серебряная чернильница с запиской «Теперь ты можешь писать свои стихи», а на следующий день еще какие-то красивые вещи, которые не были мне необходимы. Мне становилось неловко. Поэтому я собралась с духом и умоляла тетю Анну что-то с этим сделать, потому что я больше не могла повторять «Спасибо, спасибо» или подбирать какие-то другие слова. И что мне было делать со столькими вещами? Я была уверена, что стихи не станут лучше благодаря красивой чернильнице. Поэтому я вздохнула с облегчением, когда моя салфетка стала выглядеть обыкновенно плоской, как у всех взрослых.

Принц Петр Ольденбургский: Однажды я столкнулась с тем, что мне показалось настоящим пьянящим вкусом светского успеха, который, как мне казалось, я заслужила сама. Это было, когда я сидела рядом с сыном хозяев дома, принцем Петром Ольденбургским. Фактически, это был единственный раз, когда я не почувствовала, что ужин (эти ужины, когда мне приходилось сидеть прямо, как статуя) длился слишком долго. Я много знала о принце Петре. Я даже знала, сколько ему лет, потому что он был однокурсником моего отца по юридическому факультету Училища Правоведения. Отец рассказывал мне очень много историй о своих студенческих годах, и в некоторых из них фигурировал принц. Я также вспомнила, как отец описывал принца Петра подростком - сдержанным, даже замкнутым, но хорошим другом, который охотно участвовал в любой студенческой чепухе, обещающей хороший смех. Он действительно выглядел замкнутым. Его лицо было бледным и узким, и, хотя он был высок и хорошо сложен, он выглядел так, будто некоторые винтики в его теле расшатались. Какое-то время он разговаривал со взрослой дамой слева от него, и я начала думать, что он может вообще не обратить на меня внимания. Но вскоре он повернулся ко мне и спросил, как мне нравится здесь.

- Мне все очень нравится, Ваше Высочество, спасибо.
- А вы были в Павловске? Петергофе? Гатчине?
- О да, Ваше Высочество.
- А вы случайно не в родственница моего однокурсника по Училищу Правоведения?
- Это мой отец. - гордо улыбнулась я. - А знаете, о чем я еще знаю? Я знаю, как отец и еще один студент помогали вам затащить вашего друга через окно, когда он пришел поздно ночью.

Принц вдруг рассмеялся.
- Что еще вы знаете? – в его взгляде читался легкий подзадоривавший намек: «О, отлично! Ну же! Расскажи».



Когда я рассказывала отцовские истории, глаза принца сияли. Он добавлял различные детали к моим историям и, очевидно, был так же увлечен, как и я. Незадолго до того, как мы встали из-за стола, он сказал, больше не смеясь, а глядя на меня, как будто издалека, куда его увлекли воспоминания: «Да, это было давно. Это была жизнь, настоящая жизнь».




Фрейлины: Я уже знала, что, когда я получу аттестат о среднем образовании и мне исполнится восемнадцать лет - возраст, когда девушки вступают в светскую жизнь, - я буду готова к представлению двум русским императрицам: царствующей Императрице Александре и Императрице-матери, вдове Императора Александра III Марии. Я буду одета во все белое, как и другие девушки. Это будет простое, но красивое платье с длинным шлейфом. Недавно, когда я впервые услышала об этой перспективе, которую лелеяла тетя Анна, я почувствовала, что еще слишком мала, чтобы быть в восторге от нее, особенно потому, что в возрасте девяти или десяти лет я даже не могла представить как буду управляться с этим длинным шлейфом на глазах у двух Императриц. Перспектива была похожа на школьный экзамен по предмету, к которому ученик не был готов. Однако, насколько я поняла, это было бы необходимо для того, чтобы имя было внесено в список будущих молодых фрейлин двух императриц. Пройду ли я испытание и стану ли я фрейлиной, еще неизвестно, но, судя по тому, что чувствовала тетя Анна, я почти наверняка ею стану. Это произойдет конечно не по моему желанию, но потому, что Императрица Мария Федоровна очень любила мою мать и потому что все эти годы между Императрицей и тетей Анной сохранялись теплые отношения. Но как только кто-то назначался фрейлиной, все становилось интереснее. По крайней мере, когда я вырасту, мне это будет интересно. В отличие от таких фрейлин, как тетя Анна, которая регулярно жила при дворе, разделяя жизнь и деятельность сюзеренов и неся на себе тяжелую ношу обязанностей, у этих молодых фрейлин практически не было никаких обязанностей, за исключением, возможно, какой-то благотворительной работы, в которой они периодически участвовали. С другой стороны, у них было много привилегий. Главной из них было приглашение на все торжественные придворные мероприятия в придворном фрейлинском платье из бордового бархата с золотой вышивкой, напоминавшем старинные русские боярские наряды. Платье надевали на императорских публичных церемониях. В других случаях, например, на придворных балах и обедах, фрейлина надевала «шифр», крепившийся на левом плече ее вечернего платья. Шифр представлял собой голубой муаровый бант, с брошью в виде инициалов двух императриц А и М., усыпанных бриллиантами. Все мои амбиции, казалось, были сосредоточены на привилегии носить этот шифр, который бы выделял меня среди остальной толпы.

И теперь, когда я привыкала к обычному распорядку Ольденбургских, мне становилось ясно, что я прохожу своего рода курс дворцовой жизни, курс, который еще не закончен. Каждый день я присутствовала на каком-нибудь обеде или ужине, где могла увидеть Императора и Императрицу. И я должна была подготовиться к этому как можно лучше.

- Тетя Анна, а Государи говорят по-английски, я имею в виду за столом?

- Императрица иногда говорит. Она, конечно, прекрасно знает английский. Но большинство разговоров, как правило, ведется на французском или русском языке.

- У Императрицы есть акцент, когда она говорит по-русски?

- Да, можно сказать и так, ведь она выучила его, когда уже была взрослой. И полагаю, она предпочитает французский.

- Но не немецкий?

- Нет, я очень редко слышала, чтобы она говорила по-немецки, если только не присутствуют немецкие дипломаты. Но и они всегда прекрасно говорят по-французски. Кстати, ты, конечно, знаешь…

- Что?

- Что если Император или Императрица обратятся к тебе по-французски, следует отвечать им не «Ваше Императорское Величество», как по-русски…

- Да, я знаю. Мне следует обращаться к нему: «Сир», а к ней - «Мадам».

- Ты моя хорошая. Ты знаешь все.

- Но что будет, если они заговорят со мной по-английски?

- Они не ожидают, что ты знаешь английский, - твердо сказала тетя Анна.

Мой французский был так же хорош, как и русский, но я совсем немного учила английский, который мама заставляла меня практиковать время от времени. Не то чтобы этот пробел меня очень беспокоил. Честно говоря, я умела очень искусно притворяться, что знаю английский гораздо лучше, чем это было на самом деле. Когда взрослые говорили на этом языке, было достаточно легко проследить общий ход разговора, чтобы отреагировать соответствующим образом и сформулировать одно или два предложения, если бы кто-нибудь обратился ко мне, как это делали взрослые довольно часто. Может быть, тете Анне понравиться это, но кто знает? Буквально на днях ко мне внезапно герцогиня Елизавета Мекленбургская, которая любила со мной разговаривать.

- А что вы думаете, моя дорогая, обо всех этих разговорах об обстановке в поездах? Вы любите путешествовать?» (Все это по-английски)

- Да, - ответила я, - Я очень люблю поезда.

Я чувствовала, что все считали само собой разумеющимся, что я свободно говорю по-английски.

Несостоявшаяся встреча с Императором и Императрицей: Однажды утром тетя Анна появилась в моей комнате, когда ее горничная помогала мне одеваться, и сказала, что она сама решит, какой пояс надеть с пикейным платьем к ужину: из розовой тафты, синий муаровый или полосатый итальянский. Для меня не имело значения, какой пояс она выберет, все равно мое белое пикейное платье никуда не годилось. Итак, я стояла перед настенным зеркалом, потирая правой ногой икры левой ноги, и думала о письме, которое напишу домой, чтобы описать грядущий вечер. Потому что в этот вечер к обеду ждали Императора и Императрицу. Тетя Анна сказала мне, что это будет обыкновенный скромный обед, какие предпочитали Император и Императрица, с не более чем десятью или двенадцатью людьми за столом. Но я знала, что он продлится даже дольше, чем обыкновенно, что у императорской четы будет мало шансов поговорить со мной, тогда как мне придется сидеть прямо, пока не заболит спина, и быть еще более внимательной, чем обычно. Тем не менее сама перспектива увидеть русского царя была бы выдающимся событием в моей жизни. Не то чтобы я была склонна переполняться гордостью за возможность присутствовать на камерном ужине императорской семьи. Нет, я не собиралась воспринимать предстоящий обед с царем как к некий священный обряд, но испытывала глубокое уважение к его личности и к тому, что он олицетворял. Потому что еще когда мы ехали на поезде, отец сказал мне, что царь - исключительный человек, готовый отдать жизнь за свою страну в любой момент, человек, наделенный властью самодержца, но при этом совершенно скромный и склонный к самопожертвованию.

- Для тебя будет большой честью встретиться однажды с русским царем, - сказал отец. - Имей в виду, он - символ всей нашей страны, всей России.

Затем отец прервался и на мгновение показался озадаченным. Он спросил:

- Ты знаешь, что означает слово«символ»?

Я думала, что знаю, и кивнула.

- Так что это?

- Я не знаю.

Я не знала. Однако я дословно запомнила этот краткий диалог с отцом в поезде и с его помощью поняла, что значит для царя быть символом России. Это означало, что он представлял всю Россию с ее лесами, реками и полями, ее историей, людьми и церквями, ее книгами, ее стихами и песнями, ее святыми и грешниками, в одном лице. Я также читала в школьном учебнике истории, что в давние времена Новгорода и Киева существовало вече или городское собрание, и всегда думала, что было бы хорошо, если бы царь восстановил этот обычай прямого общения между правителем и подданными. Эта идея осенила меня сейчас, когда я стояла у зеркала в своем пикейном платье с голубым бантом на макушке.

- Ваше Величество, - сказала бы я в один прекрасный день, когда я уже давно была бы знакома с царем, - ваш народ любит вас, но он должен иметь возможность связаться с вами напрямую, чтобы рассказать о своих проблемах.

- Да, но как это сделать? Их слишком много. Было бы несправедливо разговаривать только с несколькими.

В то время мне было бы уже больше восемнадцати, и я была бы одета в придворное платье из красного бархата с фрейлинским шифром, а мои веснушки к тому времени уже исчезли бы.

- Если Ваше Величество хочет, чтобы я дала несколько советов…

Личная горничная тети Анны, Ирина, с римскими губами, профилем попугая и жесткой надменной осанкой, которая, в отличие от наших домашних горничных, обычно проводила часть утра, читая у окна «Петербургские ведомости», только что предположила, что голубой муаровый кушак будет лучше смотреться на мне в этот вечер. Но тетя Анна определилась с итальянским. Однако последнее слово еще не было произнесено. Когда я стояла у настенного зеркала, фокус моего внимания внезапно сместился со скуки выбора правильного пояса на возможность повлиять на русского царя, и эта мечта воспламенила мой разум. Прежде всего я бы посоветовала ему самому ограничить свое автократическое правление, как полагал отец, и предоставить своей стране конституцию, лучшую, чем недавняя, принятая, по-видимому, в октябре 1905 года.


Раздался звонок, тетю Анну позвали, и мое воображение вернулось к разговору с царем. Он бы задумчиво расхаживал по комнате, молча прислушиваясь, пока я говорила бы. Ирина встала на колени рядом со мной и что-то делала с краем злополучного платья. Я разговаривала с царем вдохновенно, но сдержанно и элегантно. Кто приходил к тете Анне? Ее долго не было, и все это время я мысленно разговаривала с царем, в моей голове лились убедительные слова. Когда тетя вернулась в мою комнату, было ощущение, что что-то пошло не так. Внезапно возвратившись к реальности, я встревоженно посмотрела на нее. Она подошла и взяла меня за руки.

- Мне очень жаль, Лита, - сказала она, - я должна сказать тебе кое-что, что сильно разочарует тебя, и что также является большим разочарованием для меня. Мы только что узнали, что императрица внезапно заболела. Нет, это не опасная болезнь, но очень неприятная. У нее один из тех ужасных приступов мигрени, во время которых боль настолько сильна, что она может потерять сознание. Император, конечно, не покидает ее в такие моменты.

- Значит, они не придут?

- Нет, не сегодня, но, надеюсь, скоро, на следующей неделе. «Ce qui est remi n’est pas perdu». (Примечание: то, что отложено не потеряно)
Я видела, как ужасно разочарована тетя Анна, конечно хотелось утешить ее и сказать, что спешить некуда. Возможно, на следующей неделе или в следующем году. Впереди было так много времени, и мне даже пришло в голову, что, возможно будет лучше, если я буду представлена царю не сейчас, а позже, когда я вырасту и у меня будет время подумать о том, что я собираюсь сказать ему. А пока Ирина тоже захотела сказать что-нибудь, чтобы подбодрить нас:

- О, с Ее Величеством все будет в порядке. Вероятно, Его Высочество Наследник перенес очередной приступ болезни! Бедный милый мальчик! Это всегда вызывает у нее мигрень, - она печально покачала головой. - Такой маленький, а ему уже выпало перенести столько страданий. И его жизнь постоянно находится в опасности из-за этих кровотечений.

Меня это шокировало: «Может ли он умереть от этого?» - с трепетом спросила я. Но тетя Анна уже тихо сказала Ирине несколько слов, которые сразу прекратили эту мрачную беседу. Тетя Анна, видимо, не хотела добавлять к нашему разочарованию печальные истории.

- Ну, теперь с ним все будет в порядке, - сразу же перешла на более радостный тон Ирина. - Есть тот человек Божий, который пришел из Сибири. Говорят, он легко может остановить эти приступы. Святой или нет, но на днях он определенно остановил один из них простой молитвой.

Я вздохнула с глубоким облегчением. Я чувствовала, что все, что мне теперь нужно сделать, это попытаться утешить тетю Анну и объяснить ей, что я не очень разочарована сегодняшним ужином. Но я понятия не имела, как это выразить. Я, конечно, не могла сказать ей, что у меня уже состоялся захватывающий разговор с Императором в моем воображении, и что этого пока вполне достаточно.

В тот вечер, когда подавали наш вечерний чай, она сказала мне:

- Я вижу, что ты устала и тебе грустно.

Я не устала, но мне показалось, что настроение в этот вечер у всех, и у хозяев, и у гостей, было хуже обычного, хотя все старались этого не показывать.

- Нет, тетя Анна, - сказала я, - меня просто беспокоит болезнь наследника.

Тетя Анна сказала: «Каждому рано или поздно выпадает крест, который нужно мужественно нести, чтобы иметь возможность передать его в руки Господа в надлежащее время. В вашей семье, например, все плохо относятся к условиям в которых живут низшие классы, бедные и непросвещенные, и, естественно, мы должны сделать все возможное, чтобы облегчить их бремя. Это их крест, но они, конечно, не единственные, кто страдает, и я часто задаюсь вопросом, не несут ли самые тяжелые кресты люди на самой вершине своих стран. Именно в них толпа кидает все камни. Что бы они ни делали, они становятся мишенью народной ненависти и ревности. А жизни им приходится переживать еще и личные трагедии, как нашим Царю и Царице».

И я вдруг сказала: «Но если все камни толпа бросает в главу правительства, почему тогда Царь не делится своей властью с кем-то еще?» Тетя Анна посмотрела на меня долгим взглядом, как бы спрашивая, откуда это? Где ты это услышала? От кого? Но она ответила:

- О, нет, если Царь поделится своей властью с другими, люди будут швырять камни не только в царя, но и в тех, кто разделяет его власть.
- Но если он примет новые, более совершенные законы и все изменит к лучшему?- настаивала я.

Тетя Анна вздохнула, и теперь я поняла, что на самом деле она разговаривает уже не со мной, а сама с собой или с кем-то еще.

- Люди действительно так говорят, но они забывают, что иерархическая и социальная структура, которая медленно выстраивалась на протяжении веков и вершиной которой являются троны с их дворами, является очень сложной и хрупкой конструкцией. Если вы начнете вносить изменения в эти базовые структуры, религиозные или социальные, все здание может рухнуть. - затем она продолжила, глядя вдаль. - Люди не понимают, насколько хрупкими и сложными являются некоторые наиболее ценные структуры в жизни, и очень часто они склонны разрушать их, пытаясь спешно улучшить.

Возможно, я смутно, лишь в общих чертах, поняла, что имела в виду тетя Анна. Однако я чувствовала себя неспособной поддерживать разговор на ее уровне, а между тем слово «строение» странным образом ассоциировалось в моем воображении с нашей колокольней в Синем Бору, у которой недавно образовалась трещина в одной из стен. Поэтому я подумала, что будет

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив