Тогда считать мы стали раны, товарищей считать

rightview — 10.01.2020

Иранцы – народ странный. Раненый в голову не меньше русских. Вот как можно, имея такую историю и такое духовное наследие, упереться лбом в этих шиитских мулл и осознавать себя исключительно через них?

При царях Ахеменидах персы господствовали в Азии. При Аршакидах ведущую роль играли не совсем персы, парфяне, тоже ираноязычный родственный народ. И Аршакиды, и их преемники Сасаниды сотни лет почти на равных воевали с Римом. Можно вспомнить римскую катастрофу при Каррах 53 года до н. э., пленение императора Валериана в 260 году (на фото персидский рельеф, посвященный этому величайшему триумфу Ирана над Западом) или страх, который Шапур II внушал августу Констанцию, сыну Константина. Персы придерживались тогда зороастризма, не менее революционной религии, чем ислам в VII веке, однако своей собственной, «национальной». Арабов они с высоты своей древней колокольни всегда презирали и презирают до сих пор: дикари же! И тем не менее пафосно машут знаменами учения, принесенного дикарями и силой навязанного высококультурному народу.

Да, конечно, в Иране исламу попытались придать своеобразие: поклоняются не столько Мухаммаду, сколько его внуку имаму Хусейну, не признают халифов-преемников Мухаммада, при которых арабы разгромили державу Сасанидов. Шиизм в значительной степени концентрируется на культе мученичества, стартующем с гибели Хусейна в войне с «неправедными халифами». Однако что-то подсказывает считать этот культ следствием великого надлома 630-х – 640-х гг., когда пришельцы с юга покоряли древнюю страну ариев. Страна-мученик выжила и нашла себя в своём самобытном исламе, противопоставленном исламу халифата. Но это решение быть святее папы, изображать себя в своих глазах истинными хранителями арабской идеологии, знающими в ней толк больше самих арабов, высокомерно учить своих победителей их же собственной истине – без сомнения, национально вымучено и омыто кровью. Поза неестественна, но персы застыли в ней уже тринадцать веков. Чем-то напоминая греков, которые в период после взятия Коринфа (146 г до н. э.) хорошо шли в Риме в качестве домашних рабов и учителей, подающих к столу повелителей мира всё то, что досточтимым господам хочется знать и уметь. Похоже, тут закономерность: если страна с индоевропейским (правым) типом культуры проигрывает и становится жертвой насилия, она компенсирует это, возводя мученичество в культ. Эллада, многократно изнасилованная римлянами, измученная и опустошенная в особенности после римских гражданских войн I века до н. э. (боевые действия велись на её территории), созрела для принятия христианства, энергично его подхватила и стала ещё большим рассадником, чем Сирия.

Древние арабские тексты (вплоть до сказок «Тысячи и одной ночи», как я помню) полны зловещих «огнепоклонников», противников истинной веры, которые заодно с джиннами и прочими подозрительными существами преграждают путь положительным героям. Добрые мусульмане величали огнепоклонниками зороастрейцев. Так им было удобнее ощущать собственное духовное превосходство, которого на самом деле не было. При прочтении рисовалась картинка тупых ограниченных дикарей, упорствующих в нелепых суевериях и почти что скачущих хороводом вокруг костра. А между тем концепция абсолютного духовного начала сложилась у персов за тысячу лет до того, как к ней – буквально на четвереньках – приблизились грязные погонщики верблюдов из аравийской тьмутаракани. Другое дело, что концепция эта у персов была благороднее. Арабы думали, что чем ниже они будут склонять головы перед абсолютным, тем оно выше – но на практике такого поклонения выше оказывались лишь их собственные задницы, которые они задирали над головой.

Арабы, прибывшие с задворков истории, вполне справедливо почитали высшее абсолютно потусторонним себе. Ислам и есть буквально покорность: способ отношения конечного к бесконечно чуждому, с которым невозможно вступить в контакт, можно лишь бессмысленно и тупо исполнять переданные им указания. Но персы, мыслившие в русле индоевропейской духовной традиции, не отделяли себя и свой мир от высшего и были уверены в том, что эманации божественного наполняют действительность. В частности, свет в зороастризме считался эманацией высшего начала посреди эмпирического. И свет Солнца, и свет пламени. Только в этом – царящем и сверкающем смысле – культивировался огонь: как та особая форма, в которой Господин Мудрость (Ахура Мазда) является в мир. Истина и правда почитались формой огня, а огонь почитался формой истины.

Но для восставших семитов всё это было слишком сложно и трудно. Никакие метафоры не помещались в эти простые умы. Антиметафоричность они и обожествили: она стала их исходным постулатом. Арабы понесли откровение о свете для слепых – поэтому им проще было настаивать, что первоначало таково, что его невозможно видеть. И, конечно, невозможно понимать. Для людей, у которых в древней духовной праоснове нечто, позже на индийской почве определившее себя как «Веды», видеть и ведать – это понятия-близнецы. Но ребята из пустыни, сделавшие VII век, отказали себе и в том, и в другом.

Банально инкриминируя персам «огнепоклонство», арабы бессознательно менялись с ними местами, переписывая на них свою религиозную ограниченность. Неверие бедуинов, вышедших на духовные поиски, в способность высшего принципа к воплощению, после двухвековых флуктуаций указало им их историческое место: в жизни аравийских племён всё вернулось в прежнее состояние. Но ситуация усложнится, если мы подумаем о том, что арабская поза поклонения Богу дублировала то самое «падение ниц» перед царём царей, которое практиковалось в Азии с незапамятных времён и за тысячу лет до Мухаммада возмущало соратников Александра. Македонец, как известно, любезно предложил друзьям не ходить в чуждой монастырь со своим уставом и отныне чисто из чувства мультикультурализма конкретно подползать к нему на карачках как к шиштидесятому преемнику Саргона Древнего, ибо «так тут было принято когда-то, не нам менять». Это называлось «проскинезис».

Персы и сами набрались не лучших манер за века посещений райской обители Междуречья, где когда-то родилась переднеазиатская царская власть. Высший принцип и в их кругу воплощался с проблемами. Но, как бы то ни было, они сумели сохранить признаки, отделяющие их от окружающего субстрата, включая тот, который при земной качке выплеснулся с южного полуострова. С горем пополам они сохранили свою национальную и державную идентичность, тогда как вокруг столетиями пузырились и исчезали греческие, тюркские, арабские, курдские и прочие династии-государства. На фоне этого ближневосточного броуновского кипения только персы обнаружили намёк на ту самую способность к устойчивости, к системному накоплению и росту могущества на протяжении веков, которая стала стержнем политической истории Рима, а затем – до последнего времени – западных народов и держав. Иранцы хоть и не выросли, но себя совсем не потеряли.

Голову, правда, потеряли. Сейчас их носит по миру словно насекомое без указанной части тела. И верно: мулла вместо мозга до добра не доведёт. Все эти разбрасываемые налево и направо вызовы мировому империализму и сионизму, вылазки и выходки, на реализации коих отважно подвизался у аятолл на побегушках генерал Сулеймани, просто глупы. Нет за ними никакой внятной мировоззренческой программы и национально-государственной цели. Не имея сил сокрушить Запад, нелепо заниматься тем, что задирать его по поводу и без повода. Это детский сад, а не политика.

Даже сама структура, где служил Сулеймани – «корпус стражей исламской революции» – вызывает иронию. Она анекдотична (вот попробуй объясни тому же историческому имаму Хусейну ибн Али, чего это за стражи – не ислама, как мог бы простонародно подумать он, нет, тут навороченная словно чалма конструкция покруче – исламская рэволюция!). Воин на поводке у попов с забинтованными головами – это плохой воин. Настолько же бестолковый, насколько пустопорожни были лампасники Страны Советов, маршировавшие на страже целеуказующего шамканья Политбюро ЦК КПСС.

Армия, осознавшая себя орудием коммунистической партии и коммунистической идеологии, безмозгла и ни на что не годится: во всяком случае, защитить страну она не способна. Страну она сдала без боя. Но если поступит команда защитить тех, кто эту страну развалил, как в 1993-м, то тут она резво себя проявит: щёлкнет каблуками, да побежит заряжать. Вот и шиитских вояк лишь на то и хватает, чтобы поразить пустые ангары и пассажирский самолёт, ещё больше запутав и осложнив тупиковую ситуацию, в которой вязнет Иран. Они не решают проблемы, они их мученически создают. Это и сквозит в январских историях: посчитаем, сколько иранцев убили шайтаны из США, и сколько те на радостях умертвили у себя сами (похороны Сулеймани, борт с иранцами же). Посчитаем, прослезимся, рассмеёмся.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив