Тётушка, Казиник и старая сахарница
irina_sbor — 22.09.2020Я пришла с работы, открыла дверь квартиры и услышала горький плач. Очень горький. А так как дома меня ждали только кошка Матильда и тётушка Валя, я сразу определила источник слёз и, едва скинув туфли, рванула в комнату тётушки.
Старушка лежала на своей кровати и плакала, прикрыв глаза платком.
- Что случилось? Почему мы так плачем? – бодро и оптимистично спросила я. Я всегда с пожилыми говорю бодро и оптимистично. Тревоги у них и своей хватает.
Оказалось, что тётушка пыталась поставить коробку с небулайзером на полку, не удержалась и уронила коробку на пол и всё разбила. Всё. Одну стопочку, в которой я держала буфус физраствора.
- И всего-то? - искренно удивилась я. – Да это фигня какая-то, фигня, не стоящая переживаний! И думать перестаньте. Вы ужинали?
- Нет. Я так расстроилась, я так плакала, что не смогла. Я тебя ждала. Давай вместе. И маму помянем. Сегодня 45 лет как она умерла.
- Обязательно. Всё сделаем. И поужинаем и помянем.
Вот уже неделю т. Валя мучается сильной межреберной невралгией. Она мало двигается, много лежит. И ничего не хочет. Моя мужественная и сильная тетушка устала быть мужественной и сильной. И я её понимаю. В 93 года уже плевать на мужественность и на силу. Уже на все плевать. Уже от всего усталость. Уже хочется Туда. К родителям, к сёстрам, к брату, к сыну.
- Почему я не умираю? - горестно вопрошает она меня за поминальным столом.
На столе густой суп из домашней курицы, бутерброд с салом, жареные грибы и лафитник настойки на кедровых орешках. Я налила тетушке крохотную рюмочку. Мы молча выпили за царствие небесное моей бабушки Федосии. Тётушкиной мамы. Ровно 45 лет назад, 21 сентября, в рождество Святой Богородицы бабуля ушла в мир Иной.
Тётушка опять принялась плакать, но я заставила её есть. Потому что надо. Тетушка горестно и безучастно швыркала супом.
Я молча выпила ещё две рюмки за вечную память всех умерших родных. И тут решила сказать тост.
Не обращая внимания, что пью одна, я торжественно подняла рюмку и сказала тётушке важное. Я сказала, что мы не знаем, когда прервётся земная жизнь. И никто не знает. Кроме Бога. Поэтому нечего об этом думать, это призывать и об этом молить. Когда надо все там будем. Но пока мы живем, пусть наша жизнь будет мирной, тихой и уютной. Пусть в нашей квартире всегда будет тепло, пусть наша квартира будет защитой и безопасностью. И тогда всё будет хорошо. Нам вместе будет хорошо. Всё время жизни, отпущенное Богом.
Тётушка согласно кивала головой, но после моей пламенной речи, она стала опять плакать и говорить о том, что не хочет быть мне в тягость, что лучше бы она умерла, что несправедливо жить, когда умерли все.
Я слышу это так часто, что уже не отвечаю. Моим убеждениям тётушка не верит. Она продолжает страдать. Я начинаю лихорадочно думать, на что переключить её внимание.
Телевизор с Киселевым, аудиоплеер с Быковым и романсами Шаляпина не смогли заинтересовать мою тётушку. Она не хочет ничего. Она хочет умереть. И тут я вытащила главный козырь!
- Хотите послушать Казиника? – спросила я безразлично.
- А кто это?
- Музыкант, пропагандист русской культуры. О Рахманинове, например, рассказывает. Включить? Кстати, как вы к нему относитесь?
Тётушка задумалась, и слёзы замерли в её глазах.
- Как? Ну, он такой … сложный композитор!
- Вот! - радостно вскрикнула я. - Вот! Казиник вам всё про Рахманинова расскажет.
Я побежала искать лекции. О Рахманинове. Нашла, включила колонку, побежала к тетушке. Она сидела за поминальным столом и горестно вздыхала.
-Ируся. Пока я не забыла. А у нас нет какой-нибудь вазы для варенья попроще? А то я боюсь, что и эту разобью, уж больно она тяжёлая.
Тётушка очень любит варенье, которое я наливаю в хрустальную вазу. Она красивая, пафосная, но очень тяжёлая…
Я мысленно перебрала всё наше хрустально-стеклянное богачество и радостно вспомнила, что есть!
Есть две стеклянные посудины, которые сопровождают меня всю жизнь. Синяя и прозрачная. В одной мама держала сахар, в другой варенье. Эти стекляшки жили с нами в Корсакове, потом переехали в Мариуполь, а потом в Сосновый Бор. Им, наверное, лет по семьдесят!
Здесь, в Сосновом Бору я торжественно отправила их на заслуженный отдых в каморку со старым барахлом. Выбросить рука не поднялась. Это свидетели моего детства. И вот я их вспомнила. Вытащила и поставила на стол.
- Ой, это же наши вещи! Я их помню, они всегда с нами были, - вскрикнула тетушка и приготовилась опять заплакать. Но уже от радости.
Я быстро включила Казиника и увлекла тётушку на диван. Слушать лекцию о Рахманинове. Быстро вернулась на кухню и тяпнула ещё настойки.
От чувств-с…
Тётушка слушала Казиника в блаженстве и покое два часа. Без мыслей о смерти.
- Так хорошо говорит, правда, я многое не поняла, но мне очень понравилось, – поделилась она со мной впечатлениями.
А я думала о Вечном. Думала, что надо составить список. На будущее. Для сына. На случай моего долгожительства.
Список дел и вещей, способных меня, старушку древнюю и немощную, отвлечь от скорбных мыслей.
Казиник пусть стоит первым. Да и Рахманинов тоже. Но не Скрябин. Нет. Хотя… когда я буду древняя и немощная, пусть будет и Скрябин. Какая уже разница!
|
</> |