ТЭ - 2: окончание персонажного отчёта. Зло, кончающееся в грязи.

warpo — 13.07.2017 Пятница была посвящена служению Чёрному Трону.
Как с утра я ушёл в Мордор, так и не возвращался в локацию до ночи.
Служения состояло из ряда разрозненных эпизодов, все я могу и не вспомнить, но постараюсь.
В целом, день был крайне насыщенный, и возвращаясь в Харад ночевать, я практически летел над землёй, так меня распирало от накала происходящего. Я постоянно участвовал в замесах, вокруг что-то происходило, персонажа переполняли переживания от его падения - короче, было круто. На игры я езжу именно за ЭТИМ, и должен сказать, такого накала ЭТОГО не встречал давно.

Первым моим заданием было отправиться в города Гондора, и рассказать там о своей судьбе и Белом Суде, сделав вид, что вернулся из Амана по воле Валар.
Вбросить эту информацию действительно было необходимо, поскольку например прошлой ночью в Кеборо, под конец праздника, я общался с дунландцем, который сотрудничал с Саруманом (и даже хотел вызвать шамана, приносившего кровавые жертвы на поединок), и он был ни сном ни духом, мило поговорили, обсудили планы на будущее и разошлись.

В Пеларгире меня приняли приветлево, благодарные слушатели выслушали несколько раз рассказанную историю, напоили водой, и отпустили с миром.
В Минас Тирите вышла заминка. Столица была насторожена, и стоящий на воротах бдительный страж в исполнении Птаха проявил немалую преданность долгу, не пуская подозрительного человека, который не выглядел как человек известной расы (я, как майя, переставший скрываться, не носил бусины). Я даже запомнил этого стража, и сделал себе зарубку на памяти в случае, если он попадёт в плен, помочь ему и дать свободу. Люди, исполняющие свой долг - редки в Средиземье, а людей я всё ещё любил, и правильность в них ценил.
К счастью, в Минас Тирите оказался Гэндальф, и, внезапно, раскрывшийся и присоединившийся к Ордену Палландо.
С Гэндальфом произошёл диалог, в ходе которого Штирлиц был как никогда близок к провалу.
Я рассказал, что вернулся из Амана, что смирил себя, и не испытываю к ним зла, но сука, внутри у меня всё клокотало, не будь вокруг столько народу, я бы попытался вонзить Митрандира, даже не смотря на приказ не палиться.
На что Гэндальф сказал, что это хорошо, но вот один наш брат излучает в незримом мире тьму - не ты ли это?
Тут я прокинул чек на покерфэйс, и сказал, что нет конечно, не я! Как и положено Истари, я не излучаю ничего, чтобы не нарушать баланс. А вы уверены, что это кто-то из наших братьев?
Тут Гэндальф решил не давить, просто запросил через мастерское осанвэ точную информацию по незримому миру, а я понял, что отсюда, наверное, уйду, но долго в Штирлица играть не получится.
В принципе, я считаю это правильным развитием как событий, так и персонажа.
Поддавшись гневу, он явно стал транслировать в мир Тьму, и это, безусловно, заметно его бывшим братьям. Это декларация и манифестация, а шпионы внутри Белого Совета - не очень соответствует духу Толкина.
Тем не менее, мы поговорили с Гэндальфом о духовности, добре, раскаянии и печали, когда я напропалую лгал, а перед глазами стояли последние секунды Суда.
Внутреннее переживание было на 5.
Гэндальф пытался вновь увлечь меня в Имладрис, но я способен учиться на своих ошибках. Пока я на базаре могу утверждать, что вернулся по воле Валар, но получат они информацию о незримом мире, и давай пока.
Поэтому сказал, что должен вернуться в Харад, к своим людям.
Так мы и расстались.
После я видел Гэндальфа только один раз, во время битвы при Канаве.
До меня доходили слухи о том, что он пал и покинул пределы Мира, и я жалел, что не приложил к этому руку.
Возможно, стоило таки бросить ему вызов прямо под стенами МТ.
К счастью, потом это получилось с Саруманом.

Ну а я вернулся в Мордор.
С возвращением тоже было интересно.
Поначалу орки не очень воспринимали меня, как своего, и приходилось долго стоять под воротами, пока изнутри не отдавали приказ впустить.
Приходилось встраиваться в иерархию, курощать магией орков, которые осмеливались спрашивать по какому я тут делу.
И тут, после того, как пришлось полчаса стоять под воротами МТ, а потом скрывать гнев в разговоре с Гэндальфом, я решил, что если промедлят - положу весь караул. Просто реально хотелось выместить злобу на тёмных тварях.
Но к счастью, алые одежды были видны далеко, орки уже поняли, что алого мага надо пускать, и всё обошлось.
По приходу происходило разное.
Сначала я час под дождём сторожил Ородруин от кольцебросцев.
Поймали двух хоббитов, на пытках Перегрина я даже успел немного поприсутствовать, поскольку тревогу к тому моменту уже сняли. Перегрин сломался на пытке лембосом: его кормили насильно.
Сказал, что Кольцо у Сэма.
Стало понятно, что дежурства по Ородруину не закончились.

А потом случилась и вовсе неожиданное.
В плен поймали Палландо.
Разумеется, я тут же занялся столь ценным пленником. Определил его в комфортабельную вип-одиночку, и приступил к разговору.
К нему у меня не было ненависти, ведь его не было на Белом Суде, но и склонить его к козлу цели тоже не было. Если он сам не хочет и нет в его душе червоточины - то пусть идёт с миром. Мне плевать. Но перекрещивать с ним клинки не хотелось.
Поэтому моё предложение было простым: отказаться от помощи Совету, вновь скрыться на востоке, и жить своей жизнью, не вмешиваясь в дела Средиземья.
Но Палландо это не устраивало. Он был глубоко погружён в себя, потому что переживал своё падение. Оказывается, когда их брали в плен, он убил Фарамира, чтобы тот не достался Мордору живым (впрочем, предварительно маг наложил на сына Наместника заклинание, позволяющее тому чудесным образом возникнуть в другом конце полигона после добивания. И это было “технической” причиной падения. Тинкас не одобрял столь механистичного использования магии).
Я видел муку на его лице и печаль в голосе. Кажется, этот факт отступничества от методов Света действительно терзал его, в отличие от многих других. Он действительно желал искупления.

Что же. Я как-раз стал частью той силы. Я мог причинить ему достаточно Зла, чтобы это стало благом.
“Что же, ты сам просил себе этой судьбы.”
Я приказал отвести брата в пыточную, и подвергнуть самым жестоким и немилосердным пыткам.
Я громко требовал, чтобы он преклонил колени перед Чёрным Троном, и принёс клятву служения.
Я знал, что ждёт его впереди.

После окончания весьма продолжительной пытки, несломленного Синего мага вывели на площадь, и заковали в колодки. Пока назгул готовился к казни, беспомощный Палландо был отдан на поругание оркам.
Позор и смерть.
Я стоял там, в первом ряду, с застывшим лицом смотря на него, и понимая, что он сделал выбор, который не смог сделать я.
Я знал, что он не вернётся из Амана.
Что он оказался лучше меня.
Этот пример сделал обиду на остальных истари ещё более ядовитой и горькой.
В конце, когда назгул занёс клинок, мы встретились взглядами, и у нас случилось осанвэ по жизни.
Он благодарил меня.
Я благословлял его, чего бы не стоило благословение падшего.

Позже было много чего, что стоит упомянуть коротко.
Я принял клятву у группы вастаков (когда Голос Саурона бывал занят, он делегировал принятие клятв от не слишком высокородных людей высокопоставленным слугам). Когда один из них дополнил текст формулировкой “буду выполнять приказы, если это будет выгодно”, пришлось немедленно воскликнуть: “Чёрный Трон не торгуется!”, и человека тут же бросили в темницу. Уже через 15 минут он вернулся, сказав, что “у вас тут нормально” и поклялся полноценно.

Возлюбленная верховного жреца Кеборо, который отдал за меня жизнь, явилась по приказу Голоса, т.к. тот потребовал, чтобы она разделила судьбу любимого. На месте же он предложил ей выбор: уйти в огненные чертоги Оршарада, или остаться жить и исполнять свой долг перед Храмом (она была верховной жрицей). После некоторого колебания, она выбрала любовь, и сгорела в жерле Огненной Горы.
Что же, это игра про людей и их выборы.

По приказу Голоса я отправился в Умбар предложить Сергиону (Уколову) корону Ар-Фаразона. В Умбаре все говорили, как ненавидят Тьму в целом, Мордор в частности, да и харадцев не очень. Ведь штурм столько родов оставил сиротами.
Тем не менее, никто даже не попытался меня убить или выказать неуважение, что явно отличает умбарцев от гондорцев.
Сергион же имел претензию на корону Исилдура, и согласиться сразу на корону (а также бесплатное приложение в виде небольшого колечка) не мог. Мы договорились встретиться через час в кальянной Шаддата, куда, как ни странно, пришли его родственники, а не он сам.
Позже я узнал от Сеаты, что были предприняты специальные игровые действия, дабы не пустить Сергиона, ибо была опасность, что он не откажется.
А родственники отказались, поскольку Умбар уже был ориентирован на Гондор (спасибо штурму, зачем, ну зачем он был нужен?!), и сотрудничать с Мордором было без мазы.
Но во всяком случае, у меня сложилось впечатление, что это был расчёт разумных людей, а не паладинская идеология последователей Запада. За что отдельный респект.

Ночью был ещё один раунд охраны Ородруина, на этот раз вообще никто даже не попытался прийти.
Ну и ладно.

На 10 утра был назначен общий сбор всех отдельных союзников (пока без армий). Подготовка к последней и решительной войне началась.

Тут я сделаю “монтаж”, и сразу перейду к штурму Минас Тирита.
К сожалению, суббота была всрата, что изрядно подпортило личное впечатление о игре. Понятно, что у светлых была коронация Арагорна, но на Тёмной стороне целый игровой день был посвящён одному ивенту - штурму МТ, и не происходило больше НИЧЕГО (даже пассионарные харадцы не штурманули Умбар в час).
Поэтому до трёх часов выхода тёмной армии я просидел в Мордоре без особого дела.

А о охоте за кольцом я напишу отдельно, чтобы не портить ОБВМный персонажный отчёт.

Итак, в Минас Тирите я дымом давил проёмы, чудом сохранил руки, убился во время “мужских боёв в грязи”. И даже после того, как кольцо погибло в жерле Роковой Горы, не всё было решено. Харадцы собрали все оставшиеся резервы для последнего рывка, и попытались дожать гондорцев и примкнувших к ним.
Там, в глубине города, стоя напротив щитов Умбара, я и встретил Сарумана.
Он, как и я, готовился применить дым.
Улыбнувшись друг-другу понимающе (осанвэ по жизни реально работает!), мы приступили к последнему ролеплею, кульминации моей истории.

“Ты, грязь!” - таким выкриком поприветствовал меня Белый маг, но сразу понял, что это плохой лейтмотив для беседы перед строем, и продолжил уже в более примирительном ключе. Он вновь призывал меня одуматься и вернуться, напоминал о Свете и добре.
Но во мне клокотала ненависть.
“Да, я грязь. Но это ты толкнул меня в неё, Белый Палач!”.
Да, я пал окончательно, и предался злу, и нет уже мне прощения, но Сарумана я ненавидел яростно и искренне. Он был тем, кто пролил кровь брата на землю эльфов (о, отголоски былых времён, о, истории Первой Эпохи!).
Я обвинял его, порицал его, а он продолжал говорить о Амане и исцелении. Но разве мог я открыть свой слух для подобных речей, когда их исторгал тот, на чьих руках моя кровь?!
Я отдал свой посох, и поднял саблю.
Всё началось с удара мечом беззащитного, и должно было закончиться скрещиванием мечей Палача и Жертвы.
Саруман был готов. Он тоже отдал посох, но не прекращал увещевать меня.
Хотя сам потихоньку приближался, и в один момент, не останавливая речь, сорвал дистанцию.
Быстрые удары двух клинков, и бесславная обоюдка.
Мы были тяжелоранены, и нас оттащили в тылы.
(Вот тут бы, конечно, было бы хорошо обоим умереть, красиво, вцепившись в друг друга и сгорев в едином пламени мести и прощения, но концепция добивания была против красоты момента).
Главным результатом этого поединка было то, что последний бой в грязи нижнего города решила сталь, а не магия.
Люди были предоставлены своей судьбе.
И это тоже не самый плохой финал.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив