Тайна Черубины де Габриак

Елена Веселкова — 28.07.2012
Солнце светило шафранным закатом,
Море ласкало икры и стопы…
Сердце обоих стучало набатом,
Речи звучали в стиле Эзопа…

Рябь на воде, от солнца в ней блики,
На берегу средь песка сердолики…

- О, посмотри, как прекрасен он, ах!
Имя пусть будет ему Габриах…
Тонкий в руках корешок – эка малость!
Им всё вокруг волшебным казалось…

Девочка эта, как в сказке у Грина,
Старец в хитоне босой…
- Я буду звать тебя Черубина…
… Солнечный ангел мой…

Словно решение Ареопага,
Прочное, как гранит…
Лишь профиль его на скале Карадага
Тайну в веках хранит…


Вы, конечно, уже догадались, кто эти двое…


Лиля Дмитриева и Максимилиан Волошин …

Эпатажный и гостеприимный «хозяин» Коктебеля, поэт, художник, литературный критик…


и скромная школьная учительница и известная поэтесса-вамп Черубина де Габриак…

     Чем уж поразила Макса эта девушка – постозная, хроменькая, непропорционально большеголовая, ничем особым внешне не примечательная, не знаю, но факт остаётся фактом. Он в неё влюбился… 
     Это произошло в Париже, где она после окончания гимназии училась в Сорбонне по курсу старофранцузской и староиспанской литературы. Запись о встрече с Дмитриевой в дневнике Волошина помечена 18 апреля 1908 года: «Лиля Дмитриева. Некрасивое лицо и сияющие, ясные, неустанно спрашивающие глаза. В комнате несколько человек, но мы говорим, уже понимая, при других и непонятно им».

     Ей было немногим более двадцати лет, но она уже была искушена в любви… 
     В этот момент её любовником был Николай Гумилёв, который, будучи уже трижды отвергнутым Аней Горенко, которую давно пылко и страстно любил, пытался найти утешение в чьих-то объятиях…
Волошин пригласил их обоих к себе в Коктебель, и летом 1909 года они ответили на приглашение.
     Волошин ликовал! Его любимая рядом!!! Он делал всё, чтобы привлечь её внимание. Однажды Макс спросил: “Хотите, я зажгу траву?”. Простер руку, и трава загорелась, дым заструился к небу… Что это было? Неизвестная науке энергия, или мистификация, которые не раз устраивал Волошин? Лиля Дмитриева не знала, но максово зевсоподобие сразило ее. И, даже, увидев каменный профиль на Карадаге, она не слишком удивилась: “Волошин, это ведь ваш портрет? Хотела бы я видеть, как вы это проделали…  
Профиль Волошина на Карадаге
Бюст Волошина во дворе его дома в Коктебеле

     Спустя месяц Лиля попросила Николая Степановича покинуть их…
     Путь к сердцу девушки казался таким близким…
     Киммерия – территория древней Греции, по которой курсировали корабли Одиссея, место, где ждала своего принца юная Ассоль, дикий пляж, усеянный солнечным сердоликом, море, старый вулкан Карадаг с профилем Волошина, - всё это разжигало их страсть Волошина ... И, несмотря на то, что между ними была сравнительно небольшая разница (всего десять лет), ему она казалось порой совсем ребёнком… а иногда он видел в ней умудренную жизненным опытом седую старую женщину…

То в виде девочки, то в образе старушки,
То грустной, то смеясь - ко мне стучалась ты:
То требуя стихов, то ласки, то игрушки
И мне даря взамен и нежность, и цветы.

То горько плакала, уткнувшись мне в колени,
То змейкой тонкою плясала на коврах...
Я знаю детских глаз мучительные тени
И запах ладана в душистых волосах.

Огонь какой мечты в тебе горит бесплодно?
Лампада ль тайная? Смиренная свеча ль?
Ах, все великое, земное безысходно...
Нет в мире радости светлее, чем печаль!

И она отвечала ему тем же:

«Ты помнишь высокое небо из звезд?Ты помнишь, ты знаешь откуда –
Ты помнишь, как мы прочитали средь звезд
Закон нашей встречи, как чудо?»

Жизнь была несправедливо жестока к ней. В раннем детстве она переболела туберкулёзом, отчего осталась хромой на всю жизнь. В семь лет, после многочасового обморока потеряла память и больше не могла вспомнить ничего о своем детстве. Такие обмороки с потерей памяти случались с ней и впоследствии. Когда ей было 9 лет, она заболела дифтеритом и почти на год ослепла. 

Лиля вместе с матерью и братом

     Отношения в её семье отличались какой-то невообразимой жестокостью. Сестра ломала лилиных кукол, заставляла ее кидать в печку игрушки (в жертву огню). Брат пересказывал страшные истории из Эдгара По, кидал Лилю с крыши сеновала, собирался выдать ее замуж за преступника, в 10 лет сбежал в Америку, в гимназии решил вместе с товарищем «резать всех жидов» и даже успел покалечить одного гимназиста-еврея. Потом у него начались припадки падучей и его отправили в больницу.  
     Старшая сестра её умерла от заражения крови в 24 года. («Она была еще жива, когда начало разлагаться лицо. На лице появились раны. Губы разлагались. Я давала ей пить шампанское с ложки. И сама пила».) На следующий день муж сестры покончил с собой.

     А в 13 лет Лилю изнасиловал знакомый её матери …

Что ж так недолго? Ты устала?
На бледных пальцах алый след...
Ах, суждено, чтоб ты узнала
Любовь и смерть в тринадцать лет.

     Не удивительно, что Лиля страдала серьезным психическим заболеванием. Это – наследственное: в семье Дмитриевых психическими расстройствами страдали и ее брат, и сестра, а позднее и мать. Во время приступов Дмитриева настолько теряла память, что совершенно не помнила не только того, что с ней происходило, но часто в совершенно фантастическом виде представляла и свое прошлое, и совсем недавние события. Провалы в памяти она восстанавливала с помощью своих близких, поэтому Елизавета с юности существовала в некоем фантастическом мире, созданном ее воспаленным воображением и рассказами родных и близких. Она часто оплакивала свою рано умершую дочь Веронику или умершую мать (разумеется, никакой дочери не было, да и мать была жива и здорова).
     18 апреля 1908 года Волошин пишет в своем дневнике: "... галлюцинации. Звуки и видения. Он был сперва черный, потом коричневый... потом белый, и в последний раз я видела сияние вокруг. Да... это радость. Звуки — звон... стеклянный... И голоса... Я целые дни молчу. Потом ночью спрашиваю, и они отвечают...". Так он описывает с её слов то состояние, в котором она часто пребывает…

     В 1907 году Дмитриева приезжает в Париж, где в мастерской художника Себастьяна Абрамовича Гуревича ее знакомят с Н. Гумилевым. "Это был значительный вечер в моей жизни... Мы много говорили с Гумилёвым об Африке, почти с полуслова понимали друг друга... Он поехал провожать меня, и, сидя в экипаже, рядом друг с другом, мы оба с беспощадной ясностью поняли, что это была "встреча" и не нам ей противиться" (Е.Дмитриева).
     Встреча вскоре переросла в страстный роман.
     «Мы стали часто встречаться, все дни мы были вместе и друг для друга. Писали стихи, ездили на «Башню» и возвращались на рассвете по просыпающемуся розовому городу. Много раз просил Н. С. меня выйти за него замуж, никогда не соглашалась я на это; в это время я была невестой другого, была связана жалостью к большой, непонятной мне любви. В «будни своей жизни» не хотела я вводить Н. Степ.» (Е.Дмитриева).
     А Гумилев тем временем писал Дмитриевой в альбом стихи: «Не смущаясь и не кроясь, я смотрю в глаза людей, я нашел себе подругу из породы лебедей», делал ей предложение – она отказывалась...
     «Те минуты, которые я была с ним, я ни о чем не помнила, а потом плакала у себя дома, металась, не знала. Всей моей жизни не покрывал Н.С. – и еще: в нем была железная воля, желание даже в ласке подчинить, а во мне было упрямство – желание мучить. Воистину, он больше любил меня, чем я его. Он знал, что я не его – невеста, видел даже моего жениха. Ревновал. Ломал мне пальцы, а потом плакал и целовал край платья.      В мае мы вместе выехали в Коктебель ... Все путешествие туда я помню, как дымно-розовый закат, и мы вместе у окна вагона. Я звала его «Гумми», не любила имени «Николай», — а он меня, как зовут дома меня, «Лиля» — «имя похоже на серебристый колокольчик», так говорил он» (Е.Дмитриева)…

     Итак, в конце мая 1909 г. влюбленные отправились в Коктебель. Казалось бы, ничто не может омрачить их счастье…
     Но здесь все изменилось…  Волошин стал новым избранником Лили. Позже в своем дневнике она напишет: «Самая большая моя в жизни любовь, самая недосягаемая это был Макс. Ал. Если Н. Ст. был для меня цветение весны, «мальчик», мы были ровесники, но он всегда казался мне младше, то М. А. для меня был где-то вдали, кто-то никак не могущий обратить свои взоры на меня, маленькую и молчаливую. То, что девочке казалось чудом, – свершилось. Я узнала, что М. А. любит меня, любит уже давно, – к нему я рванулась вся. Мне все казалось: хочу обоих, зачем выбор! Во мне есть две души, и одна из них верно любила одного, другая другого». 
     Дмитриева осталась в Коктебеле до осени и, по ее словам, «жила лучшие дни моей жизни». 
     Здесь же, в Коктебеле, родился миф о Черубине де Габриак, которую Алексей Толстой назвал "одной из самых фантастических и печальных фигур в русской литературе". 
     Сам Волошин писал об этом так: «Я начну с того, с чего начинаю обычно, – с того, кто был Габриак. Габриак был морской чорт, найденный в Коктебеле, против мыса Мальчин. Он был выточен волнами из корня виноградной лозы и имел одну руку, одну ногу и собачью морду с добродушным выражением лица. Он жил у меня в кабинете, на полке с французскими поэтами, вместе со своей сестрой, девушкой без головы, но с распущенными волосами, также выточенной из виноградного корня, до тех пор, пока не был подарен мною Лиле. Тогда он переселился в Петербург на другую книжную полку. Имя ему было дано в Коктебеле. Мы долго рылись в чертовских святцах («Демонология» Бодена) и наконец остановились на имени «Габриах». Это был бес, защищающий от злых духов. Такая роль шла к добродушному выражению лица нашего чорта». 
Один из габриаков, хранящийся в мастеркой Волошина

Так появилась фамилия новой поэтессы. Имя Черубины было позаимствовано у Брет Гарта - так звали героиню одного из его рассказов (в переводе с латыни Черубина – херувим, ангел).

Началась великая мистификация серебряного века …
Я уже не раз писала об этом –
http://blogs.mail.ru/list/eveselkova/7A558FE4950E4440.html;http://blogs.mail.ru/list/eveselkova/tag/%D7%E5%F0%F3%E1%E8%ED%E0%20%E4%E5%20%C3%E0%E1%F0%E8%E0%EA

И обязательно ещё напишу как-нибудь о её «романе» с Маковским …

И всё же меня не оставляет вопрос: в чем секрет Лили Дмитриевой?
Вероятно, самое точное определение этому дал один немецкий поэт того времени - Ганц Гюнтер: «Она была среднего роста, скорее маленькая, довольно полная, но грациозная и хорошо сложена. Рот был слишком велик, зубы выступали вперед, но губы полные и красивые. Нет, она не была хороша собой, скорее – она была необыкновенной, и флюиды, исходившие от нее, сегодня, вероятно, назвали бы «сексом».

Так вот почему столько мужчин теряли от нее голову… 

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив