ТАКСИ | МУЗА НАШЕГО ДВОРА

Приезжаю в Волгоград. Такси везет меня в Тракторозаводской район. Прежде чем остановиться,  щелкнул счетчиком. Сколько там было, не увидела. Спрашиваю, сколько?  Запомнила, что он  ответил: "Ну, на пузырек - надо". Не поняла, о чем он говорит, но как-то неприятно озадачило. С таким возрастом, как я тогда, не стоило так разговаривать. В общем, взял три рубля. Плохо он мне запомнился. Меня от  него покоробило. Но чаще люди там доброжелательные.

В Тракторозаводском районе дома со следами старой и новой кладки - довоенной и потом, когда восстанавливали разрушенный Сталинград. Утром рано за окном ширканье метлы. Дворники метут, когда люд еще спит, и потом их не видно. Город чистый, выметен, покрашен, протерт. На Мамаевом кургане торжественно, светло, просторно. По городу много памятников Ленину, даже на Главпочтамте посреди зала, как на площади,  он высится в своей вечной позе.

В городе зной. Быстро найти выпить воды сложно, но так везде, в любом месте тогда. Центр города в моем вкусе – советский классицизм (мое собственное название, набираю  в яндексе, и представьте, нахожу именно такое определение архитектурного стиля сталинской поры). Здания широкие, квадратные, монументальные, кажется, они вечные. И планировка здесь мне нравится, самая соразмерная: человек – город. На задворках города колдобины. В частном секторе дороги кривые, горбатые.

Сталинград

 Нелепость какая. В Волгограде было чрезмерно много сов идеологии. Вместо многих необходимых вещей тоже - идеология.

В Ташкенте. Сажусь в такси, опаздываю. Едем уже достаточно. Открываю сумку и обнаруживаю, что у меня нет денег. "Вы знаете, я без денег". На лице умеренное движение умеренной досады. "Остановите у метро, на метро доеду". Отпустил без выговора. Метро неглубокое. Немноголюдное. Построено Мосметростроем. Станции тематические, красиво оформлены. "Космонавтов" -  космическая, в синем, иногда совсем пустая. "Пахтакор" - красочная, в узбекском стиле. Футбольная команда - "Пахтакор", стадион - "Пахтакор", конфеты - "Пахтакор"…

В 1969 г. на этом  стадионе во время матча узбекские националисты устроили беспорядки с националистическими лозунгами и дракой, мятежик на стадионе перерос в  физическую расправу с  русскими в городе. Продолжались беспорядки  несколько дней. Рассказывали, что с работы людей развозили на нерейсовых автобусах, чтобы прямо до дома. Это случилось через три года после землетрясения, когда общими усилиями, преимущественно, как всегда, русскими, велось стремительное  грандиозное строительство нового Ташкента.

Несмотря на жару, едят там много. Еда мясная, жирная, печеная, жареная. Очень вкусная узбекская лепешка со сливочным маслом. Изобилие фруктов. Торговцы на базаре уступчивые. В госторговле любыми видами изделий распространенный промысел торговля «с заднего крыльца».

Стена на ст. метро Пахтакор.

Ст. Космонавтов. Она всегда такая безлюдная.

Москва. Зима. Нападал снег. Еду из Внукова в Измайлово. Счетчик - не считается. Сказал, что дорога плохая и это стоит 10 рублей. Внешность татарина. Попутчик – парень консерваторского вида. Мой корпус «Д». 21 этаж. Комплекс очень не простаивал. Народу было много. Приезжали  на экскурсии,  в магазины, другие заведения.

Тогда на улице люди  легко могли познакомиться как нигде больше. Была расположенность и непринужденность. Например, в метро: «Как ваша шапочка вяжется?». И мы садимся на скамейку обсуждать. Мои новые знакомые – Галя Соколова из Подмосковья, из поселка с научным названием, с полурусским, полугрузинским лицом, мы с ней остались знакомы, Люда Канюта из Херсона, тщательно выговаривающая слова, отчего с ее белыми волосами  приняла ее сначала за эстонку, расстались с ней около к/театра «Октябрь», москвич Игорь, гуляка, который слонялся от безделья и искал, где ему «затрескать». Я с ним тоже послонялась по Москве. У него было живописное лицо с просторным взглядом, нервная чуткая внимательность, столичная сортность и необычная походка, сказал, что занимался балетом. Еще сказал, что он дворянин, что у него лучший в мире певческий голос: «Показать?». Голос оказался высоким, распеваться он начал громко, и я отказалась слушать. Похвалился бицепсами через кожаный рукав и набитой боковой ладонной мышцей, которой он «разбивает кирпич». В каком-то к/театре посмотрели кино. На Тверской начался вечер.

- Пора по домам.

- Иди. Я останусь здесь до конца.

- До какого конца?

- )))

- Ты еще должен меня проводить.

- А, уже должен?..))

 Рига. Самолет задержался на несколько часов. Вместо 9 вечера прилетел в 2 ночи. Масса пассажиров разобрала багаж и неожиданно быстро куда-то рассредоточилась и растаяла. Я, можно сказать, осталась одна. Никакого транспорта не было, кроме такси. 2-3 такси бездушно, поскорее отвязаться, ответили: в парк, в парк, в парк... Вот еще один, выгрузил пассажиров и без всякой расчетливости, исключительно в соответствии с назначением такси ездить не в парк, а возить пассажиров, кивнул, с заметным акцентом спросил, куда, и мы поехали. Город был абсолютно пуст. Ехали молча, к взаимному удовольствию. Когда остановился напротив нужного подъезда, счетчик не выключил, так и оставил. Я отдала деньги на рубль больше. За это или по обыкновению он отнес мои вещи к самой двери в подъезд. Его поле было бесхитростным, правильным и добросовестным.

В следующий раз я в 2 часа ночи не поехала бы. Нигде больше я не встречала, чтобы по местному ТВ в специально отведенной рубрике (не в новостях)  в предостережение и в целях помощи раскрытию так информировали о преступлениях. Поэтому казалось, что их там совершают регулярно и часто. Вот листовка, изготовленная срочно, не полиграфическим способом, расклеенная в районе происшедшего, с фотографией маленького мальчика, дошкольника, пропавшего накануне. По городу несколько стендов с объявлениями и снимками пропавших. Часто попадается: прибыл поездом таким-то, последний раз видели на вокзале.

В видимой постороннему глазу  общей организации жизни заметен порядок, который непосредственно  переживается как плавное течение событий, без нервотрепки, нестыковок, недоразумений и подвохов – так, что радует согласие с ожидаемым от внешнего мира по отношению к тебе.

В городе у них несколько парков, в парках и по городу скамейки – длинные и широкие, сделанные для того, чтобы сидеть, а не «по смете». Конструкция самая простая, но добротная, которая обеспечивает очень приглядный вид и максимум удобства. Я присела на скамейку. На другом конце местный житель, латыш. Кажется, он в подпитии. Посередине на равноудаленном расстоянии села еще одна приезжая, киргизка.

- Вы что тут делаете? (к ней обращается)

- -

- Зачем вы сюда едете?

- -

Зачем ты сюда приехала так издалека? Что ты здесь забыла?

(Говорит ему что-то вроде: а что? Ну приехела, а вам что? Но не выдерживает и уходит.)

В продовольственных магазинах полный достаток.

В транспорте никаких взаимных услуг. Место никто никому не уступает, как правило, и никто не претендует, билеты не передают. Но и усталых и бедственных не видно. В хорошо заполненном автобусе от  меня компостер на расстоянии  1,5 руки. Протягиваю билет рядом стоящему. Закомпостировал и отдает мне неодобрительно-снисходительно. В другой раз входит пожилая женщина с внучкой. Я встаю. Она смотрит на меня признательно: палдиес.

Не разобрать, какая это улица.