Та самая «Баттерфляй»? Русские журналисты-сатирики о Японии в 1904–1905 гг.

picturehistory — 19.09.2023
... К началу ХХ столетия деловитый порыв западных держав и примкнувшей к ним России в направлении Дальнего Востока, при всём прагматизме его целей, был проникнут многочисленными мифами и стереотипами ориенталистского происхождения.

В том числе и о потаённых «эротических таинствах» Востока, о «свободе распущенного секса», якобы ему свойственной. Азия как метафора подобной «женственности» в очередной раз оказывалась порождением мужских фантазий о силе, желанным объектом завоевания и освоения...

Западная – «мужская» – картина мира была очень «удобна» для целей завоевательной политики, символически подчёркивая отсталость и «женственную» проницаемость «Востока» как мифологемы ориенталистского мышления. Смесь волнующих стереотипов и скабрезных клише бытовала и по поводу сексуальности японок, в особенности – о доступности женщин-гейш, обитательниц «чайных домиков» в «кварталах удовольствий»…

Неудивительно, что «женская тема» оказалась в центре внимания отечественной сатиры в годы Русско-японской войны 1904–1905 гг., поставляя журналистски выигрышные темы для критики врага – «мелкого», но коварного, «слабого», но хитрого. Впрочем, в трактовке русских журналистов-сатириков «японка» получила тогда и иные, зачастую противоположные «роли». Драма, разыгрывавшаяся на дальневосточных «подмостках», требовала переосмысления привычных клише.

Целая серия рисунков, в изобилии появившихся в сатирических изданиях с первых же недель войны, после неожиданного нападения Японии на Россию в начале 1904 года, продемонстрировала удивительное единодушие журналистов. Именно «коварная гейша» становится символом «страны восходящего солнца», переживавшей в тот момент период «обострения воинственности».
Итог первому месяцу боевых действий на Дальнем Востоке подводит журнал «Будильник». Слева – бодрая, упитанная, решительная «японская гейша в поход собралась», а справа – растрёпанная, вся в синяках и рваном кимоно, со сломанным веером и босая стоит «храбрая гейша после первых «побед»… у Порт–Артура».

Гейша-веер-кимоно – весь нехитрый бытовой набор «японскости», устоявшийся в обывательских представлениях об островной империи, берётся на вооружение сатириками для того, чтобы принизить боевитость и несомненные военные успехи противника. Плоский намёк на особые функции гейши в японском обществе, помещённый в контекст войны, призван был не просто высветить инаковость уклада жизни Японии, но и подчеркнуть порочность этой инаковости. Обычаи посещения «чайных домиков» охотно смакуются сатирической печатью как ещё один признак японской сексуальной «распущенности», возведённой в норму. (Осколки. 1904. № 27. С.6, Стрекоза. 1904, № 29. С.4 и др.)
Легкомысленная продажность, равнодушное потребительство в интимных отношениях, приписываемые японской нации как таковой, нацелены были на то, чтобы оттенить высокие моральные качества русских воинов. Образ миловидной, но «бесстыжей гейши» использовался русскими сатириками и при описании так называемого «Дела “Решительного”». Русский миноносец под таким названием 29 июля 1904 года прибыл в нейтральный порт Чифу с депешей, в которой сообщалось о решении командования порт-артурской эскадры прорываться во Владивосток. Депеша через русского вице-консула была отправлена телеграфом наместнику на Дальнем Востоке в Мукден.
В соответствии с приказом и правилами войны миноносец разоружился и спустил военный флаг. Но японские моряки, нарушив международные норм разоружения, сделали попытку захватить корабль. В рукопашном бою были жертвы. При этом прибывший японский офицер повёл себя оскорбительно, за что от лейтенанта М.С. Рощаковского, командовавшего миноносцем, получил такую оплеуху, что упал за борт ровно в тот момент, когда японцы начали было поднимать на корабле свой флаг…
Скандал вокруг «дела “Решительного”» стал достоянием мировой общественности и поводом для злой карикатуры. На обложке «Будильника» «бесстыжая гейша», стоя по щиколотки в воде, с довольным видом прижимает к груди русский корабль, не смущаясь тем, что на щеке у неё пылает след от внушительного размера пятерни.
Подпись под рисунком от имени «гейши» гласила:
«- Сразбойничав, добыла миноносец ценою русской пощёчины и европейского презрения… Хорошо бы теперь добыть крейсер такою же ценою: ведь другая-то щека у меня цела! Стыд не дым, глаза не выест…».
Охотно иронизируют сатирики и над японской повседневностью, где роль женщины трактуется весьма саркастически. Фельетонисты осмеивают японский брак, мол, каждый четвёртый кончается разводом. Намекают и на то, что брак в Японии – замаскированная форма проституции, поскольку за деньги можно «на время» пожениться и за деньги же можно легко развестись (и не раз!). Чужой бытовой и семейный уклад преподносится забавно нелепым и довольно порочным. (Осколки. 1904. № 30. С. 5; № 36. С. 5.)

Чрезвычайно любопытны в этом отношении воспоминания Надежды Александровны Лухмановой. В качестве корреспондента нескольких российских изданий в 1904 году она отправилась в Японию, где стала затем сестрой милосердия по линии Красного Креста, а по окончании войны была награждена медалью на Георгиевской ленте. Стремясь пояснить европейскому читателю особенности японского уклада, она подчёркивает иную природу (но не отсутствие!) нравственного начала у японцев. Увеселения в «чайных домиках», вызывавшие бесконечные остроты русских сатириков, получают у автора если не оправдание, то спокойное пояснение: «Правда, что нравственность у японцев совершенно особая, и очень многие из людей богатых и титулованных не считают для себя стыдом жениться на гейше, то есть танцовщице из такого дома. Отец даже гордится, что его дочь настолько красива, грациозна и талантлива в музыке и танцах, что за неё содержатель чайного дома платит ему хорошую цену».
Специфику ряда моральных норм в Японии, восходящую к особенностям религии синто, где «Добро и Зло – понятия относительные», отмечает и японский исследователь Оно Сокё, поясняя, что в синто «оценка любого поступка с точки зрения нравственности зависит от обстоятельств, мотивов, целей, времени, места и т.д.».

…По мере роста потерь в боях на Дальнем Востоке в сатирических журналах с удивительным единодушием утверждается образ «жёлтой опасности». Причём именно в женском облике. Типичный пример – обложка «Будильника» одного из летних номеров 1904 года под заголовком «Предупреждение». Жуткого вида рыжеволосая ведьма с горшком ядовитого варева в руках угрожающе надвигается на миловидных дам, символизирующих Италию, Францию, Испанию, Англию и Германию: «Берегитесь, милые европейки, как бы вы не «обожглись» об этот горячий горшок!..».

Так хищная «японка-гейша» в отечественной журналистике оказывается всё теснее связанной с темой Запада как главного действующего лица за кулисами войны на Дальнем Востоке. Роль же самой Японии в женской ипостаси наглядно двоится под пером русских сатириков. Эта двойственность женского воплощения Японии – агрессивная захватчица в отношении России, с одной стороны, и жертва западного своекорыстия – с другой, лишь усилится по мере приближения к концу военных действий и подписанию Портсмутского мира…

Неслучайное совпадение, лишний раз свидетельствующее о сарказме истории: опера Джакомо Пуччини «Мадам Баттерфляй» – трагедия брошенной западным мужчиной японки – появилась на мировой сцене в 1904 году, в самый разгар войны на Дальнем Востоке...



ТАКЖЕ: Российские карикатуры о китайцах, корейцах и японцах начала ХХ века

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив