Светлана Дорошева «Каждый вдох и выдох равен Моне Лизе»

kagury — 31.05.2023 Светлана Дорошева «Каждый вдох и выдох равен Моне Лизе»

Как-то на обложке одной из книг мне попалась надпись типа «если у вас есть время, чтобы прочитать всего одну книгу в год, то пусть это будет именно эта». В данном случае эта фраза подходит идеально. За пару лет это, наверное, первая книга, которой я поставила 10 из 10 и, прочитав в электронном виде, планирую заказать себе в бумажном.

Сразу после прочтения я несколько недель приставала ко всем, пытаясь рассказать, какую изумительную книгу я только что прочитала. Но самое забавное, что когда меня в ответ на восторженные эмоции спрашивали, о чем же она, то я честно отвечала – о современном искусстве! И мои друзья сразу кривили носы. Так вот, не торопитесь сделать тоже самое! Даже, если вы не любите никакое искусство и меньше всего современное. Кстати, оказывается, оно коротко называется «совриск» (я бы сочла это сокращение.. но, не важно). Так вот. Даже если вы вообще вне искусства и не хотите иметь с ним ничего общего. Искусство здесь вмещает в себя вообще все. Будни, еду, философию, ученые камни, пластиковые стаканчики, розовые будки, юмор, взаимопроникновение культур, теплоту общения, умение удивляться и видеть сквозь небоскребы дырку для пролета древнего дракона. Потому что вдох и выдох… ну, вы поняли.

Самая большая проблема с этой книгой — это то, что у меня не хватает таланта написать, насколько она восхитительна.

Сюжет таков: девушка-иллюстратор, которая последние несколько лет привыкла работать из дома, не вылезая из пижамы, и параллельно окучивая троих детей, неожиданно (ну почти) получает приглашение в художественную резиденцию в Шанхае с оплачиваемым перелетом и отелем в центре города.
«А за это ты должен… ничего! Ну то есть, по идее, ты должен сделать свой проект и выставку в конце, но если вдруг не получится, что ж». Кажется, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, но это именно она и есть. Когда еще выпадет такой шанс – пообщаться с себеподобными в настоящей творческой среде и понять, что такое современное искусство, а заодно – стать, наконец, настоящим художником. Наша барышня оставляет детей, спешно доделывает проекты и на три месяца летит в Шанхай. И фактически с первых минут ныряет в мир, где переплетается Китай, перфомансы, юмор и философия. И из всего этого рождается искусство. Или даже не так, оно все становится его бытием. И тот знак равенства, который поставлен между вдохом и Мона Лизой, он тоже здесь есть, но до него еще нужно добраться. Сквозь будничность и волшебство, бесконечные разговоры на крыше, жареных кракенов, стыдный реализм, отторжение и принятие, творчество и депрессию. И еще при этом остаться самим собой, потому что иначе не бывает худоджника.

Я начинала писать об этой книге несколько раз и в какой-то момент поняла, что это бесполезно. И решила просто надергать из нее несколько фрагментов. Чтобы было понятно, как все это выглядит. Например, вот, самое начало:

Возле окна стоял стол с высокими стопками одноразовой пластиковой посуды. Рядом, на круглом картонном подносе, валялись резиновые змеи. Одной из них кто-то запихал в рот шарик для пинг-понга, и у змеи был обескураженный вид существа, которое умерло не столько от страдания, сколько от удивления.
Я попыталась отцепить стаканчик из стопки, чтобы набрать воды. Он не отклеивался.
– Не трогай! – пискнула Минни Маус, прикрыв телефон ладонью.
Я вздрогнула от неожиданности. Вышка из стаканчиков рухнула, завалив по дороге еще пару таких же стопок, неустойчиво балансировавших на каких-то коробках и тарелках. Самая высокая стаканчиковая башня упала на несчастную змею. Она подпрыгнула и упала на пол, выронив мячик.
Минни Маус схватилась за голову и ткнула пальцем в доску, которая висела над столом. Там были какие-то эскизы с пояснениями. Я вчиталась. Над большим эскизом было написано «Инсталляция Пудун в стиле трэш-арт». Вокруг были расклеены записки про высотки из заоконного пейзажа. Рядом с карточкой «конфетной» телевышки было написано:
«Если архитектура – музыка, застывшая в камне, то телебашня Восточная Жемчужина – это застывшие переливы лютни. Она спроектирована по стихотворению Бай Цзюйи, где звуки лютни описаны так:
Большие и малые жемчужины падают на яшмовое блюдо.
Шары, которыми унизана башня, символизируют жемчуг, а парк вокруг – зеленую яшму. Два моста через реку Хуанпу по бокам от башни представляют собой драконов, играющих с жемчужиной – древний императорский мотив в китайском искусстве».
Плохо. Я разрушила инсталляцию!"

Впрочем, я быстро поняла, что с фрагментами у меня тоже не выходит, потому что книга написана так, что хочется цитировать целыми страницами. И что еще хуже – очень трудно побороть искушение снова начать все перечитывать, осознавая категорическую недостижимость возможности рассказать-таки что-то о книге.

– Ведь что есть инсталляция шанхайского горизонта из мусора? Стаканчики? Пластиковая сетка? Одноразовые коробки и шарики для пинг-понга? О нет! Это был, – Леон ткнул палочками в доску с эскизами и процитировал, – «критический комментарий о всевозрастающем влияния консюмеризма на экологию Китая»! А она?
Леон обошел стол, встал у меня за спиной и возложил руки на мои плечи, словно демонстрируя собравшимся предмет своей мысли:
– Она рушит инсталляцию. Назовем этот перфоманс «Художник пьет из пластикового стаканчика». О чем этот жест? Она не пьет! Она демонстрирует расточительность общества потребления. Это уже диалог! Развитие! Событие, в конце концов!

А чего стоит один только арспик! Я до сих пор пребываю в восхищении относительно способности людей складывать слова в невообразимую сеть метафор, чтобы описать, например, летающий в пустом зале воздушный шар. Это просто то упражение, которое надо делать каждое утро, глядя на первый попавшийся объект, чтобы отсрочить Альцгеймера:

«…развоплощенные образы реверберируют в монохромной сыворотке разочарования. Художник опирается на интуицию пустоты, открывающейся за круговращением знаков и номинаций…»
«Контексто-зависимые скульптуры, похожие на позвонки пространства, образуют своего рода ризому, где смысл оживает в промежутках меж узлами».

Тайны взаимодействия художников и галерей тоже немного приоткрываются.
– Галереям нельзя предлагать ничего и никогда! Ты ждешь, что они заинтересуются. Но сразу этого может и не произойти. Они должны постепенно увлечься тобой. Настолько, что захотят посмотреть студию! И тогда-а, если им понравится, они сделают предложение!
Я ведь никогда до этого не бывала в среде Свободных Художников и очень хотела выяснить, как устроен этот мир. «Открытия», «выставки», «куратор» – все эти слова звучали сладко и таинственно, как конфеты в еще не открытой коробке. Однако, описанный ею путь казался мне сомнительным и ненадежным.
– А что, если художник, по старинке, сам приходит в галерею с работами? – с надеждой спросила я.

– Происходит насилие! Извини, но это не очень вежливо по отношению к галерее! Художник не должен отнимать у галереи самое большое удовольствие и приз! Галерея хочет открывать новые имена сама! Нужно ждать, пока тебя откроют. В этом весь смысл!

Ждать, пока тебя откроют… Все наоборот! Коробка с конфетами – это я. Мой первый контакт со Свободным Художником проходил скверно: я уронила искусство и спалилась на незнании элементарного этикета в общении с галереями. Но увы, это меня не остановило:

– Ну хорошо. А дальше что? После того, как тебя «откроют»?

– Выставка!

– Прекрасно. И это деньги?

– Нет, что ты! Количество художников, зарабатывающих на выставках, ничтожно.

– Тогда зачем выставка?

– Чтобы о тебе узнало как можно больше людей!

– Зачем?

– Чтобы были еще выставки, более престижные! О тебе узнает еще больше людей!

– И тогда наконец деньги?

– Возможно. Но в целом, лучше на это не рассчитывать!

– А на что же тогда рассчитывать? Как-то же нужно жить?

Минни Маус вдруг закрыла ладонями лицо и запрокинула голову, будто у нее пошла носом кровь. Я не понимала, что происходит, пока она не разразилась пронзительно высокими переливами, как будильник. Она смеялась.

– Их-хи-хах-и! Ну не за счет искусства же! Чтобы заниматься искусством, нужно быть свободным человеком!

И еще ведь город. Город, где над древним драконом смешивается будущее и прошлое.

«Я провела бессмысленный час в супермаркете, полном невообразимой и неопознаваемой еды. Глаз видит, зуб неймет. Совершенно непонятно, что можно съесть. По упаковкам невозможно определить – это молочное или рыбное, жидкое или толчёное, капустное или ананасное? С потолка свисали копченые ктулху и бедра динозавров, а прилавки ломились от пестрых сладостей, похожих то ли на бижутерию, то ли на пластилиновую еду для инопланетян.
Выйдя из супермаркета, я залипла у стойки уличных торговцев кракенами. Один ловко нанизывал еще живых бэби-осьминогов на палки, а второй поджаривал их, пока те не замирали в ломанных, растопыренных позах, – и бойко раздавал по два колючих шашлыка на руки довольным покупателям в очереди. Люди ели кракенов прямо у стойки или на ходу. Девушки с лисьими ушами и солнечными зонтами делали с ними селфи».

«Шанхай вливался в меня красочным хулиганским миром, как один большой дадаист. Оба Шанхая. Видимый – с толпами, небоскребами и осьминогами на палках, и другой, под кожей этого, – безлюдный город чудес, камней, духов, хрустальных лабиринтов и зашифрованных посланий».

Жизнь в артрезиденции невозможна без общения. И это отдельная часть книги, полная персонажей, каждый из которых кажется больше произведением искусства, чем человеком, но при этом они все очень настоящие.

«– Ты такая европейка! – злилась Шанхайская Принцесса на мой восторг от старого города, вышагивая по крыше с сигаретой.
– Что? Почему? Я же… Слушай, ты произносишь «европейка» как «ты меня ужасно раздражаешь!»
– Ну потому что ты!.. такая европейка! У вас нездоровая одержимость культурным шоком. Хибары, нищета, грязь, общественные туалеты… О боже, в ста метрах от понатыканных небоскребов нет водопровода, вы только представьте! Эти дикари харкают себе прямо под ноги, а дети какают на асфальт у витрины «Коко Шанель», потому что вы видели эти очаровательные китайские ползунки с разрезом на попе?! – Принцесса с такой экспрессией изображала шокированных европейцев, что сигарета в ее руке выписывала огненные иероглифы гнева на фоне ночного неба. – О змеях и прочих ужасах китайской кухни я вообще молчу! Европейцы – скверные воры. Они приезжают сюда вот как ты! Не зная ничего! Перед ними несметные сокровища – тысячелетние традиции, затейливая многоэтажная культура, три спутанные между собой религии… Да в одном резном шарике из слоновой кости – истории на пять томов, но не-е-е-е-ет: все, что они увозят отсюда – это потрясающее знание о том, что китайцы едят собак и водят детей на поводках! Еще какой-нибудь рассказ из желтой прессы всенепременно в придачу – про повара, которого ужалила мертвая змеиная голова спустя полчаса после того, как он ее отрубил. Повара не спасли, змею сварили в суп! К супу подавали собачьи пенисы. Ничто так не возбуждает западного человека, как очередной рассказ путешественника о собачьих пенисах из серии «их нравы»…

Я виновато молчала, мысленно отмечая, обо что из перечисленного я уже исправно шокировалась, а обо что еще только предстоит, потому что Принцесса попала в точку – я была «такая европейка!»

– У вас почему-то принято считать, что все в мире имеет свои причины. Это не так. Многое вызвано чужими причинами, а самые важные вещи – вообще беспричинны.

В общем, про эту книгу невозможно писать. Ей сразу начинаешь читать снова. Поэтому я больше не стану пытаться. Но категорически и настойчиво рекомендую вам попробовать начать ее читать. Это точно лучшая книга, прочитанная мной за последние лет пять.

P.S. В посте использованы иллюстрации автора книги.

Сохранено