«Сувениров не брать!», или Радиоактивный флот Бикини

Первые морские испытания ядерного оружия не только дали имя купальнику, но и установили долго продержавшийся мировой рекорд по раздолбайскому от­но­ше­нию к радиоактивным железкам. Как мы помним, первый атомный взрыв про­и­зо­шёл в пустыне. Второй и третий – над японскими городами, то есть тоже на су­ше. Поэтому американских военных осенью 1945 г. очень волновал вопрос: «А как эта фигня будет работать по корабликам?» Военного значения это уже не имело, но адмиралам нужно было всех убедить, что с появлением нового оружия их ло­хан­ки ничуть не устарели и их рано списывать со счетов. А вот армейскому и авиа­ционному лобби хотелось доказать строго обратное. Со вполне понятной целью – перекроить пирог финансирования вооружённых сил.  

У Дяди Сэма ещё много!

Право на организацию и руководство первыми морскими испытаниями ядерного оружия флот таки отстоял. Под это им выделили целых три плутониевых бомбы Мк. III по 23 килотонны каждая. Таких же, как уничтоживший Нагасаки «Толстяк».

А сам флот обеспечил самое дорогое «мишенное поле» в истории: 5 линкоров, пара авианосцев, 4 крейсера, 13 эсминцев, 8 подлодок и куча всякой вспомогательной мелочи – всего 95 кораблей и судов, включая 3 трофейных. Хватило бы на ВМС не­ма­лень­кой страны! Бахать решили в лагуне атолла Бикини, что входил в отбитые у японцев Маршалловы острова. Операция по­лу­чила название «Перекрёстки» (Crossroads) и была назначена на лето 1946 года.

Первый блин

Первое испытание прошло 1 июля. Подрыв был воздушным, и с ним случился небольшой конфуз: доблестные летуны не­множ­ко – на каких-то 650 м – промахнулись, и взрыв потопил лишь 5 кораблей и судов, причём 3 из них даже не сразу. Ещё 14 получили различные повреждения, включая пожары. Большинство же мишеней отделались лёгким испугом, включая быв­ший флагман Императорского флота Японии линкор «Нагато». Хотя, по задумке, он должен был оказаться точно в эпицентре и сим­во­лич­но пойти на дно первым.

Как и положено при атмосферном взрыве, бóльшая часть продуктов распада ушла в стратосферу, и выпадение радио­ак­тив­ных осадков на мишени было минимальным. А на наведённую радиоактивность тогда вообще забивали. Так что в тот же день на повреждённые корабли и суда были отправлены пожарные и ремонтные партии. Естественно, безо всякой защиты.

А ещё через день на них начали возить экскурсии как из собственных и иностранных военных, так и из гражданских. Пресса была разочарована слишком скромными на их взгляд повреждениями. Флотские же, наоборот, гордо заявляли, что корабли испытание выдержали. Про то, что будь там при взрыве экипажи, то они бы по полной отгребли от всех поражающих фак­то­ров – скромно молчали.

Что-то пошло не так…

Следующее испытание состоялось 25 июля. На этот раз взрыв был подводным и промахнуться было сложно. Все цели, что находились в радиусе километра от эпицентра, получило серьёзные повреждения от гидравлической и воздушной ударных волн. А затем на лагуну обрушилось всё, что было поднято взрывом. Пара миллионов тонн радиоактивной воды и грунта.

Продукты реакции распада, остатки непрореагировавшего плутония плюс радиоактивные изотопы, созданные иони­зи­ру­ю­щим излучением взрыва из подвернувшихся химических элементов. Весь этот джентльменский набор накрыл в том числе и те мишени, что получили некритичные механические повреждения, или не получили их вообще.

И тут внезапно выяснилось, что к такому никто не был готов. Даже физики-ядерщики из «Манхэттенского проекта». Ко­неч­но, все понимали, что подводный взрыв вызовет радиоактивное заражение, но никто и близко не предполагал такого мас­ш­та­ба. Плана действий на этот случай просто не было.

Но повреждённые корабли и суда набирали воду, и после разведки обстановки к наименее «фонящим» в тот же день на­пра­вили спасательные партии. Восстановить их плавучесть, или хотя бы отбуксировать на мель. Всего за первые 6 дней с пи­ко­вым уровнем радиации на заражённых кораблях побывало около 4900 человек. Без какой-либо защиты. Справедливости ради, это были не только «безответные матросики» – начальство тоже было в первых рядах.

Швабра против радиации

Второй взрыв отправил на дно «всего» 9 кораблей и судов. Четыре немедленно, остальные – в течении нескольких часов. Ещё трём не дали затонуть, успев вытащить на мелководье. Десяток безнадёжной мелочи затопили сами. Пресса была опять разочарована и вскоре уехала, а военные остались чесать репу на предмет, что с делать с оставшимся на плаву.

Прежде всего заражённые железки нужно было как-то дезактивировать. Хотя бы для того, чтобы их можно было задей­ст­во­вать в третьем испытании. Но как это делать – никто не знал. Оставалось импровизировать. Первичная «дезактивация» про­во­дилась с помощью залива пеной с пожарных катеров, и затем смывом её из брандспойтов. Всё это, естественно, с исполь­зо­ва­нием радиоактивной забортной водички.

А после того, как уровень радиации уменьшился – прежде всего за счёт распада самых «злобных», но одновременно и са­мых короткоживущих изотопов – на наименее «фонящие» корабли были отправлены люди с мылом и старыми добрыми шваб­рами. Средствами защиты командование их снабдить опять не могло, но хотя бы контролировало уровень радиации. Ис­хо­дя из которого определялось, сколько часов – или минут – в день матрос может работать на том или ином заражённом объ­ек­те. Правда тогдашние представления о безопасных дозах облучения очень сильно отличались от сегодняшних.

Радиоактивное сэлфи

Эффективность этой импровизированной «дезактивации» оказалась близка к нулевой. Вскоре специалисты пришли к вы­во­ду, что для очистки кораблей от источников радиации нужно, как минимум, убрать с них всю органику: от деревянных па­луб­ных настилов до краски, которой всё было покрашено. Сделать это подручными средствами было нереально.

Уже в первых числах августа ответственный за радиационную безопасность ветеран «Манхэттенского проекта» полковник медицинской службы Стаффорд Уоррен начал убеждать командующего испытаниями вице-адмирала Уильяма Бланди, что по­ра сворачивать лавочку. Одним из решающих аргументов стало обнаружение следов плутония и источников альфа-из­лу­че­ния даже во внутренних помещениях кораблей, а также вот эта фотография.

Наконец, 10 августа 1946 г. было принято решение свернуть дезактивацию на месте и продолжить работы там, где вокруг хотя бы не будет плескаться радиоактивная вода. Этим местом была выбрана находившаяся в 350 км бывшая японская военно-морская база на атолле Кваджалейн. Проведение третьего подрыва – на этот раз глубоководного – пока отменили. Его провели гораздо позже, в ходе уже следующих испытаний.

В последний путь

До конца августа оставшиеся корабли и суда переместили на Кваджалейн. Что-то на буксире, а что-то и своим ходом, с ми­ни­мальными аварийными экипажами на борту. Многочисленные десантные суда и эсминцы там и оставили. Официально «для дальнейшего изучения». В реальности же – просто дожидаться своей участи.

А крупные боевые корабли от большого ума решили всё же попытаться дезактивировать «в более подходящих условиях». Два радиоактивных линкора ушли в Пёрл-Харбор, а крейсеры и подлодки – на четыре крупных верфи ВМС на Тихоокеанском побережье – от Сан-Франциско на юге до Сиэтла на севере.

В течении почти полутора лет их честно пытались дезактивировать. Убрали с них всё дерево и ободрали пескоструйкой всю краску. Детали из цветных металлов обрабатывали сильными кислотами, экспериментировали и с другими химикатами. По­ка к концу 1947 г. не пришли к выводу, что овчинка выделки не стоит.

Последние строки в «жизнеописаниях» всех этих кораблей выглядят предельно однообразно: «такого-то числа 1948 г. вы­ве­дено на глубину у побережья» Кваджалейна, Пёрл-Харбора, штатов Калифорния и Вашингтон. А затем потоплено в качестве мишени артиллерийским огнём или торпедами. Там они и лежат на дне по сей день.

Эпилог

Из почти 70 кораблей и судов, что остались на плаву после ядерных испытаний «Перекрёстки», успешно дезакти­виро­ван­ны­ми были признаны лишь восемь: 2 подлодки, продолжившие службу в качестве учебных, и 6 транспортов, что сразу пе­ре­ве­ли в резерв, а затем продали на металлолом. Всё остальное отправилось на дно.

Одна-единственная – причём не особо мощная – атомная бомба вывела из строя целый флот. Хотя, справедливости ради, лучевая болезнь не убивает мгновенно, так что в военной обстановке многие из заражённых кораблей всё-таки могли успеть вы­пол­нить свою последнюю боевую задачу до того, как экипаж был бы окончательно выведен из строя.

Но по-любому нельзя было допустить, чтобы у кого-то появилась крамольная мысль, что великие и ужасные ВМС США пре­вратились в бумажного тигра. Поэтому в «официальные» потери записали лишь 14 единиц, потопленных непосредственно двумя взрывами, а о судьбе прочих долгие годы предпочитали не вспоминать. История судебных тяжб участников испытаний с родным правительством потянула бы на отдельную статью, но если коротко – их всех послали лесом с формулировкой «ни­ка­ко­го вреда здоровью не выявлено».