Сумбурные мысли по поводу. И – без.
onoff49 — 22.04.2011 Бог любит красивых и умных.Поэтому они, обычно, долго и не живут. Даст нам Господь чуть – чуть на них порадоваться и тут же забирает обратно.
Иду я вчера проводить консультативный приём.
У дверей кабинета уже собралась очередь. Как всегда что - то не поделили: крик, плач. Куда они торопятся?
Завидев меня – притихли. И уже в этой тишине – детский голос произносит со стариковской интонацией:
- Прошу прощения, уважаемые, но не могли бы вы разговаривать потише? Ей Богу – голова раскалывается!
Поворачиваюсь и вижу мальчонку лет пяти. Голубые глаза, золотистые волосы. Ангелочков такими рисуют.
-Заходите!- Говорю я маме ангелочка и уже знаю, что не кончится добром моя встреча с этой уже готовой расплакаться женщиной и с её, не по годам разумным, сынишкой.
Так и есть. На томограммах у мальчонки – опухоль мозжечка. Опухоль мешает оттоку ликвора из желудочков головного мозга. Поэтому желудочки резко расширенны: прогрессирует окклюзионная гидроцефалия.
(Вот такие детишки с субкомпенсированной гидроцефалией и бывают не по годам разумными. Маленькие такие старички – резонеры).
Всегда пугаюсь, когда замечаю такую разумность в родных детишках.
Опухоль, по всей видимости – злокачественная.
Можно попытаться удалить опухоль, а затем облучать и проводить химиотерапию. Можно «поставить шунт» и с помощью специальной системы отводить ликвор в брюшную полость, а затем – всё то - же облучение и химиотерапия.
Можно не оперировать, а только облучать и травить химией.
Можно, в некоторых случаях - ничего не делать.
Результат будет примерно одинаковым: у детей зло - очень агрессивно. В лучшем случае только 50% таких детей живут до пяти лет после установления диагноза.
Прошу маму передать ребёнка ожидающей в коридоре бабушке и рассказываю ей о диагнозе, методах лечения и прогнозе.
Амосов писал в своей книге «Мысли и сердце», что ему удобнее иметь дело с папами больных детей.
Может быть, папы изменились с течением времени, или мамы стали мужественнее, но у меня – обратное мнение.
Папы, чаще всего попадаются, неоправданно агрессивные, недоверчивые и злые. После первой такой бурной реакции на неблагоприятный диагноз они как бы устраняются: ни о чём не спрашивают, помощь сами не предлагают, редко навещают детей. Очень часто – начинают пить горькую.
Мамы же, отплакав положенное, в дальнейшем бывают самоотверженными и адекватными.
К слову: за больными мужчинами лучше всего ухаживают их жёны.
За женщинами преданнее всего ухаживают их матери (если живы ещё).
За старушками чаще всего присматривают уцелевшие подруги и соседки.
Хуже всего в больнице одиноким дедам: от детей толку – чуть, жена умерла.
Часами может стоять такой дед у окна, что-то бормотать и тереть кулаками слезящиеся глаза.
Умирает тихо – во сне.
У патологоанатомов с ним будет много неприятностей: родственники обычно не спешат забирать такое тело для погребения.
Так и лежат деды в морозилках морга месяцами, как космонавты в анабиозе.
Вернёмся в консультативную поликлинику.
Сложно разговаривать с мамами «нейрохирургических» детей.
Не на всякий вопрос есть у меня ответ.
Да – лучше прооперировать.
Нет – это бесплатно.
Химиотерапия – да, но лучше препараты купить те, что помогают. Это дорого.
Нет – это ещё не всё.
Ещё нужны препараты, помогающие перенести химиотерапию. Стоят они, зачастую, дороже самой химиотерапии.
Облучение – да, необходимо. Но делать её лучше в Москве. Почему?
Ну как ей скажешь, что лучевой терапией у нас занимается полнейшая идиотка?
Говорю о более совершенной московской аппаратуре, о более совершенных методиках, более удобном режиме пребывания в московских больницах.
Вместе с тем, красочно расписывать тяжесть состояния ребёнка и плохой прогноз – не стоит.
Однажды, очень давно, я так вот рассказал всё деревенской мамке. У её мальчика была медуллобластома головного мозга.
Мамашка заплакала, взяла направление на госпитализацию и …. исчезла!
Связались с районной больницей, направившей к нам этого мальчика. На краснокрестном уазике привезли эту парочку снова к нам.
«Что ж вы, мамаша!?» - напустились мы на женщину.
Оказалось, что поняла она меня так, что бесполезно уже что - либо делать и увезла ребёнка умирать в родные края.
Чёрт его знает, кто из нас прав!
Вообще, эти мамки с такими детьми – часто исчезают.
Ездят по другим больницам и консультантам: проверяют полученную от нас информацию. Часто обращаются к знахарям, бабкам - шептуньям и прочим шарлатанам.
Все, кроме умерших за этот месяц и уехавших в Москву – Питер-Тель-Авив и прочие Мюнхены – возвращаются к нам.
И начинается не лечение, а бег с препятствиями!
Операция – не главное. Главное купить хороший шунт, выбить подешевле, а то и бесплатно «химию».
Если у родителей нет денег – связаться с благотворителями, обзвонить возможных спонсоров и т.д. и т.п.
Провести химию стараемся у себя, т.к. другим учреждениям доверять это мы опасаемся.
За это нас казнит родная администрация: для нас химиотерапия – « не формат».
Увеличивается койко-день, ухудшается оборот койки. Да и летальность растёт.
За это – урезают финансы.
Потом, буде всё хорошо – договариваемся с московскими клиниками о лучевой терапии.
Опять возникают денежные вопросы.
И вся эта плохо смазанная телега нашей медицины едет только тогда, когда орёшь, требуешь, пробиваешь, достаёшь, уговариваешь, пишешь докладные и кляузы, грозишь прокуратурой и прочее, прочее, прочее – без счёта.
Меня злит, когда наши врачи без конца говорят о низкой зарплате. И, вместе с тем, я понимаю, что за такие деньги никто, кроме немногих клинических идиотов, не будет делать то, чему нас научили делать много лет назад
Тогда мой последний заведующий говорил: «Когда не хочешь делать – ищешь причины, когда хочешь – ищешь возможности».
|
</> |