Страшная история - это надо помнить

Для чего же повесть эту
Рассказал ты снова свету?
Оттого лишь, что на свете
Нет страшнее ничего...



Сегодня наблюдала историю. Меня от нее просто затрясло колбаснуло так, что до сих под подбешивает.

Я всегда говорила, что первый враг человека это мать. Точнее, говноматка. Бывают свиноматки, а бывают говноматки. Вот если мать -- говноматка, это, конечно, полный пиздец ребенку, какой бы взрослый он ни был. Говноматок надо отправлять в газовые камеры без сожаления, без суда и следствия.

Историю рассказываю с разрешения участницы. Так что, не волнуйтесь. Это, как говорил папа Бруштейн, надо помнить. Знать и помнить. И преступные родители должны знать, что их преступления против души ребенка будут ославлены.

У меня близкая знакомая отличный хирург-гинеколог. А другая знакомая -- давно увлекается косметологией, сто лет назад, точнее -- семь лет назад еще в Питере верхнюю губу жиром собственным подкачивала. Потом перестала раздувать губы, вроде, только ботокс колет, но ухаживает за лицом хорошо и тщательно -- вся легкая косметология, тут с ней есть о чем поговорить.

И вот у второй знакомой случились очень серьезные гинекологические проблемы. Пришлось оперировать. И так все вдруг, так неспокойно это все --- женское оно же ведь редко болит, обычно девочки приходят/девочек привозят, когда уже все запущено так, что только резать. Ну, а я свела вместе хирурга и девочку. Так я оказалась в этой истории.

Поскольку я свела, поскольку приятельствую с обеими, я приехала навестить их обеих. Девочка в палате. И вот к ней приехала мать. Ну, а мать там -- я про нее много слышала. Дура. Распущенная психопатка. Холодная. Все время виноватящая. Чудовищно эгоцентричная. За пять минут общения я услышала какое-то невообразимое количество слов "я" и "мне". И на двадцатом "мне" хотелось уже врезать ей ногой по ебалу. Кстати, я удивилась, чего она приехала -- вроде бы они не близки.

Ясен пень, приехала говноматка за какой-то своей говнонадобностью, а вовсе не навестить -- ей какая-то дочкина подпись была нужна под чем-то, потому что "я-я-я и мне-мне-мне", а дочка очень неудобно, конечно, это все именно в тот момент с операцией устроила, когда "я-я-я и мне-мне-мне" что-то там планировала. И вообще, эти штуки вообще можно было не оперировать, вон, пишут, что необязательно, (хирург, конечно, дура, а говноматка лучше всех все знает). И это замечание про "необязательно оперировать" звучало как то, что дочь опять устроила говноматке неудобства, а дело-то пустяковое, она вон нарочно раздувает это в операцию, чтобы привлечь к себе внимание, (и, соответственно, отнять его у говноматки).

Якала и мнекала она минут пять. На пятой минуте ей хотелось задвинуть ногой по ебалу и раздавить ее, как мокрицу. Ибо когда убогое, некрасивое, несостоявшееся существо якает и мнекает, как будто оно суко президент или как минимум академик, это особенно мерзко. Хочется тряхануть за шкирку со словами: "Яяяяяяяяя -- последняя буква в алфавите. Ты -- никто. Ты, правда, никто. Это абсолютная правда -- гордиться и якать тебе нечем. Жизнь твоя убога и бездарна. Усекла?"

Я пыталась перевести разговор на дочь говноматки, намекала, что говноматка -- не самое интересное для меня тут существо, и что давайте о дочери и о ее операции поговорим. Вот она лежит, ноги в бинтах, конечно, тяжело все это, ей, бедняге. Знаете, что ответила на это говноматка? Вы никогда не догадаетесь. Говноматка, поджав губки, сказала:

"Ну конечно! Еще и не то будет! Если человек себе так посадил иммунитет!"

Я охуела. Ну, где гинекология, где иммунитет, мы все понимаем. Тем не менее.

-- Это чем это она себе иммунитет посадила?! -- спрашиваю я.
-- Ну, она себе же губу увеличивала. А между носом и ртом точка иммунитета. Мне это разные люди говорили.

Говноматке так важно было сделать дочь виноватой во всем, что происходит в ее жизни, даже гинекологию, онкологию, в конце-концов, пусть и не злокачественную, но вроде бы -- чего-то атипическое там нашли -- и это повесить на нее. Говноматка знала, что губу дочь накачивала своим собственным жиром дай Бог семь лет назад, после этого ничем вообще не болела -- здоровый человек в принципе. Но никакие наши аргументы говноматка слышать не желала. Она, поджимая губки, твердила: "Ну, иммунитет разрушается, не сразу же это все срабатывает. Могло и через семь лет сработать".

Смотреть на девочку было страшно. Страшное, безнадежное горе отверженного, нелюбимого и вечно виноватого ребенка -- мое сердце этого зрелища не выдерживает, я это видеть не могу. Пришла подруга-хирург, сразу увидела, что меня трясет, желваки играют, и утащила меня в коридор, а после в кабинет. Иначе бы я эту говноматку забила насмерть. Ногами. Я была к этому близка....