Справка от мужа, debilitas sexualis или "Лаврентия Палыча забыли?"

В течение последних дней мне несколько раз писали, что женщины не видят "ничего такого" в предложении Драганова стребовать с замужних справку от мужа о его согласии на аборт. Мыслится это как своеобразное "включение мужчины в процесс" родительства, а как же: у него есть право (!) на эмбрион, нельзя не учитывать его мнение. Русские женщины в массе своей всё еще имеют силы лгать себе и питать надежды на то, что статус матери и жены автоматически обеспечит им заботу их супругов (поиски "папика" продлеваются далеко за подростковый возраст). С целью обретения заботы они готовы даже добровольно отдать совсем недавно завоеванные право самостоятельно принимать решения относительно собственного тела и родительское право в отношении своих детей. Я еще со школы (а это конец 80-х) слышу разговоры о том, как русские женщины "устали быть сильными" и срочно нуждаются в протекции: с этой целью наши женщины стали с еще большим рвением осваивать техники прогиба под потенциальных защитников-добытчиков, но только вот количество горящих изб и скачущих коней не только не уменьшилось, но и увеличилось в геометрической прогрессии. Но надежда умирает последней, и когда приходят Мизулина с Драгановым и предлагают восстановить институт опеки (справка от мужа) над взрослыми дееспособными гражданками, последние не видят в этом "ничего такого", а чо? А то, дорогие мои, что данный институт существовал с незапамятных времен и постепенно пошел на убыль только лет 50 назад. И за какие-то полвека вы забыли, каково это - быть недееспособной в течение всей жизни, иметь статус слабоумной по половому признаку (debilitas sexualis) и жить под опекой. Лаврентия Палыча вы забыли. А вот он о вас помнит и заботой не оставляет.

Хочу напомнить общеизвестные, но почему-то забытые, факты из истории, касающиеся того, как жилось женщинам и детям под опекой мужчин на отдельно взятой европейской части суши.

В Древней Греции, где общественное устройство было полностью патриархальным, образ матери-супруги был лишен какой-либо идеализации. Рожать и растить детей не считалось долгом женщины: сама женщина и материнство воспринимались как нераздельный физиологический процесс. Женский организм вынашивал и выкармливал потомство, но родительство принадлежало мужчине. Считалось, что в природе существует единый пол - мужской, а женский организм - это результат дефективного, девиантного внутриутробного развития, "ошибка природы" (на этот счет были разработаны такие теории, как недостаточно теплая среда, в которой развивается эмбрион - от этого он становится недоразвитым и рождается девочка, а также происхождение "женских" эмбрионов из некачественного мужского семени). Поэтому зачатие и производство потомства считалось мужской преррогативой (эмбрионы появляются из мужского семени), а женщина исполняла роль инкубатора и кормилицы. Потомство принадлежало исключительно отцу, мать не имела родительских прав (и вообще прав, так как не имела статус совершеннолетней/дееспособной) и не могла решать, будет ли ее ребенок жить или нет; в случае развода она покидала дом мужа одна. Необходимость "терпеть и содержать" женщин воспринималась коллективным сознанием как постыдная зависимость, платой за возможность продолжения рода, своего рода фатальностью, постоянно порождающей разного рода ограничения и опасности для мужчины (трагедия Еврипида "Медея" (занятный, кстати, текст) как раз расписывает главную опасность: что женщина -"другая" / "чужая" - могла покуситься на отцовское право и распорядиться жизнью детей мужчины без его ведома, даже когда эти дети были ему не нужны ("право на эмбрион", в современном оформлении)).

В Древнем Риме дети усыновлялись/удочерялись мужчинами, то есть, отец новорожденного должен был официально дать согласие считать его своим сыном/дочерью, что означало позволить кормить новорожденного и содержать его в отцовском доме. Если такого согласия не было, новорожденного оставляли в специальном месте (columna Lactaria), где их мог подобрать (или не подбирать) любой, кто захочет взять на себя траты по выкармливанию. Обычно таких детей подбирали с целью последующей продажи или использования в качестве рабов. С другой стороны, отец семейства (pater familiae) мог официально объявлять своими детьми рожденных вне брака или детей родственников/знакомых/друзей. Власть отца семейства была абсолютной, дети были подвластны ему на протяжении всей жизни, если отец не давал согласие на их эмансипацию. В Римском праве женщина в принципе не могла достигнуть совершеннолетия (по причине слабоумия, присущего "от природы" женскому полу - debilitas sexualis), поэтому над ней назначалось пожизненное опекунство (отца, родственника мужского пола, мужа). Даже если женщина наследовала, например, в случае вдовства, она должна была иметь опекуна, который и давал право располагать унаследованным. Женщины не уделяли много времени ни заботе о детях, ни даже их кормлению. Единственным выдающимся аспектом отношений между матерью и ребенком было стремление женщин приобрести влияние на сыновей, через которых они пытались оказывать влияние на мужа/опекуна; в свою очередь мужчины пытались противостоять этому влиянию физическим отделением детей мужского пола от матери. В римских домах (как и в греческих) пространство делилось на "мужское" и "женское". Для Рима характерно также отсутствие имён собственных для женщин, девочек называли по имени отца (если в семье были сёстры, то все имели одно и то же имя, к которому прибавляли "старшая", "младшая"). По закону, отец семейства не был обязан признавать более одной дочери (из-за необходимости обеспечить ее приданым), традиция оставлять непризнанных детей в Лактариях была особенно распространена в семьях патрициев и относилась в основном к девочкам.

В Античности (а затем в Средневековье) брак представлял собой экономическое соглашение между отцом и будущим супругом, по которому опекунство над женщиной переходило от одного к другому. Платой за согласие на легальное опекунство было приданое. На эти средства и на доход от них будущий муж и должен был содержать женщину; в случае развода или вдовства приданое служило женщине для того, чтобы найти себе нового опекуна. Замужество никак не соотносилось с материнством: это был способ установления политических и экономических союзов между мужчинами. В Риме одна и та же женщина могла иметь столько мужей, сколько её отец или родственники полагали нужным, особенно если принять во внимание, что не всегда замужество предполагало передачу опекунства от отца к мужу: богатые отцы семейств часто оставляли за собой опекунство над замужней дочерью - таким образом, в случае разрыва политического или экономического союза с мужем, отец семейства забирал дочь и отдавал ее новому потенциальному союзнику (считалось, что женщины обязательно должны быть замужем с 12 лет - как крайний срок считался возраст в 14 лет, с этого момента отец мог отказаться от содержания дочери). В Риме, в отличие от Древней Греции, иметь детей считалось обязательным, как для мужчин, так и для женщин: это было долгом по отношению к обществу. Все эти законы касались только свободных граждан и не распространялись на рабов.

Как женщины, так и дети были приравнены к единицам обмена, являлись товарным и денежным эквивалентом (на самом деле, товарный обмен - процесс обращения объектов собственности посредством возмездных договоров - женщин и детей сохраняется до сих пор). Собственно концепции детства не существовало (браки были разрешены с 7 лет в случае девочек). Не существовало особого интереса в том, чтобы обеспечить выживание новорожденных и маленьких детей, инфантицид и оставление детей беспризорными были узаконены (особенно как способ уладить экономические трудности семей), так же как публичные детские жертвоприношения. Также хорошо известно, что использование детей в качестве сексуальных объектов не было ни незаконным, ни социально осуждаемым. Считалось нормальным участие детей (мальчиков) в вооруженных конфликтах.

В общих чертах такая ситуация сохраняется в Европе не только в Средневековье, но и до середины XVIII века. Детский и женский труд был реальностью, хотя и редко отражался в письменных источниках: известно, что женщины и дети работали в шахтах, во всех отраслях ремесленничества, в сельском хозяйстве, в мануфактурном производстве и, разумеется, в домашнем хозяйстве. Этот труд был или бесплатным (за содержание), или низкооплачиваемым и плату получал муж/отец/опекун. Концепции материнства в смысле заботы, воспитания и социализации детей не существовало: первое упоминание слова maternitas (лат. "материнство") относится к XII веку и означает протекцию, которую оказывала Церковь прихожанам. Oxford English Dictionary включает впервые слово motherhood в качестве термина, означающего заботу о ребенке, в отличие от maternity - деторождение, в 1597 году.  Материнство приобретает значение только тогда, когда формируется и развивается концепция детства, как особого периода в жизни человека, от которого в решающей степени зависит его дальнейшая судьба, когда дети начинают рассматриваться как нечто большее, чем их экономическая ценность. Именно поэтому "детство" появляется одновременно с "материнским инстинктом" - в середине XVIII века, когда произошел переход от одного общественно-экономического строя и к другому, сформировались новые классы и была установлена новая форма контроля и опеки над женщинами. 

До этого времени осуществление заботы о потомстве было минимальным (не было времени, надо было работать): обычно младенцев отдавали кормилицам, в церковные приюты, в крестьянские семьи (договор на услуги кормилицы/няньки заключал муж женщины, и он решал, скольких детей она должна будет выкормить. Если у женщины были свои дети, она часто должна была отдавать их в еще более бедные семьи). Не было ничего достойного в грудном вскармливании, в гигиене детей, в заботе о них: детей воспринимали как символ грехопадения, как существ, которые не способны управлять своими импульсами в соответствии с моральными предписаниями или с рациональностью, поэтому в слове educare заложено значение "исправления", "выпрямления" - воспитание предполагало использование методов принуждения для коррекции "нечистой" детской природы. В контексте высокой детской смертности факт рождения не предполагал того, что ребенок выживет и станет взрослым. Взаимоотношения между женщиной и ребенком были иными, так как чувства (в том числе, любовь), являясь социальным и культурным конструктом, зависят в своих формах и содержании от культурных императивов. Деторождение воспринималось не только как доказательство низкой, животной женской природы, но и как наказание, наложенное на женщину свыше за греховность и прямую причастность к несчастьям человечества; соответственное восприятие распространялось и на детей. До середины XVIII века не существовало безусловной, инстинктивной и самоотверженной материнской любви, постоянно выражаемой в каждом действии и жесте женщины-матери.