Сергей МИХАЛЫЧ: О фуфле. Теория и практика правозащиты

novayagazeta — 01.05.2011 Если вы позвонили по телефону незнакомому врачу и попросили его проконсультировать на предмет болей в животе, а врач вместо названия таблетки сообщил, что необходимо ехать в больницу, сдать анализы и сделать УЗИ, - вы позвонили хорошему врачу. Если же тот порекомендовал вам но-шпу и повесил трубку, вы попали либо к шарлатану, либо к душегубу.

Если вы позвонили правозащитнику и рассказали, что вас избили поганые менты, подсунули наркотики и требуют дать показания бог весть на кого, а правозащитник попросил приехать вашего представителя или вас самих, привезти документы и назвать фамилии людей, который ваши слова подтверждают, - вы попали к хорошему правозащитнику. Если же ваш абонент через пятнадцать минут после звонка дал интервью пятнадцати радиостанциям о ментовском произволе – это не правозащитник, а - говно.

Тут вот какая штука. Врач спасает жизнь, но может и погубить – если неуч или фанфарон. Правозащитник спасает судьбу, но если он – неуч и фанфарон, то может погубить – и не одну. И общение с правозащитниками строится по тому же правилу, что и поиск врачей – ищите специалистов, не ведитесь на пиар и на вздувшуюся от гордости грудь.

И помните: правозащитник и диссидент – профессии и призвания разные.

Диссиденту положено ругать власть, не вступать с ней в диалог, мыть руки после случайного общения с чиновником и видеть во всем козни «кровавой гэбни» – это его ниша, степень полезности которой, каждый может трактовать, как ему хочется. Я так считаю: в малой пропорции к общей численности населения страны (если мы говорим не о диктатуре) они полезны – как антибиотик. Их большая доза и не к месту – ведет к общественной аллергии на гуманитарные ценности…

Что касается правозащитника, то, как следует из самого смысла, он защищает право. То есть не граждан от государства (как это делают многие), и не государство от граждан (как это делает правозащитный официоз), а защищает право – и от граждан, и от государства, соблюдая в том принцип презумпции невиновности.

Чтобы исполнить свою функцию, ему требуется (помимо гражданского мужества, умением говорить публично и совести) самая малость – знать то, что он защищает, то есть право. Замечу: в несоизмеримо большей степени, чем обращающийся к нему гражданин, который борется исключительно за себя, использую любые средства; и в большей степени, нежели, например, следователь, который, в лучшем случае, работает по тем правилам, что установила его корпорация. Только тогда правозащита будет: а) эффективна, б) объективна.

Если правозащитник приходит в суд присяжных и по итогам заседания строчит гневный опус об обвинительном уклоне в поведении судьи – на том основании, что адвокатам запрещали говорить при присяжных о том, о чем при присяжных, по закону, говорить нельзя. Это – плохой правозащитник. Мало того, это – даже не правозащитник, а – пиарэлемент. Нет, не потому даже, что он сочувствует подсудимым, а потому что не приложил труда почитать закон.

Если правозащитник не понимает, почему присяжных иногда удаляют из зала, или почему свидетели имеют права не показывать свои лица, или почему могут проводиться безотлагательные следственные действия без предварительной санкции суда, - то это правозащитник-неуч, способный заработать себе дополнительный грант, но не способный помочь установлению справедливости. (Кстати, в этой справедливости нуждается не только подсудимый, но и потерпевшие, их друзья и родственники, общество и даже государство, если его ошибочно не персонифицировать с надоевшими и одуревшими от собственной безнаказанности персонажами).

Если правозащитник готов верить подсудимому только потому, что тот подсудимый и гнобим, по его мнению, мерзким государством, то его позиция ни имеет с правом ничего общего - ему дорога на диссидентские кухни. «Из меня выбили показания», - говорит подсудимый. Может такое быть? Конечно. А может – не быть? Да. Разобраться в этой коллизии, возможно лишь пристально изучая дело, говоря с адвокатами, родственниками и изучая доказательную базу. Строить публичную позицию требуется после. Она может быть разной: а) избили невиновного человека; б) избили виновного, что требует привлечения к ответственности и оперов (за свое), но и потерпевшего (за свое); в) никто никого не бил – это способ защиты от обвинения…

«У меня фингал», - говорит и показывает жертва. Ок. А вдруг жена – перед задержанием, или – сокамерник, или – сам себе дал в глаз, что толпы страждущих справедливости правозащитников за бесплатно ринулись устраивать пиар-сопровождение процесса?

Тут вот что, как мне кажется: правозащитник не имеет права любить государство, но и ненавидеть его он тоже не в праве. Потому что в отношениях стороны обвинения и стороны защиты наши, общества, интересы находятся по середине. Обществу не нужно карательное правосудие, но обществу так же не нужны убийцы, гуляющие на свободе.

И потому, если правозащитник говорит, что следствие велось очень плохо только потому, что это – следствие, которое он не любит по аналогии с прошлыми случаями, - это не правозащитник, а фуфло, допускающее элементарную логическую ошибку: ложную аналогию (или, как придется, – подмену основания).

И потому, если правозащитник превозносит институт присяжных каждый раз, когда жюри выносит оправдательный приговор, и обрушивается с критикой («у меня нет фактов, но я уверен на 99 процентов, что среди присяжных были, конечно же, засланные следствием люди»), - это фуфло, а не правозащитник.

И системная ошибка «фуфла» кроется вот в чем: он пытается выработать общественное мнение - но, как и плохой адвокат, настраивающий против себя присяжных истериками и провокациями, так и плохой правозащитник в итоге настроит против себя Большое жюри – наше общество. И – черт бы, наверное, с этим правозащитником, если вслед за собой под сомнение он не поставит Право, Закон, Совесть, Справедливость и Милосердие.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив