Сакральная пшеница и пещерные страхи

giovanni1313 — 01.11.2020 Впервые в мире получено разрешение на производство генетически модифицированной пшеницы — в Аргентине. Это праздник! Со слезами на глазах.

Почему праздник? Одобренный сорт пшеницы с геном HB4, позаимствованным у подсолнечника, обладает повышенной устойчивостью к засухам. В засушливые годы урожай этой пшеницы в среднем на 20% выше обычных сортов. В хорошие годы — как минимум не меньше. Кроме того, c пшеницей HB4 можно перейти на схему с двумя урожаями в год: сои и пшеницы; последняя высевается в более сухой период. И — вишенка на генно-инженерном тортике — устойчивость к гербициду глюфосинату аммония.

Другими словами, это разрешение позволяет накормить людей — даже в сложные годы, уменьшить риски для сельхозпроизводителей и более эффективно использовать пахотные земли.

Хорошо, но почему «со слезами на глазах»?

Потому что это разрешение далось пришлось буквально добывать с боем, преодолевая гигантское сопротивление. Потому что новейшая и полезнейшая научная разработка, готовая служить людям, долгие годы была абсолютно невостребованной. Потому что единичное решение не в состоянии повлиять на широкое распространение новой технологии. Наконец, потому, что и вопрос обеспечения людей едой, и уменьшения рисков для фермеров, и экологического следа от сельского хозяйства оказались ничего не значащими по сравнению с воинствующим мракобесием и корыстными интересами.

И мракобесие с алчностью не собираются сдаваться. Бразильские переработчики (на рынок этой страны планировалось экспортировать ГМО-пшеницу) уже подняли громкий вой, требуя запретить «страшный» сорт и не утруждая себя хотя бы минимальной аргументацией. Эта история не закончилась, и закончится еще не скоро…

Началась она тоже давненько: разработка сорта стартовала в 2007, в 2009 — из лабораторий он вышел на поля, и был готов к 2013. Старт продаж семенного материала планировался в 2016 — три года оптимистично закладывалось на сертификацию и прочие бюрократические бумажки. Разумные сроки для отрасли, всё ж таки это вам не новые поколения айфонов выпускать.
И даже 4-хлетнее опоздание с коммерциализацией — тоже не настолько страшно. Главное — не останавливаться на Аргентине. Для начала разработчику (консорциуму Florimond Desprez и Bioceres) достаточно южноамериканского рынка. Но всё говорит о том, что дальше будет еще сложнее…


Пресс-релизы о новом сорте читать довольно забавно: вы не найдёте в них ни одного упоминания о генной модификации. И это не случайность. Одна из мощнейших и перспективнейших технологий, потенциал которой человечество едва начало осваивать, в сельском хозяйстве сейчас считается чуть ли не табу и главным злом.

Кое-как, с грехом пополам, индустрии удалось протолкнуть ГМ-сорта сои, кукурузы и некоторых других растений. В основном они идут на корм скоту, но есть и те, что после переработки попадают на стол человеку. Тем не менее, одни из самых важных с точки зрения продовольственного обеспечения культур, пшеница и рис, вместе дающие 37% от потребляемых человечеством калорий, до последнего времени были под запретом культивации ГМ-сортов.

Почему они оказались в авангарде борьбы с прогрессом? Во-первых, генетические особенности этих видов делают задачу инжиниринга генома более сложной, чем для других культур. Казалось бы, это повод интенсифицировать научные разработки и дать инициативам максимальную бюрократическую поддержку?

Ха! Не в этой реальности. В этой реальности правят бал пещерные страхи и вымышленные химеры. А сложность биоинженерных задач — повод закрыть для разработчиков и без того долгие пути распространения новой технологии. Медленный прогресс в создании ГМ-сортов пшеницы и риса с требуемыми характеристиками позволил чиновникам и активистам говорить о том, что это «ненужное» и «бесперспективное» направление.


Но это, как и многие другие аргументы — лишь неуклюжие оправдания ГМО-фобии. Потому что рационально ГМО-фобию, как и любую мифологию, оправдать весьма сложно.

«Пшеница обладает большим культурным символизмом», - объясняет генетик Хью Джонс в статье N+1 по данной теме. Вот только вряд ли вы добьетесь от ГМО-фобов внятных рассуждений о сакральном статусе пшеницы и культурном символизме. «Культура» ГМО-фобии сильно напоминает средневековые культурные практики и может быть поставлена в один ряд с верой в колдовство, ведьм и «дурной глаз».

Думаете, я перегибаю палку? Тогда посмотрите, как в августе 2013 на Филиппинах разгоряченная толпа собралась у опытной площадки, где дозревал ГМ-рис, разнесла забор и начала вырывать с корнем «дьявольскую траву». Аналогичный случай произошел в октябре 2015 в Индии, где толпа сожгла ГМО-посевы. Чем не средневековые расправы над ведьмами?


Ну да, Азия-с, необразованные массы. Вот только белые сахибы на Западе, колыбели рационального типа мышления, испытывают по отношению к ГМО те же самые чувства. Вплоть до того, что враждебность, перерастающая в травлю, заставляет некоторых ученых бросать эту область разработок. Разве что до погромов и поджогов дело не доходит. И наличие высшего образования, судя по социологическим опросам, мало влияет на настроения граждан.
Откуда у людей в головах берется такой мусор? На самом деле, это серьезный вопрос, которому посвящено немало научных исследований. Разобраться в чудовищах, которых рождает сон разума, оказывается непросто.

Среди множества объяснений и факторов наиболее признанными являются те, что ставят отношение к ГМО в зависимость от более широких взглядов и убеждений человека. Предубеждений, если называть вещи своими именами. И причудливых ассоциаций.

Так, на развитие ГМО-фобии могли повлиять скандалы 1990-ых с мясом, зараженным коровьим бешенством, донорской кровью с ВИЧ, канцерогенностью асбеста и т. д. Это вызвало недоверие публики по отношению к властям и безопасности устанавливаемых ими стандартов. И недоверию к сельскохозяйственной индустрии.


К сельскому хозяйству копились и другие претензии. Его стали активно обвинять в негативном влиянии на окружающую среду, в безответственности, в том, что оно готово на что угодно ради высокой прибыли. ГМО стало восприниматься как часть хищнических и аморальных практик сельхозиндустрии по эксплуатации ресурсов. Крупным агрохолдингам припомнили ухудшившееся качество продукции («пластмассовые помидоры») и разорение мелких фермеров.

Но в ГМО-фобии можно найти и более общий посыл: разочарование в капитализме, в глобализации, в техническом прогрессе. В политике экономического либерализма, в игнорировании интересов местных сообществ в пользу крупных корпораций, в сведении всего и вся к рыночным категориям. Кризис-2008 только усилил эти настроения. Как повлияет на них кризис-2020, пока сказать сложно, но доверия к властям он прибавил вряд ли.

Сказалось и специфическое свойство человеческой психики: мы склонны придавать большее значение плохо знакомым рискам и тем, которые мы не можем сознательно избежать. Хорошо понятные риски, от которых можно отказаться — например, курение — напротив, сбрасываются со счетов. Новая сложнейшая технология ГМ, продукт которой не отличить от «обычной» еды, попадает в первую категорию. Стало быть, её надо бояться до дрожи в коленках.

Что самое скверное, развившаяся ГМО-фобия очень трудно поддается лечению. Наивные попытки донести до ГМО-фобов информацию о безвредности генетически модифицированных растений и пользе ГМ-характеристик не приводят к особому эффекту — а порой и вызывают обратную реакцию, делая людей более настороженными по отношению к ГМО. Цитируя одно из исследований, «уже имевшиеся структуры отношения <�к ГМО> кажутся такими сильными, что они действительно вытесняют любую подаваемую внешнюю информацию».

Другими словами, вычистить мусор из голов, эти авгиевы конюшни — нетривиальная задача. В игру вступают механика когнитивного диссонанса, теория коммуникаций с её важностью доверия к источникам и другие неприятные механизмы. Принцип «верую, ибо абсурдно» продолжает хорошо работать вот уже второй десяток веков.


Так, «Гринпис» является одним из самых громких оппонентов ГМО. «Генно-инженерные сорта», - гласит сайт движения, - «прямо продвигают промышленную модель сельского хозяйства с интенсивным использованием химикатов, вредную для людей, окружающей среды и дикой природы».

Очевидно, идеальной моделью сельского хозяйства для «Гринписа» является ранний неолит. Правда, модель эта способна прокормить лишь пару миллионов человек на планете. И, судя по средней продолжительности жизни в тот период (25 лет), для людей такая модель была еще вреднее, чем промышленная. «Гринпис» умудряется совмещать призывы назад, в пещеры, с откровенно левацкими идеями. Оказывается, интеллектуальная собственность на новые сорта должна принадлежать обществу. Ибо всё это суть природа, а природу запатентовать нельзя. Каким образом генетическое редактирование связано с охраной авторских прав, и что мешает государству с НКО вести разработки с открытым доступом, активисты объяснить не удосуживаются.

Но не «Гринписом» единым — счет различным организациям энвиронментального толка, ведущим схожую пропаганду, идёт на сотни и тысячи. И в плане ущербности аргументации «Гринпис» в этой гонке ко дну смотрится еще неплохо. Подобные движения объединяет одно: эксплуатируя человеческие страхи и незнание, они зарабатывают себе авторитет, расширяют влияние и находят финансирование.

Практически те же интересы движут и средствами массовой информации. Страх хорошо продаётся. Сенсации хорошо расходятся. В итоге освещение проблемы во многих медиа приняло искаженный, алармистский характер. Чему немало поспособствовали приглашенные в качестве «экспертов» энвиронменталисты, нагнетая страсти погуще со страниц и экранов.


Яркие протестные акции, хлесткие лозунги и «кричащие» заголовки — что могла этому противопоставить другая сторона? Немного. Но она даже и не старалась. Тихий голос разума от ученых на таком фоне терялся. Государство заняло выжидательную позицию — бюрократы сначала прозевали ситуацию, а потом, когда общественное мнение качнулось в негативную сторону, трусливо предпочли не лезть на рожон.

Прямые бенефициары — агротехнологические концерны — не обладали значительными ресурсами. Вдобавок публика была настроена к ним прохладно и не испытывала особого доверия. А задача была архисложной. Преодолеть этот девятый вал алармизма могла только тщательнейшим образом разработанная информационная кампания с массивным организационным бюджетом, многолетняя, марафонская. Откуда такая могла взяться? И даже в этом случае шансы на успех были невелики.

На деле даже те, кто по долгу службы должен нести знания в массы, а экспертизу — в институциональные решения, вместо этого несут лютую дичь, ретранслируемую медиа миллионам доверчивых обывателей. Вот, например, первый экспертный комментарий в новости об аргентинском разрешении на ГМ-пшеницу, опубликованной ”BFM”:

«ГМО — набор вот этих генов, естественным путем это никогда не произойдет. Тот факт, что человек вмешивается в эту историю, неизвестно к каким последствиям приведет для наших будущих поколений. Вторая опасность — то, что этот сорт не восприимчив становится к глифосату. Это гербицид сильнейший и известнейший. Уже доказано, что он вызывает рак. И остатки этого глифосата переходят в пшеницу, образуют сложные соединения с остатками других пестицидов, такой получается химический коктейль, который вообще неизвестно, каким образом будет влиять на организмы животных, а потом человека».

Это, ребята, не природоохранный активист и не случайный человек, не знающий, что такое гены. Это Андрей Лысенков, которого ”BFM” называет «специалистом по органическому сельскому хозяйству, аудитором независимой немецкой организации ABCert». ”ABCert”, к слову, занимается сельскохозяйственной сертификацией — то есть вполне официально регулирует европейский агросектор.


Что ж, давайте разгребать лысенковщину. Не оставлять же такое без ответа. Во-первых, последствия для будущих поколений. Последствия от биотехнологической революции обещают быть колоссальными. Сопоставимыми с освоением электричества, овладением энергии пара и — ближе к нашей теме — одомашниванием растений и скота многие тысчи лет назад. Причем сельское хозяйство — далеко не самое перспективная сфера генной инженерии. На её методы возлагаются главные надежды на преодоление рака, наследственных и инфекционных заболеваний. На продление периода здоровой, полноценной жизни. А в очень отдаленной перспективе — чем черт не шутит? — и достижение бессмертия.

В последние 15 лет за исследования, связанные с геномом, было получено 10 нобелевских премий. Из них 5 — по химии, где было немало достойных претендентов и помимо генетики. Это ли не свидетельство уверенности науки в пользе таких технологий для будущих поколений?

Далее. Эксперт с ходу путает глифосат с глюфосинатом. Не, ну а чё — звучит похоже. На самом деле это два разных вещества. C разным механизмом действия. И устойчивость к глюфосинату аммония не уберегает пшеницу HB4 от токсического действия глифосата. Остается надеяться, что в сортах навоза специалист по органическому сельскому хозяйству разбирается лучше…


Вообще, устойчивость к глюфосинату аммония не являлась основной целью разработки ГМ-пшеницы. По простой причине: на это нет большого спроса со стороны фермеров, у которых есть большой выбор селективных гербицидов. Эту редакцию внесли, что называется, «до кучи»: каждому ГМ-сорту нужно по новой проходить семь кругов бюрократического регуляторного ада, и так в каждой стране. Проще снабдить один сорт сразу несколькими интересующими признаками. А уж какой окажется востребованным, пускай решают потребители.

Соответственно, невосприимчивость к глифосату или любому другому гербициду сама по себе «опасностью» не является: применение гербицидов при выращивании пшеницы HB4 совсем необязательно. Но, как видим, желание избежать лишней бюрократии может обернуться для разработчиков ещё более истеричными атаками со стороны ГМО-фобов.

Лирическое отступление. Можно ужасаться некомпетентностью Лысенкова в области сельского хозяйства. Но нельзя не восхититься его ловкостью в создании убедительных страшилок. Объединим в одном абзаце слова «ГМО», «неизвестно», «будущие поколения», «опасность», «рак», «доказано», «химический коктейль» - и получаем «коктейль», гарантированно выносящий рациональное начало из головы среднестатистического гражданина и сеющий там навязчивые страхи. Вычистить которые очень сложно, о чем мы уже говорили.


Лирическое отступление №2 будет посвящено глифосату и гербицидам вообще. Которые, в общем-то, и не при делах — но раз уж эксперт будоражит ими народ, стоит внести ясность.

Пугая обывателей раком, Лысенков использует типичный манипулятивный прием, опуская важные детали. Рак может вызвать огромное количество распространенных веществ и факторов: начиная с солнечных лучей (очень часто, кстати) и автомобильных выхлопных газов, и заканчивая спиртными напитками и мясом. Если бы Лысенков решил вести пропаганду ночного образа жизни и вегетарианства, ни в одном приличном СМИ он бы не опубликовался — но с ГМО такое почему-то прокатывает.

Критически важный момент — экспозиция, то есть как долго и в каких количествах канцерогенный фактор действует на человека. Обращаясь к классике, «всё есть яд, и ничто не лишено ядовитости; одна лишь доза делает яд незаметным». Пока экспозиция не превышает некоего порогового значения, канцерогенный эффект отсутствует. Исходя из этого, определяются меры безопасности и порядок работы с потенциально опасным фактором. Прогулка в солнечный день вполне безобидна — а вот посещением соляриев лучше не злоупотреблять.

Стоит отметить, что пестициды являются классом веществ, наиболее интенсивно проверяемых на вред для человеческого здоровья. По двум причинам:
а) изначально известно об их токсическом эффекте (как минимум на отдельные группы организмов);
б) изначально предполагается их широкое применение.

Для популярных пестицидов (а глифосат является самым массово используемым гербицидом последних десятилетий) тезис об интенсивной проверке справедлив вдвойне. В рамках такого обширного тестирования неоднократно и в разных условиях проверяется метаболизм этих веществ (это по поводу пресловутых «химических коктейлей»).


Взятые вместе, сотни исследований дают надежную базу для принятия решений об опасности того или иного вещества. И в случае с глифосатом корпус научных работ свидетельствует об отсутствии канцерогенного эффекта при соблюдении рекомендаций по использованию.

Это не означает, что все работы единодушно приходят к такому выводу: отдельные публикации, действительно, находят связь между глифосатом и повышенным риском онкологии. Например, одно из недавних и самых «громких» — вот это.

Почему его выводы могут быть ошибочны, рассказывается в этой статье. Вкратце, авторы намеренно или случайно выбирали те исходные данные, которые подтверждают гипотезу о повышенном риске глифосата, игнорируя всё остальное. Это называется «предвзятостью подтверждения» и считается недопустимым ни в теории, ни в практике научных исследований.

В общем случае, в каждой из работ, посвященных влиянию того или иного пестицида, методология различается. Именно поэтому рассмотрение всего массива публикаций позволяет её сопоставить, отобрать более точные работы и объединить их результаты, получив гораздо более достоверную картину, чем может достичь одно исследование. Каким бы алармистским оно ни было.

Есть и более очевидные свидетельства. Заболеваемость неходжкинскими лимфомами (в этом заболевании и обвиняют глифосат) в США остаётся на одном и том же уровне, несмотря на 15-кратный рост применения этого гербицида с 1992 по 2012:

Впрочем, сразу оговорюсь: эта картинка хороша наглядностью, но по методологии она далеко-о-о позади научных работ с обилием букв и математической статистики.

Если и есть причина, по которой использование глифосата увеличилось в десятки раз — то это не заговор рептилоидов из мирового правительства и не обманные обещания производителей-капиталистов. Просто это самый безопасный гербицид из всех, что удалось создать человечеству. «Любая замена <�ему> с большей вероятностью будет вредной для здоровья человека», - отмечает австралийский профессор Айвен Кеннеди, эксперт по оценке риска пестицидов.

Наконец, еще один очень важный момент: наибольшему риску от пестицидов в большинстве случаев подвергаются работники сельского хозяйства, непосредственно его применяющие. И глифосат здесь не исключение. Почему Лысенков делает акцент на опасности для потребителя («переходят в пшеницу») - неизвестно; возможно, дело опять в дремучем невежестве. Но и сознательную манипуляцию исключить нельзя: обывателя гораздо легче напугать «канцерогенной» едой на столе, чем здоровьем каких-то там далеких колхозников.

Думаю, по лысенковщине сказано достаточно. Но на политических аспектах вокруг ГМО стоит остановиться подробнее. Бытует распространенное мнение, что запреты на ГМО являются средством защиты своих рынков — внутреннего и экспортных — от стран-конкурентов.

Утверждение это вызывает некоторые сомнения. Хотя бы потому, что защищаться пока не от чего: коммерчески ГМ-пшеница пока нигде не выращивается. Да и имеет смысл такая защита только в странах с отсталыми агро- и биотехнологиями. Но никак не в США и Европе. Кстати, компания «Флоримон Депрэ», участвовавшая в создании пшеницы HB4, является как раз французской.


Безусловно, бюрократам всех национальностей выгодно создавать барьеры, когда от их решения зависит судьба того или иного продукта. Но когда барьеров слишком много, они способны убить любую инновацию.

Повсеместный запрет на ГМ-пшеницу усугубляется тем фактом, что пшеница — биржевой товар. И страна, единолично решившаяся на возделывание ГМО, даже в минимальных количествах, рискует «убить» весь свой экспорт пшеницы — существующие логистические цепочки не предназначены для «сегрегации» ГМ- и обычного зерна, и гарантировать «сакральность» пшеницы становится очень сложно.

Поэтому мракобесие в головах — это еще не самое страшное. Самое страшное — когда это мракобесие прорастает в законодательные акты и нормы государственного регулирования. Когда прогресс становится вне закона — или, как минимум, придавлен законами к самой земле.


Ладно, у нас всё скрепно и сакрально, и бесовские технологии нам не нужны. Давайте лучше посмотрим на бездуховную Европу.

Европа представляет собой прекрасный пример того, как можно заработать политический капитал на обывательских страхах. Общественное мнение здесь не просто заставило бюрократов загнать ГМ-культуры в полулегальное положение, но и привело во власть «зеленые» партии, вполне официально стремящиеся уничтожить новую технологию.

Либеральные европейские порядки еще позволяют некоторым странам сопротивляться натиску… Но и Германия, и Франция — негласные лидеры Союза — находятся в жёсткой оппозиции к ГМ-культурам. А популярность «зеленых» продолжает неуклонно расти, подпитываясь выросшей значимостью темы глобального потепления. Так что будущее ГМО в Европе — под большим вопросом.

Всё это выглядело бы еще не так идиотски, преследуй Европа действительно натуралистичные подходы в сельском хозяйстве. Но ГМО-фобия здесь прекрасно уживается с очень высокоинтенсивными практиками растениеводства, включая агрессивное использование пестицидов и удобрений, пагубно влияющих на окружающую среду. Опровергая тем самым тезис «Гринписа» и других энвиронменталистов, что ГМО якобы являются неотъемлемой частью промышленной модели сельского хозяйства.

Ежегодно Европа вносит на поля 360 тысяч тонн пестицидов. И более 11 млн. тонн минеральных удобрений. Под пшеницу в расчете на гектар Франция и Германия вносят почти в 2 раза больше удобрений, чем более ГМО-дружелюбные Соединенные Штаты и Аргентина. Зато и собирают 70 центнеров зерна с га. Показывая «Гринпису» на деле, что у интенсивного земледелия есть не только минусы, но и плюсы. Для сравнения, РФ в лучшие годы собирает 28 центнеров пшеницы с га. Надо отдать «зеленым» движениям должное — они начинают потихоньку разворачивать европейское сельское хозяйство лицом к окружающей среде. В мае этого года Еврокомиссия утвердила две стратегии: сельскохозяйственную ”From farm to fork” и природоохранную «Biodiversity Strategy for 2030».

Согласно им, к 2030 использование химических и опасных пестицидов должно быть сокращено вдвое. Использование удобрений — на 20%. Органическое сельское хозяйство должно вырасти в несколько раз, заняв через 10 лет 25% возделываемых земель. 10% сельскохозяйственных земель должны вернуться в состояние с большим биоразнообразием. Лесопосадки составят 3 млрд. деревьев.

Цели благородные. И амбициозные. Но как Европа будет их достигать? Ведь часть целей явно противоречат друг другу. Начнешь снижать интенсивность земледелия (меньше удобрений, больше «органических» практик) — упадёт урожайность. Упадёт урожайность — для выращивания того же количества продукции потребуется больше земель. Больше обрабатываемых земель — меньше земель с нетронутой природой, т. е. опять увеличивается антропогенная нагрузка на окружающую среду.
Давайте рассмотрим четыре возможных сценария.

Первый сценарий предлагает ГМО в качестве механизма разрешения вышеописанных противоречий. Действительно, если у нас есть необходимость избавиться от пестицидов — надо, чтобы сами растения имели устойчивость к патогенам. Аналогично, чтобы компенсировать эффект от сокращения удобрений — нужно активировать гены, управляющие урожайностью, и задействовать инструменты генетики для получения гибридов тех видов, где традиционные способы не годятся (это относится в том числе и к пшенице). В итоге и овцы целы, и волки сыты: если всё удастся, урожайность сохранится на прежнем уровне (а то и вырастет), дополнительных сельхозземель не понадобится, а использование химикатов снизится. Из «минусов» - придётся вычистить сакральный мусор из голов большинства граждан. На преодоление колоссальной инерции людей и институтов можно растратить весь политический капитал, так ничего и не добившись.

Поэтому вероятность реализации ГМО-сценария исчезающе мала. Политики склонны выбирать пути наименьшего сопротивления. На фоне этой проблемы технологические трудности уже не кажутся такими весомыми. Но про них тоже стоит помнить: 10 лет — не слишком большой срок для разработок ГМ-сортов.

Второй сценарий подразумевает пассивное сокращение европейского сельского хозяйства. Зажатый в тиски, с одной стороны, уменьшения интенсивности земледелия, и, с другой, невозможности наращивать пахотные земли (т. е. закрытый экстенсивный путь), сектор сократит выпуск продукции, а недостачу восполнит импорт.

Третий сценарий основан на росте интенсификации за счет роботизации сектора и технологий точного земледелия. «Умные» технологии действительно позволяют в разы сократить использование химикатов за счет точечного внесения строго там, где это необходимо. Урожайность сохраняется на том же уровне.


Проблема здесь в том, что такая «машинная» интенсификация стоит очень приличных денег. И к 2030 ситуация не сильно изменится к лучшему. Сценарий потребует гигантских вложений в новую технику. И если государство не будет субсидировать фермеров, рост затрат отразится на цене продукции. За всё надо платить, и за экологию — тоже.

Четвертый сценарий основан на сокращении мясного животноводства. 60% выращенных в Европе пшеницы, кукурузы и ячменя идёт на корм скоту. Урезав производство мяса, европейцы высвобождают значительные пахотные площади. Что позволяет достичь заявленных устойчивых целей экстенсивным путем, но без роста импорта калорий.

Главная проблема здесь та же, что и в ГМО-сценарии: инерция общественного мнения. Заставить публику отказаться от мяса очень непросто. Но ситуация небезнадежна. Борьба с глобальным потеплением продолжает накаляться, и животноводство всё чаще подвергается обоснованной критике за большие выбросы парниковых газов. Есть немалый шанс, что громкие кампании по «спасению Земли» возымеют эффект, и публика начнет обходить мясо стороной, переходя на модные растительные альтернативы. Впрочем, и здесь 10 лет — не слишком большой срок для масштабных перемен.


В отличие от васнецовского витязя, для Европы описанные сценарии не являются взаимоисключающими. Наиболее вероятным — в случае достижения поставленных целей — является второй. Но цели могут быть и не достигнуты: сельскохозяйственное лобби сильно и всем сценариям предпочитает бизнес-как-обычно.

Так что одних амбиций недостаточно. Особенно если подкреплять их исключительно мракобесием. В тексте стратегий (как и у стыдливых разработчиков пшеницы HB4) мы не найдем ни одного упоминания о генетической инженерии. Равно как и о роботизации. А вот ограничение потребления мяса, кстати, упомянуто.

Но амбициозные задачи редко можно решить, идя по пути наименьшего сопротивления. И даже на этом пути непредвиденные встряски могут прочистить мозги. Так, когда евробюрократам-мракобесам доложили, что их процедуры регулирования ГМО могут затормозить разработку вакцины от COVID-19 лет на ...дцать, бюрократы догадались всё-таки освободить ковидные ГМО-разработки от бумажной волокиты.
Правда, «временно» и «точечно». Ну да, для мракобесов оказалось новостью, что прогресс способен спасать человеческие жизни и поддерживать работу экономики. Ну да, все остальные прогрессивные разработки надо по-прежнему тормозить…

С другой стороны, самый верный способ вычистить мусор из голов — это научиться на собственных ошибках. На человеческих жизнях, потерянных во время пандемии коронавируса из-за пандемии ГМО-фобии. Очень скромная р

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив