Рождественская звезда

bezobraznaja_el — 26.11.2010 Небольшой магазин подарков уже убирали к новому году и рождеству. Витрину затянули чем-то золотым и еще серебряным, расставили много санта-клаусов, еще больше елок, скамейки с коваными ажурными спинками, бутылки шампанского и высокие бокалы дюжинами. Будто бы именно между этими начищенными до блеска стеклами с минуты на минуту должна расположиться веселая компания в маскарадных костюмах, с корзинкой для пикника, клетчатыми пледами и все будут хохотать.
- Будьте любезны, мне вот тот клетчатый пакет бумажный. Нет, чуть левее. Да, с птичками. Нет, другой. Который малиновый. Да. Спасибо. Или нет, девушка, дайте, пожалуйста, бледно-розовый, с блестящими ручками. Левее. А нету такого же, но чуть больше? У меня подарок не поместится. Спасибо. Нет, лучше пусть желтый - с сердечками. Он объемный? А вообще, сколько они выдерживают, эти пакеты, если в килограммах? Давайте посмотрим, может быть, на изнанке написано. Не написано. Вижу. В какую он цену? Да, возьму, и открытку, пожалуйста. Можете мне подобрать? Сестре. Нет, не день рождения. «Моей сестре», что-то такое. Можно взглянуть? Тут поздравление, нет. Хорошо, пусть не «сестре», а что-нибудь просто милое, с добрыми словами. Я могу сама посмотреть? Благодарю. Знаете, вот эта подойдет. И конверт. Да-да, отлично. Посчитайте мне, пожалуйста. Упаковать? Пока нечего. Я подарок не купила еще. Сейчас в «Алко-холл» поеду. Вина возьму, пару бутылок. Сестра херес очень любит… любила. Мы двадцать лет не разговаривали.
Высокая, очень худая женщина в темно-сером удлиненном жилете стянула туже у горла воротник. Мех рыжей лисы в непосредственной близости у лица оттенил впалые щеки и темные глаза, обведенные кругами – размазанная тушь и естественные впадины бледного лица. Она не торопилась отходить от прилавка, рассматривала за головами одинаково одетых продавщиц галерею пустяковых сувениров. Опустила руки в кожаных перчатках, оглянулась вокруг. Магазин был пуст, только у стенда с елочными игрушками две девочки лет тринадцати тихо обсуждали что-то из ассортимента. Рождественскую звезду.
- Мы ведь не из-за наследства, ничего такого, какое там наследство, двухкомнатная хрущевка. Было бы что делить! Я иногда не знаю, что произошло. Иногда – знаю. Когда знаю, то все время вспоминаю один день, даже вечер. Я пришла из университета, снимала в прихожей сапоги. Это была зима, самое начало. Сестра уже дома была. Где она работала тогда? Не помню, русский язык преподавала… Не в школе, а где-то в техникуме, или каком-то таком месте. И вот она уже была дома, я пришла, снимаю сапоги, она кричит из кухни: ты мать не встретила по пути? Я говорю, нет, не встретила, а чего ей дома не сидится. Погода такая была, знаете, противная. Мокрый снег. А сестра отвечает, орет прямо из кухни, а что там орать, все на расстоянии метра: усидишь тут дома, пока ты трешься по общагам, отец с новой бабой приходил. Ну вот, такое сказала и вышла сама, в прихожую. Вышла, в нормальной одежде, как на работу носит – юбка, блузка, серые колготки, пояс плетеный. И продолжает орать, мы стоим уже напротив друг друга, а она мне в лицо: привел какую-то проститутку, имя Виола! Я все в одном сапоге. Потому что это настолько неожиданно, даже и забыла, что собиралась сделать. Сестра опять мне в лицо: сначала мать убежала, потом я этих выгнала, спустила с лестницы. И предлагает немедленно пойти и что-то там устроить у отца на службе. Отец начальником цеха тогда был. Смотрю, сестра уже в пальто и застегивается. Шарф такой у нее был, длинный, полосатый. И пихает меня в бок. Пошли да пошли! Опять орет. Мы ему устроим! Мы ему покажем! Кровью захлебнется!
Колокольчики в сложной конструкции над входной дверью тренькнули, в магазин вошел мужчина лет пятидесяти с холеной бородой и заметной плешью. Уверенно направился мимо переливающихся ангелов и прочих снеговиков к стеллажу с керамической посудой, принялся рассматривать дно большой миски для салата. Поставил миску на место, взял дощечку для сыров, постучал по ней согнутым пальцем, будто просил открыть. Одна из продавщиц откашлялась и спросила через зал, может ли чем-то помочь. Мужчина отрицательно покачал головой, взял в руки набор для специй в форме обнимающихся фигурок, темной и белой. Темная - для перца.
Худая женщина достала из сумки бутылку с минеральной водой и сделала несколько глотков.
- А я не пошла. Не пошла никуда. Осталась дома. Порадовалась, что одна. Ненавижу скандалы. До сих пор не знаю, что сестра делала в тот вечер. И где была. Они вернулись с мамой через несколько часов. Обе плакали, так громко, что я услышала их снизу. И некоторые соседи тоже услышали, они высовывали головы на площадки и спрашивали их, что случилось, что случилось. Но они только выли, а когда вошли в квартиру, мама ударила меня по лицу. Никакой особенной боли, но. Она сказала, что у нее теперь одна дочь. Сестра выбросила мои сапоги в подъезд. И куртку. И еще сбегала, зачерпнула из шкафа.
Худая женщина говорила и говорила, вынимая каждое слово изо рта и бросая на лакированный деревянный прилавок, вот уже выросла островерхая горка этих слов, а она продолжала.
- Комнаты в общежитии, конечно, не дали. Но девочки пустили, они жили вдвоем, и вот я туда вселилась - на три года… Потом у отца в новой семье родился ребенок, они переехали, а меня перевезли в прежнюю квартиру. Виолина квартира. Виола невредная была. Всю мебель оставила. Два ковра, а то там первый этаж и холодно. Сейчас, конечно, много появилось возможностей, сделали теплый пол, теперь совсем хорошо. Окна поменяли. А тогда замерзала. Вообще, это коммунальная квартира, но соседи не живут. Приходят иногда. Сестру я не видела - с того самого дня. Даже не знаю, осталась ли она в городе, после материной смерти. Говорили, что уезжала работать - то ли на Север, то ли на Восток. Но, думаю, не уезжала она. Я на кладбище хожу, могила очень ухоженная у мамы. В изголовье береза. Ствол разветвляется. Красиво, такое сразу теплое, покойное чувство. Чуть ли ты не дома, чуть ли не все будет хорошо.
Две девочки-подростки поднесли к кассе рождественскую звезду: чуть желтоватая, одновременно голубая и слегка сиреневая, она была прекрасна и стоила недешево. Продавщицы с сомнением переглянулись, одна из девочек вынула из кармана для наглядности деньги. Мужчина с заметной плешью вернул на место тяжелую ступку из слоистого малахита и ретировался, прозвенев колокольцами на прощанье. На улице немедленно закурил, настороженно оглядываясь.
Женщина в жилете с рыжей лисой ритмично барабанила пальцами правой руки по прилавку, губы она плотно сжала, рассчитывая, очевидно, не рассказывать более ничего, но не смогла:
- Ну да, согласна, получилось некрасиво. К тому времени уже лет десять с лишним прошло, как мы рассорились. Я вышла замуж. Родился сын. Произошла неприятность с мужем, это непринципиально, но нужны были деньги. Даже и сравнительно немного, чтобы все наладилось. Я - к отцу. Он сказал: ты и так в нашей квартире, имей совесть. Подумала - и правда. А они в моей комнате, пусть выплатят. Три тысячи долларов было нужно. Точнее, пять, но две мы нашли. Я собралась, это была суббота, выходной день, зашла в их подъезд, позвонила в дверь. На меня сразу выбежала сестра, как ждала, выбежала и заговорила громко: вы принесли, вы принесли?! Не знаю, узнала ли она меня. Надеюсь, нет. В квартире кто-то кричал. Такой крик, я и сейчас иногда слышу. Повернулась и просто скатилась со ступеней, упала, уши зажала руками. Мама через неделю умерла. Ну, тетка мне позвонила. Сказала, чтобы не приходила на похороны. Я и не пошла. На следующий день только. А у мужа неприятности уладились. Три тысячи перезанял у кого-то. Мы расстались через полгода. Я как на него смотрела, все этот дикий крик вспоминала. Все думала, принесли ли все-таки, чего она так ждала. Морфий, наверное… Чего же еще.
Девочки-подростки с испуганными лицами осторожно взяли сдачу с блюдечка фирменной расцветки и выскользнули наружу, унося в папиросной бумаге завернутую рождественскую звезду. Две новые рыбки, через небольшое время снова станут оживленными и забудут. Худая женщина подняла с пола сумки, прижала к груди бумажный пакет в серебряных сердцах:
- Господи, да что это я. Простите, пожалуйста … Позволила себе лишнего.
Речь звучала ровно, интонации красиво расцвечивали ее и придавали значительности, щеки постепенно принимали цвет косметического румянца и дорогой минеральной пудры. Одна из продавщиц восстанавливала новогоднюю экспозицию, в руках ее сверкали рождественские звезды - чуть желтоватые, одновременно голубые и слегка сиреневые.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив