Разговор со вселенной (часть IV)

detnix — 09.12.2014 Вынужден извиниться перед читателями. Ритмичному воспроизведению моих фантазий помешал крах домашнего сервера. Он позорно сдох, проработав без малого семь лет. Два дня я бился над его реанимацией. Помогали специалисты из службы поддержки QNAP, потом разработчики из Кореи. Чинили дистанционно, а я ощущал себя, будто сижу на гвоздях. На этом сервере были все мои архивы, библиотека, фотографии, черновики книг. Я спать не мог, боялся, что всё утеряно. Делайте БЭКАП! Непредвиденное случается всегда.

Слава Богу, всё позади и мой NAS шуршит как и прежде. Я восстановил диск и теперь переношу его на новый в сервере. Всё это я написал, чтобы вы оценили, насколько проблемы тварного мира негативно сказываются на капризную Музу. Слог стал тяжелее, пропало изящество, герои померкли. Тем не менее выкладываю очередную часть, рождённую в муках метания между Музой и Линуксом. Не судите строго. Я ещё исправлюсь. Продолжаю…

=============================================

Перед тем, как отправиться в скорбный путь, сходили с Всеволодовичем в «Якиторию». Сказал, дескать, в следующую тысячу лет уже не доведётся. Дух от суши отказался. Попросил запеченные мидии, креветок на шпажках и удон-лапшу. Пили обжигающее саке, лакировали пивом Рюсэй. Юрий Всеволодович грустил. Сожалел, что придётся распадаться на составляющие. Окривев от японского «ерша», заверил, что каждая его ипостась будет помнить часы, проведённые в тварном мире. Когда разомлевший дух полез целоваться, Герман твёрдо сказал «Нет!» и столь же решительно — «Пора!»


Возносились как-то суетно. Взлетали с кухни. С рулёжкой не задалось с первых секунд. Когда кухонная плитка стала уходить из-под ног, Герман пребольно ударился о вытяжной шкаф. Подташнивало. Наконец с его души на пол с грохотом спала пустая оболочка. «Дочь вернётся-увидит — что скажет?» — озабоченно подумала душа, блуждая под потолком. Всеволодович с отрешённым видом ушёл на полголовы в потолочное перекрытие, затем, увязнув в нём по плечи, схватил робеющее эфирное тело землянина за руку. Соседка сверху пылесосила и не обращала внимание на две растворяющиеся бледные тени, влекомые чем-то неведомым вверх. «Николай! — услышали путешественники, просачиваясь в её лоджию, — Опять, морда козлиная нажрался! Когда ж ты прекратишь перегаром квартиру отравлять!?» Герман в последний раз сытно отрыгнул и погнал прозрачной ладонью смрадный дух у невидимого рта. Свет стал меркнуть. Всеволодович тянул собутыльника всё выше и выше. Ощущение его присутствия почти исчезло, но тяга осталась.

Сделалось темно. Как в глубоких водах стали появляться некие причудливые фосфорицирующие фигуры. В пределах вытянутой руки ушло вниз бледное пульсирующее веретено. «Не угомонился, сердечный», — комментировал дух каким-то чужим и незнакомым Герману голосом. «А это кто? — спросил влекомый, завидев вверху стайку фиолетовых клякс, бранящихся меж собой. — Лево руля бери Всеволодович, а то измажемся». «Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство! — отвечал кто-то, но явно не бровастый дух. — То ж хамы и чернь позёмошная!» Чернь, переливаясь цветами побежалости, то сливалась, то разбегалась грязными лужицами. «Чпок!» — распалась ближайшая, уходя вниз. «Слава Україні! — раскрыла тёмные хлебалы половинка. «Україна - понад усе!» — в пику ей утробно выплюнула вторая. «Блюмк!» — сошлись они тремя метрами ниже. «Слава нації! - Смерть ворогам!» — в две глотки возопила уходящие во тьму души сотников с Майдана. «Эти долго не угомонятся, — проронил ведомый в загробной спарке. — По первости житья от них не было. Всякого новичка из-под Иловайска гимном встречали. Блок-посты замутили. Пока вверх летишь пару-тройку раз нарвёшься: «Стій, хто йде! За Путлера, чи за батьківщину?»

Выше стало вольготнее. Затрепетала душа, будто чужую жену на танцах углядела. Да и с иллюминацией наладилось. Кругом, радуя глаз, неспешно кружились светлячки, обдавая негой и чувством умиротворения. «Юра!.. Юра!.. — не слыша отклика, взывал Герман, — Когда приземляться будем? Что там у нас с подлётным временем?» «Отец родной, не гневись, только путаешь с кем-то… Никодимом меня кличут, — отозвался голос сверху». «Эх, разнесло-размазало Бровастого по Вселенной, — с грустью осознал потерю друга Герман. — Сойдусь ли с новеньким?»

Вдруг внизу послышались перекаты русского мата. Скитальцев нагоняло переливающееся всеми красками диковинное нечто, напоминающее резиновое  средство контрацепции, наполненное водой к «Ивану Купале». Мятежная сущность готова была вот-вот лопнуть и выпустить зловонный дух, когда Герман её опознал. «Влад, а ты каким раком сюда?..» «Клять твою раскудыть! — злобно откликнулась душа лжеучёного. — Думать прежде надо было! Мы ж теперь намертво сцеплены. О квантовой запутанности слышал? Чёрт меня дёрнул, не отформатировав после тебя генератор, к башке его приставлять! Как цепями связало… Куда летим?» «Знал бы — вешки расставил», — весело ответил Герман.

Вверху стало совсем светло. В занебесье, между сплошной облачностью, вдруг блеснула синева. «Барин, подлетаем! — крикнул возничий Никодим. Да-да, у самого полюса расступающейся сферы души путешественников обрели плоть. Пахну́ло морозцем, когда санные дрожки вылетели словно из-подземелья на укатанный шлях. Разгорячённый вороно́й, пуская пары из ноздрей, издал радостное ржание и переменным аллюром помчался по умощенной конскими яблоками зимней дороге. На козлах восседал Никодим в армяке с опущенным капюшоном. Сзади разместились двое: вечный студент Владислав и генерал от кавалерии Герман. Генерала согревала серо-голубая длиннополая шинель на меховой подкладке с красными отворотами. Влад тоже кутался в шинель, но лёгкую, гимназическую, с поднятым каракулевым воротником  и оловянными пуговицами в два рядя. Он энергично тёр уши, на которых крутилась от ветра не по размеру большая корпоративная фуражка с кокардой Киевского политехнического института.

Миновав редкие деревеньки с покосившимися избами, путешественники въехали в чугунную арку с золочёной надписью во весь разворот. «Царьградѣ!» — благоговейно воспроизвёл замысловатую вязь Никодим, сорвав с головы треух на лисьем меху. Вдали, в лёгком зимнем мареве проступали контуры Белого города Минас Тирит королевства Гондор, аляповато русифицированного под хохлому с элементами гжеля. Средневековые стены, рождённые фантазиями Толкиена, вавилонской спиралью уходили ввысь и были обезображены православными граффити. Сторожевые башни семи террас венчали кокетливые маковки с позолотой и небесной глазурью. Державная конструкция упиралась в Белую Башню, стилизованную под колокольню Ивана Великого. «Благодать-то какая!» — вновь нарушил молчание седоков поэтически настроенный кучер. «Да-с, фееричненько», — подтвердил вечный студент. Герман молчал. Он ощущал свою значимость в этом фантомном мире. Живой характер и детская непосредственность вместе со старым телом остались где-то позади, будто и не было их вовсе. Их сменили степенность и внутреннее чувство благородства. Генерал недовольно кашлянул и, наклонившись, ткнул эфесом палаша возничего: «Будет ужо! Не для того на козлы посажен, чтобы воздух философией портить!.. Вези, каналья, к Государю!» «Нет, Гера, сначала в Академию наук, к профессору Мышкину». Сановный военный строго посмотрел на мозгляка-студента, но встретил ответный дерзкий взгляд пролетария от науки. «Недопесок оранжевый, — мысленно резюмировал генерал, — Все беды от них!.. Не пахать, ни сеять, а токмо умствовать. Черви учёные!»

Не доезжая до въезда на первую террасу столкнулись с бурлением жителей полиса. Словно потревоженные муравьи, городская челядь бессмысленно сновала в живом водовороте вокруг заброшенной усадьбы с колоннами и мезонином. На замёрзшем пруду, подобно хиппи на Вудстокском фестивале, сидели, стояли и даже лежали разночинцы, внимая сменявшим друг друга выступавшим с балкона. Невнятный гул голосов прерывался дружным скандированием «Айны — братья на век!», «Смерть узкоглазым оккупантам!» «Слава великому ПуЭбло!», «Руки прочь от Порт-Арура!», «Сахалин — наш!»

«Пшёл! — замахиваясь кнутом, огрызался Никодим, пытаясь объехать демонстрантов. — А ты сукин сын, куда прёшь?! Не видишь, баре к Царю спешат!» Влад, воодушевлённый происходящим, вдруг вскочил, сорвал с головы фуражку, поднял её вверх и заорал истошно, во всю мощь своего простуженного горла: «Свободу Айнам — узникам совести! Долой холуйский режим Пу! Верните честные выборы! Ходорковского — на царство!» Толпа отреагировала не медля. Дрожки остановили, студента выволокли за воротник, натянули головной убор по самую улыбку и принялись вершить самосуд. Отсчитав три пинка, Влад возопил: «Хай живе вільний Царьградѣ! Смерть во́рогам!» Певучий язык инородца смутил линчевателей. «Чьих будешь?!» — раздалось из толпы. «Гонец из Евросоюза! Приехал с пряным товаром и другими санкциями», — гордо ответил студент, возвращаясь в сани. «Пущай едет чужестранец!..» — прокатилось по толпе. Не дожидаясь требования предъявить к досмотру санкции, учёный из зазеркалья, потирая уязвлённые мозоли на ушах, решительным пинком подстегнул Никодима.

— Что за герой сей ПуЭбла, что народ его возносит?» — в недоумении спросил генерал возничего. — И не родственник ли нашему Царю?
— Как не сродственник, отец родной! Самый что ни на есть… — ответил, оборачиваясь Никодим. — Сам себе первейшим родственником и будет. Ещё год назад величали Пу, а как Еболу одолел, — ПуЕблой окрестили.
— Ебола-ебола — чесотка у Фрола… — проворчал потрёпанный студент. — Лихорадка Эбола, грамотей ты наш доморощенный! Локализовали её в Африке месяц назад…
— Локализовали, говоришь… Словами мудрёными изволите обижать… а у меня кум с той баталии вернулся, весь израненный. Евоная дружина ту Яболу и завалила! Царь-батюшка по случаю виктории кажного ратника к «Георгию» представил.

Влад уже был готов взорваться от дремучести Никодима, как на помощь возничему пришёл Генерал, который, казалось, уже дремал, согревшись в шинели. «Полноте, мой юный друг. Мир, в который мы гостями явились, — мир Нави. Всё в этом призрачном мире условно и всякое явление свой образ имеет. Читал про словоформы?.. То-то и оно! Побудем здесь часок-другой, что успеем — подправим, остальное так оставим. А как вернёмся — заценим: как дела наши в Нави обернулись для Яви». Студент, нехотя согласился и даже успокоился, но всё ещё бурчал про себя: «Ебола-ебола — подпорка для престола…»

Толпа уже редела, когда навстречу, держась кромке дороги, появилась длинная вереница диковинных паломников. Они шли лёгкой танцующей походкой босиком по снегу, били в бубны, гудели в дудки и поминутно воздевали кверху руки. «Кришнаиты!» — презрительно оглянув чудаков в хитонах цвета ранней моркови, заключил генерал, намереваясь отвернуться, но вдруг его взгляд уловил знакомые черты. «Люся!» — что есть мочи заорал Герман, вставая в рост на притормозивших дрожках. «Люся, ты куда?!»
=======================================

Продолжение следует.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив