ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ: МОСКВА – БОТСФЬОРД

lucas_v_leyden — 10.07.2011       1. В таинственном инкубаторе, где пестуют и лелеют будущих прозаиков, обязано существовать такое упражнение: питомец муз садится перед монитором и, настроив взор на максимальную резкость, художественно описывает все, что его в данную минуту окружает, вплоть до мельчайших подробностей, тренируя таким образом словесную хватку, нужную для взрослой жизни. Заставь ныне меня выполнить этот экзерсис – я не затруднюсь ни на минуту, успевай только оттаскивать испещренные листы: передо мной серебрится маленький язычок фьорда, символизирующий целый Северный Ледовитый океан (но чтобы увидеть последний во всей красе, нужно пройти едва ли не километр, что противоречит условиям задачи); на дворе норвежская полночь, солнце скрылось за горою, хотя светло как днем; пахнет рыбой, попискивают чайки; в умозрительную дверь ломится подразумеваемая треска, начитавшаяся русских рифмованных дольников; теплынь, хотя на окрестных сопках (они окружают наш городок) тут и там видны продолговатые языки снега; перед гостиницей для нужд туриста выставлен деревянный стол, за которым и сидит автор этих строк: перед ним маленький потертый ноутбук, ветеран архивных сессий, слева чашка остывающего кофе и полупустая фляжка напитка “Konjakkia”, прихваченного по пути в финском гастрономе. Кажется, весь мир спит. До Северного полюса отсюда ближе, чем до чего бы то ни было еще. Развязный местный комар кружит над моими пальцами. Лети сюда, дружок, я расскажу тебе одну историю.
      2. Выезжал из Москвы третьего дня; суматоха последних недель все не отпускала – с утра дописывал письма, до Солнечногорска говорил по телефону. Чем дальше от дома, тем простодушнее становится реклама – и, следовательно, чаще встречаются невольные шедевры. Где-то в районе Клина висит перетяжка «Природный камень от производителя» - и сразу представляется кто-то вроде Гефеста, исполинской киркой терзающий валуны; дальше на нескольких деревьях подряд укреплены аккуратные красные таблички: «приму грунт» - и телефон. Что в этой констатации? – хвастливая ли готовность к неясному мероприятию? наивная надежда на чужую щедрость? (заодно я вспомнил, как четверть века назад, обдумывая месть некоему зоилу, мы придумывали тексты частных объявлений, которые стоило бы подать с зоиловым телефоном – «покупаю щенков», «сдаю квартиру дешево» - и гениальное, придуманное Г.А. – «стройматериалы дарю») – но московская область с емлющим грунт оратором остается позади, а тверская встречает неожиданным затруднением: фура с надписью “Evergreen”, оправдывая свое имя, стоит поперек шоссе, погрузив морду в кусты, рядом валяется пришедший ей на помощь и не рассчитавший сил эвакуатор; по обе стороны скапливается монструозная пробка.
      3. В стихийной самоорганизации машинной очереди есть славный момент: люди, которые только что готовы были убить ближнего своего за отвоеванный кусочек асфальта, вдруг, заглушив мотор и выйдя из автомобиля, проникаются идеалами равенства и братства (так лесной пожар подразумевает звериное перемирие). «Послали за краном», - буркнул мне, проходя, товарищ по несчастью; «ща подгонят из Твери», - в возбуждении отвечал ему другой, пробираясь навстречу, к началу пробки, но, вглядевшись в меня, решил сначала представиться: «Эдик». За следующие полчаса я узнал о моем новом знакомом исключительно много подробностей, в том числе и весьма деликатного свойства; он был совладельцем небольшой транспортной фирмы, возящей из Финляндии покрышки Nokian, а в ответ, как он выразился «продукт нанотехнологий - алюминиевые чушки»; сердечные дела водили его в Нижний Новгород – ныне он, вновь волнуемый страстью, стремился в его Великого тезку (эту рифмопару судьбы я извлек и продемонстрировал, чем его, кажется, заинтриговал). Собеседником он был крайне увлекательным, так что пришлось даже немного пожалеть, когда движение было восстановлено и нам пришлось расстаться.
      4. Дорога от Твери до Санкт-Петербурга не слишком запомнилась (если не считать следов чудовищной аварии где-то посередине); полуторачасовое перекрытие движения обеспечило известную фору легковому пелетону, вследствие чего почти без остановки (случай небывалый) мы проскочили окаянный Вышний Волочек, легендарный чудовский ремонт и только треклятый поворот на Пушкин уже перед самым Петербургом заставил простоять лишний час. В гостинице, где мы остановились, столы к завтраку накрывают бумажными скатертями, на которых в угоду стилю напечатана первая глава «Анны Карениной»; я вспомнил, как, в первый раз это обнаружив, пытался аккуратно выведать у официантки, не знает ли она случайно, что дальше произошло с незадачливыми героями и, главное, помирился ли Стива с женой – чудесное петербургское фырканье было мне ответом. В этот раз я не стал повторять малоудачный опыт; быстрый завтрак, стремительные сборы, ранний старт – и вот мы уже едем с разрешенной скоростью по Приморскому шоссе, размышляя над висящей тут и там рекламой «Мох построит вам дом» («А плесень позаботится об обеде», - просится ей в пандан). На границе дивная таможенница вдруг заинтриговалась здоровенной сумкой книг, лежащей в багажнике. «Это зачем?» «Читать» «Летом купаааться надо, зимой надо читать!», - вдруг произнесла она с тяжелой убедительностью и сама как-то полюбила свой афоризм. «Не надо летом читать», - смаковала она, провожая нас разрешающим жестом – и долго, должно быть, новые – (кстати: надо мной только что пролетела чайка с человеческим голосом) – туристы дивились этому странному напутствию, пока мы катили себе в сторону Хельсинки по залитому солнцем (тем временем распогодилось) неширокому шоссе.
      5. На задворках хельсинкского вокзала есть таинственная платформа; раз в сутки к ней подгоняют особый вагон; специально обученный джентльмен делает ручкой и в него (вагон), гудя моторами, заезжают легковые автомобили; после его прицепляют к ночному поезду на Рованиеми. В этом году мы впервые решили опробовать этот путь: автомобильные дороги, ведущие в Лапландию, за семь лет изучены вдоль и поперек, а прокатиться на поезде (да и сэкономить день пути) хотелось. Накануне пошли на разведку: сразу за вокзалом давалась характерная сцена (такие любил художник Тимм): один сомалиец демонстрировал другому образцы поношенной одежды; вокруг валялись выпотрошенные подозрительные тюки. Пару дней назад мы сложили игру «думай только хорошее» - так, например, чтобы оправдать дорожного наглеца, мы воображали в нем нейрохирурга, спешащего на операцию; так и здесь мы предположили, что юный африканский модельер демонстрирует свою коллекцию опытному коллеге. Разведка оказалась не зряшной и погрузка прошла без сучка и задоринки; неожиданно маленький и обшарпанный электровозик залихватски свистнул и повлек наш двухэтажный поезд строго на север – и вечер этого дня до сих пор не кончился, ибо солнце так и не зашло.
      6. Мощные природные циклы, определяющие ритм жизни Лапландии, почти не оставляют места человеческой тщете – поэтому, на взгляд ежегодного визитера, здесь ничего не меняется. Когда ранним утром катишь по пустынному шоссе от Рованиеми к Инари, взгляд цепляется за знакомые приметы, но как-то нехотя – ибо даже при их отсутствии ты нутром вспомнишь дикую живительную силу, растворенную в летнем северном воздухе – ибо всей вегетации отпущено три месяца и каждая секунда на счету. Энтропия, впрочем, немного затронула и эти благословенные места, выкорчевав знакомую пиццерию в Соданкюля, но и это, в общем, не беда. Километрах в сорока к северу у обочины пасся первый в этом сезоне олень; чуть дальше мышь-полевка, тряся хвостом, перебегала дорогу; я нажал на тормоз, она порскнула вбок и спаслась; ехавший за мной BMW шарахнулся в сторону (я мысленно вообразил, как на ломаном английском докладываю суровым финским полицейским: «сэйв маус! литл инносент бист!» etc) – но все обошлось. После священного озера саамов дорога идет к границе с Норвегией; отсюда можно ехать направо в сторону Киркенеса и российской границы (где мы были в прошлом году), налево к прекрасной Альте и роскошному Тромсе (где бывали раньше) и прямо, на малообжитой гигантский мыс, вдающийся в океан. Дорога, извиваясь в поросших лесом ущельях, выводит вдруг на высокое (350 метров над уровнем моря) безжизненное плато, где растут лишь редкие кустарники, а так в основном лишайники и мхи. Несмотря на жару, в промоинах и низинах полно снега, который тает, образуя маленькие водопадики. Линия горизонта почти сплошь составлена из каменистых сопок со снежными шапками. Пропетляв километров сорок по этой пустыне, дорога спускается вниз, к небольшой долине, окруженной с трех сторон сопками, а с четвертой - фьордом. На самом краю этой долины, рядом с небольшим отелем за деревянным столом я заканчиваю эти заметки – а солнце, между тем, продолжает стоять над горой, чайки бормочут птичьи слова, а ночь подходит к часу между очень светлым волком и золотистой сияющей собакой.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив