Публицистическая повесть "Жизнь СМИшного человека". Вместо предисловия.

Максим Стефанович — 17.12.2011

Максим СТЕФАНОВИЧ

Публицистическая повесть

«Жизнь СМИшного человека»

или

«Я журналист

Но я об этом жалею…»

Вместо предисловия

«Журналисты – это будильники»

Здравствуй, мой читатель! Ты берёшь в руки не совсем обычную книгу. Это не литература в привычном смысле слова, поэтому заранее прошу прощения у тех, кто ожидает от этой многостраничной истории высокодуховных ощущений. Это немудрёный рассказ автора о самом себе, но рассказ непростой. В этом грустно-СМИшном повествовании, кроме традиционных «начала» и «конца», есть невыдуманный сюжет о жизни человека, посвятившего половину отпущенного ему Богом века беготне за справедливостью и правдой - тем самым, что называется журналистикой. Сначала он бегал за ней в больницах, где работал не один год, потом в церкви, куда судьба привела автора книги в 16 лет, а потом уже в журналистике, куда вашего покорного слугу обстоятельства зашвырнули уже вполне зрелым человеком.

Для написания этой повести мне понадобилось переступить через самого себя – честолюбивого, гордого, немножко тщеславного, самую малость амбициозного и непростительно доверчивого. Мне пришлось перешагнуть через вполне естественный человеческий страх – что будет потом? Так бывает, когда не остаётся выбора. Эта повесть - мой необычный способ защиты от тех, кто много лет подряд не давал и не даёт мне и таким, как я, просто жить, просто честно делать своё дело, кто, в каком-то смысле, исковеркал мне судьбу, сложив обо мне ошибочное мнение. Именно поэтому я захотел рассказать о себе сам, сделав попытку разрушить кривотолки, пусть даже это разрушение произойдёт уже после меня. Возможно, кто-то узнает в моей судьбе свою судьбу и ему станет легче хотя бы потому, что так, как случилось со мной, случается со многими…

В своей повести я захотел рассказать о сумасшедшем графике медийщиков и изгаженном отношении общества к журналистике, которая во многом, конечно, виновата сама, о тех, кого затравили за вольнодумство и правдоискательство, об огромных сложностях журналистской профессии. Почему я не ограничился написанием обычного «размышлизма» на газетную полосу и выдал аж целую книгу? Потому, что накопилось. У всего есть свой предел, в том числе и у терпения. Ну, не могу я спокойно смотреть на то, что происходит вокруг меня, что творится с Россией, с журналистами и с журналистикой. Это тот самый случай, когда не говорить уже невозможно. В моей жизни настало время, когда просто сотрясать воздуха словами и жестами уже безсмысленно, когда единственным аргументом в свою пользу остаётся только книга и ещё надежда хотя бы на то, что тебя, не спеша, «выслушают». До конца.

Несколько последних лет оказались для меня очень тяжёлыми во всех отношениях. Судьба распорядилась так, что я оказался вне журналистики, в общем-то, прикованный к ней железными цепями. Обстоятельства одно за одним стали складываться не в мою пользу. Постепенно эти обстоятельства, за которыми стояли обычные люди, оттёрли меня от журналистики. Казалось бы, устоявшаяся жизненная конструкция, на которой я стоял уверенно и смело, стала рушиться на глазах, и всё полетело кувырком. С каждым острым материалом, с каждым новым журналистским расследованием недовольство ко мне со стороны властей и ряда коллег росло. Город, в котором я вырос, и без того маленький, в какой-то момент стал для меня таким крохотным и тесным, что, казалось, повернуться невозможно, нет сил сделать шаг без подкожного страха, что тебе снова сделают подножку. Со мной случилось самое страшное, что могло случиться с любым творческим человеком – во мне перестали нуждаться. Хотя нет, не так: меня намеренно впихнули в раздряд ненужных и неуспешных. Я прекрасно понимал, что мой внешний «неуспех» с его личной неустроенностью - это как раз ярчайшее доказательство моего Успеха, которого не прощают. Это была высокая плата за откровенность, за известность, за принадлежность к громкой писательской фамилии, которую знают в каждом уголке Забайкалья благодаря моей матери – Елене Стефанович, за талант и нежелание идти на маленькие и большие компромиссы с подлецами, которых стало слишком много.

Меня словно вычеркнули из списков живых. От постоянных недостатков-недохватков моя жизнь превратилась в комок огромных проблем, разрешить которые не мог никто. Я постоянно жил в состоянии неразорвавшейся авиационной бомбы, которая могла сдетонировать в любой момент от неосторожного слова, действия или события, угрожая снести головы многим. Я был похож на загнанного в угол обезумевшего пса, готового наброситься на любого от нереализованности и ненужности своих публикаций, снимков, задумок и идей, которых накопился целый чемодан.

Время шло, и вот однажды, доведённый до кипения, уже готовый сдохнуть от отчаяния, я проснулся с желанием написать книгу о журналистике, выплеснув в неё всё, что накопилось во мне за эти годы, всё, что я думаю, о чём переживаю, что чувствую. В тот момент я чувствовал я себя птицей с подрезанными крыльями. Таких птиц по России – не одна многотысячная стая. Художники, врачи, писатели и поэты, журналисты, музыканты и певцы, учителя, учёные, изобретатели… Скольким из них не дали возможности делать то, ради чего они появились на свет! Из-за чьей-то глупости, недальновидности, зависти и подлости, из-за интриг и подсиживания.

Наверное, я имею право писать такую книгу, на своей шкуре испытав, что такое травля, клевета, безденежье и безработица в расцвете лет, что такое невозможность реализоваться как журналисту, писателю, сценаристу, фотографу, что такое чувствовать себя генералом несуществующего войска. В боях за правду под солнцем на газетно-журнальных полях я получил огромный опыт и то знание, которые не дадут и десять университетов. На основании этого опыта я захотел рассказать о той журналистике, которая существует вне рамок вузовских учебников. Набравшись смелости, я решил написать о том, почему, являясь журналистом уже с приличным стажем, я стесняюсь произносить вслух название своей профессии, в девальвации которой во многом виноваты даже не чиновники, не экономические штормы и дурной читательский вкус, а сами журналисты. Слишком низко брат журналист уронил себя, запредельно обезверившись, несусветно забыв о своём истинном предназначении – менять мир к лучшему.

Какой должна быть книга о журналистике, тем более, автобиографическая? Не знаю. По крайней мере, я бы хотел сделать её полезной для людей. Разговор о журналистике, наверное, невозможен без разговора о жизни. Что такое журналистика? Газеты с кроссвордиками, глянцевые журналы с отфотошопленными тётками и дядьками и рекламой парфюма для тех и других? Просто «информирование населения»? Ничего подобного! Журналистика - это рассуждение на тему с длинной бородой «что такое хорошо и что такое плохо». Это история болезни общества, в которой в виде публикаций, теле- и радиопередач отображается температура, давление и диурез народа, которого вскоре может не быть от беспробудной пьянки и такого же беспробудного воровства и блудодейства.

У нас есть горячие телефоны, которые знают все: 01, 02 и 03. Плохо человеку – люди вызывают скорую помощь. Убивают кого-то – ждут милицию. Горит дом – зовут на помощь пожарных. А вот когда убивают правду, когда ей плохо, когда она горит синим пламенем и некому за неё заступиться, на помощь должны приходить именно журналисты. И у них должен быть свой, отдельный номер – 04, для всех, кто хочет рассказать правду. В этом смысле было бы стопроцентно оправданно называть журналистов четвёртой властью. Журналисты – это будильники, но их почему-то спешат заткнуть подушкой, забыв поблагодарить: «Спасибо, родной - разбудил вовремя!»

Наверное, было бы совсем неплохо написать книжонку–методичку для слушателей университетов, в которой в тысячный раз будет рассказано о жанрах журналистики, о её видах, стилях и направлениях, об отличиях или, наоборот, о схожести российской журналистики с западной. Но, какой будет прок в такой книге, где ни слова не будет сказано ни о смысле журналистики, ни о её роли и месте в жизни общества, ни о личной гражданской позиции журналиста?

Я знаю, что после выхода в свет этой повести на мою голову наверняка посыплется серно-огненный дождь критики, исходящей, в основном, от тех, кто оказался гораздо удачливее меня, кто добился в журналистике больших успехов. Многие собратья по перу будут клевать меня то в глаз, то в темечко за каждое сказанное в книге слово, поэтому заранее, упреждая выпад моих возможных оппонентов, хочу сказать – ребята, у каждого своя правда, и вы это знаете не хуже меня. Я пишу о том, что испытал сам, чему лично был многократным свидетелем.

Безусловно, я оставляю право писать своим коллегам о той журналистике, которую увидели и узнали они. И это правильно, потому что даст возможность узнать о нашей профессии чуть больше, чем написано о ней в институтских учебниках. Я ведь этого и хочу добиться своей публицистической повестью, которую нужно рассматривать как приглашение к большому и длительному РАЗГОВОРУ О ЖУРНАЛИСТИКЕ.

Не могу смотреть на то, как меняется современная журналистика. Листая страницы газет и журналов, читая информационные блоги в интернете, глядя в телевизор, всё больше приходишь к выводу о том, что журналистика в России не просто «переживает не самые лучшие времена». Одна из причин – это сами журналисты. Мы – газетчики, радийщики, медийщики и телевизионщики - как-то очень быстро и уверенно возомнили себя вершителями судеб, порой вторгаясь в запретную зону. Нам так нравится «рвать» всех и вся, мы так кайфуем от вкуса крови своих жертв, что иногда теряем ощущение реальности, заигрываясь то в «казаков-разбойников», то в тимуровцев, часто находя «квакиных» и «фигур» совсем не там, где нужно. Мы громко и гордо называем себя «четвёртой властью», раздуваясь от важности, хотя «называться» и «быть» – вещи абсолютно разные. Мы считаем себя «свободными» и «независимыми», хотя какие основания для этого? Мы уверены в том, что помогаем людям, хотя, на самом деле, больше вредим.

К сожалению, современная журналистика завязана на принципе «чем хуже, тем лучше». С одной стороны – сенсация и «гвоздь» номера или программы, а с другой – валидол, который глотают герои сенсаций: заваленные в штольнях шахтёры, взятые террористами в заложники мирные жители, пострадавшие от пожара люди, умирающие в нищете старики… Об этом мы поговорим, как поговорим и о том, почему власти небезосновательно спят и видят грохнуть такую журналистику головой о стену. Власть, в свою очередь, должна задуматься над тем, что будет после того, как она задушит последнюю, хотя бы условно свободную от диктата государства газету, теле- или радиостанцию.

Приступая к работе над своим самым острым, откровенным и большим журналистским материалом, которому, в итоге, суждено было стать книгой, я хотел всего лишь одного - предупредить смельчаков, решивших связать свою жизнь с непростым трудом журналиста, об опасностях и ловушках, подстерегающих каждого, вступившего на этот трудный и опасный путь. Я хотел поговорить о том, куда кривая вывезет современную журналистику и появится ли в России хоть когда-нибудь «заслуженный журналист» по примеру «заслуженного работника культуры», «заслуженного юриста» или  «заслуженного учителя», мне хотелось очень. Мне хотелось оставить после себя не пасхальную картинку, мол, журналистика – это звучит гордо, это, мол, «ради единого слова», а честную рукопись, дав максимально объективную оценку происходящему сегодня, чтобы те, кто идет за нами, смогли завтра избежать наших ошибок.

Подлиннее можно. Покороче – никак.

Ситуация с журналистикой в России напоминает несчастного котёнка, который, в силу своего младенческого возраста, писает во всех углах. Этого котёнка попросту топят, вместо того, чтобы терпеливо приучать к тазику с песком. Российская журналистика, сменившая советскую – тот же писающий котёнок, маленький, гоняющийся за собственным хвостом. Да, гадит по углам. Да царапает мебель и лазит по шторам. Плохо. Надо наказать котёнка, но топить-то зачем? Ему нужно лишь хорошее воспитание и, будьте уверены, когда он вырастет, он будет прекрасно ловить мышей, которых пока только распугивает, а больше смешит своей неуклюжестью. 

Я бы очень хотел, чтобы власть, которую составляют самые обычные люди – петровичи, иванычи, дмитричи, алексеевны, если она всё-таки прочтёт эту книгу, что само по себе будет уже чудом, немного остыла в попытках отреформировать журналистику «под себя» и сделала бы правильные выводы. Вместо того, чтобы развивать социальный институт информирования и воспитания общества, развивать кадровую политику, собирать профессионалов, в конце концов, прикармливать их, этот институт сносят ко всем чертям бездумными законами и такими же бездумными решениями, принимаемыми людьми, к журналистике имеющими довольно условное отношение. Она, конечно, выживет, породив своих журналистских микул селяниновичей с алёшами поповичами, и кобланды-батыров с манасами, но пока ей очень трудно.

Ломать – не строить: одну газету прикрыли, другую. Одного надоедливого журналюгу лишили работы, другого, третьего… Ну, а дальше-то что будет? Что будет? Если верить Ю. Левитанскому и Э. Колмановскому, будет январь, а потом, по проверенным слухам, апрель. А дальше композитор с поэтом советуют просто жить, шить сарафаны и лёгкие платья из ситца…

Я уже говорил о том, что эта повесть, поскольку она, прежде всего, автобиографична, в некотором смысле, книга-исповедь. Я постарался быть максимально откровенным со своим читателем хотя бы потому, что фальшь всегда чувствуется сильнее. Но, увы, не смог избавиться от лишних «я» в тексте - стилистика обязывает. Накладывать себе литературный макияж не стал намеренно. Безусловно - выйти на люди во фраке с бабочкой я мог; кто бы меня заставил выносить на всеобщее обозрение свои пятнышки. Я намеренно решил предстать перед моими друзьями и знакомыми, а также перед врагами, таким, какой я есть на самом деле, а не таким, какого меня придумали в высоких кабинетах. В конце концов, мне просто захотелось до конца выговориться, высказать то, что наболело. Такие вот дела.

Время, время… Оно неизменно приносит с собой перемены, но, увы, не всегда самые лучшие. И можно было бы закрыть на эти перемены глаза, понимая, что всё равно ты ничего не изменишь в этом, летящем вверх тормашками, проданном всём и вся мире. И закрыть бы эти самые глазоньки на мерзость запустения, на повальное воровство, которым повязаны все вплоть до самых верхов, не замечать бездуховности и какой-то животной жестокости, проникшей в наши умы, на реформы и реструктуризации с одноразовыми национальными проектами. Зажмуриться бы и жить - просто и тихо, воспитывая своих ребятишек, тиская, как все обычные мужики, под одеялом родную бабоньку, получая зарплату и празднуя по расписанию календарные даты государственной важности.

Только вот не получается. Слишком уж много я вложил в большую цель – стать журналистом. Глядя на то, как она тихо «отдаёт концы», я не могу не скорбеть, потому что вместе с ней тихо умирает часть меня. К сожалению, я слишком сильно пророс в ту журналистику, которой научила меня моя мать, которой посвятили свою жизнь светлейшие головы современности, в ту журналистику, которой сегодня в России уже нет места.

Вот таким длинным, возможно, не таким захватывающим, как у Чейза или Сименона у меня получилось моё предисловие. Но как, в данном случае, покороче можно объяснить читателю, зачем мне понадобилась эта книга? Конечно, покороче можно написать всегда, но другого подобного случая для исповеди уже не будет. Дважды быть абсолютно искренним не получится, хоть кровь себе пусти. Писать такие книги - это как в прорубь крещенскую нырять: продышался поглубже, дыхание задержал, перекрестился и с Богом вниз, чтобы выйти из воды обновлённым.

Это не художественное произведение и, может быть, вообще никакое не произведение. Это просто книга, автор которой подорвался на журналистике, как сапёр, под которым рванула им же самим поставленная мина. В жизни каждого человека, если он хоть немного задумывается, кто он и для чего живёт, наступает момент, когда хочется что-то оставить после себя, передать свой опы. В моей жизни такой момент настал. Допекли.

Оставить комментарий

Популярные посты:

didius

Кому подойдёт онлайн-казино Vulkanstars

von_hoffmann

27 марта / 9 апреля 1878 г. Соха на гусеничном ходу

colonelcassad

Опрос про смертную казнь

tsibirinka

уличные котики

a_nalgin

О признательной России Спасли от голода?

id77

Как так можно то, а? :-)))

moscow_i_ya

Боголюбово. Разлив. Недостижимый Покрова на Нерли

krok-20017

Ветер северный вдали

vik-ant-2

Вот такая вот херня :(

• Архив