Про информационный потоп 2

anlazz — 08.06.2021 Наверное, не надо говорить, что рассмотренный в прошлом посте вопрос «информационного потопа» - в смысле, лавинообразного нарастания количества информации, «изливающейся» на современного человека, причем, по большей степени, информации ложной – требует решения. По той простой причине, что уже сейчас стало понятным, что указанное состояние блокирует возможность адекватного принятия решений. (В условиях невозможности верификации информации данное действие становится затруднительным.) К счастью, решение этой проблемы существует. Правда, это самое решение оказывается достаточно неожиданным в плане современного понимания мира – но как раз последнее неудивительно. (Поскольку, как уже было сказано, считать современное миропонимание адекватным невозможно.)

И состоит оно (решение) в понимании того, что человеку необходима не «вся информация» - т.е., любые данные, получаемые через отражение текущей реальности в неких «датчиках». (Под которыми следует понимать не только технические устройства, но и людей.) А только та, на основании которой можно построить некие модели окружающего мира, позволяющие осуществлять его прогнозирование. На самом деле подобное высказывание может показаться тривиальным – действительно, если некие данные не «моделизируеюся», то она может честно считаться шумом. (Который, как известно, информации, как таковой, не несет.) Однако для современного мира данная тривиальность – как не удивительно – оказывается очень и очень неочевидной.

Для того, чтобы понять: почему так происходит? – стоит обратить внимание на то, в каком положении человек существовал подавляющую часть своей истории. А существовал он в условиях «информационной недостаточности». Поскольку того, что принято считать «информацией», в окружении среднего человека было мало: новости из-за пределов локального поселения поступали редко, а в самом поселении событий было относительно мало. Точнее сказать, события-то происходили, но человеческий разум давно уже привык отфильтровывать из них только то, что можно считать значимым. Ну, в самом деле, какой смысл ему (разуму) реагировать на то, что стая галок полетела к церкви, что ветром повалило старую ветлу, что сосед в очередной раз напился и гонял жену оглоблей, что зимой опять пошел снег, а летом дождь – ну и т.д., и т.п. Подобных происшествий было множество – но на суть человеческой жизни они не влияли. (Если же влияли – то «проходили сквозь фильтр»: скажем,  первый дождь после длительной засухи запоминался надолго.)

Поэтому информацией считались лишь вещи, происходившие за пределами этой самой обыденности. Скажем, политические происшествия: вот, министра поменяли, или губернатора нового назначили – это новость! (Причем, тут не важно, что от смены министров так же мало чего зависело – важно то, что это событие было из ряда вон выходящим.) Отсюда проистекала невероятная «чуткость» ко всем «внешним» информационным источникам: вначале слухам и разговорам приезжих, затем написанному в газетах и журналах. Ну, и конечно же, в книгах: книги стоили дорого, появлялись (относительно) редко и поэтому воспринимались «целиком», без фильтрации. (В том смысле, что если понятие о «лживой прессе» стало нормой уже в концу XIX столетия, то книги рассматривались, в основном, как достоверные источники.)

Впрочем, вплоть до начала ХХ столетия вопрос подобных информационных источниках затрагивал ничтожное количество людей: основная масса населения была настолько «зажата» вопросом выживания, что мало обращала внимание на любые «внешние события». Поэтому даже мысль о «газетном вранье»  не особенно заботила обывателя. (Даже если вести речь о тех, кто мог читать.) Однако после начала массовых социальных реформ после 1917 года, а так же – после развертывания системы всеобщего образования – ситуация резко изменилась. В том смысле, что «люди массы» стали активно интересоваться политикой, а так же техникой, наукой, культурой и т.п. вещами. (На самом деле тут было важно не образование даже: в 1920-1930 годах это делали те, кто выучился еще до Первой Мировой войны – а именно появление свободного времени у рабочих + осознание их себя субъектами.)

Данный момент привел к массовой информатизации общества. То есть, к созданию мощной индустрии, должной формировать отражение реальности, а так же – распространять последнее по всему социуму. В результате чего тираж тех же газет и книг вырос на порядки. Скажем, в конце XIX века «средняя» художественная книга выходила тиражом в 2000-4000 тыс. экземпляров, в 1920-1930 годах уже стоило вести речь о 100 – 200 тысячах для «классики». (А для популярной классики – еще выше.) Появились и новые способы «передачи информации»: радио, кинематограф – которые охватывали невиданные ранее масштабы. (В результате чего уже  в 1930 неудивительным стали десятки миллионов (!) просмотров той или  иной киноленты.)

Причем количество информации в подобном обществе нарастало экспоненциально: успех «информационного производства» вовлекал в него все новые и новые силы, а увеличение «способности к информационной переработке» позволял использовать новые, более совершенные методы подачи информации. (Скажем, на стыке радио и кинематографа было сформировано телевидение, на несколько десятилетий ставшее главным «информационным каналом» для большей части людей.) Поэтому неудивительно, что уже в конце 1950 годов стало понятным, что прежние механизмы работы с информацией уже не справляются. Иначе говоря, становится затруднительным на основании «получаемых данных» формировать адекватную модель реальности.

Самое интересное во всем этом – конечно то, что подобное положение трудно было назвать неожиданным. Поскольку данный кризис развивался так же, как и все остальные кризисы в т.н. «эволюционирующих системах», основанных на отборе. Дело в том, что указанный «информационный дефицит» (а точнее, дефицит «внешней информации»), в котором веками пребывало человечество, неизбежно должен был подталкивать людей к разработке методов эффективного создания этой самой «внешней информации». То есть, к формированию обширного слоя людей, работающих в «информационной сфере» и технологий для указанной «сферы». Кстати, сюда стоит отнести не только работников СМИ, разного рода киноактеров и писателей, но и активно растущую с 1920 годов массу «популяризаторов». А так же – ученых и технических специалистов, которые все чаще с непосредственной работы с реальностью «переключались» на исключительно «информационные аспекты». (Скажем, где-то в 1950 годов положение в науке начало определяться пресловутой «цитируемостью» - т.е., количеством перепечаток статей в специальных изданиях.)

В общем, все пошло так же, как и в экономике – где случайно найденная «ниша» начинает активно «забиваться» производителями, что приводит к классическим «кризисам перепроизводства». Или – в живой природе, где развитие приспособления к имеющимся условиям обычно порождает множество видов, активно конкурирующих друг с другом. Заканчивается это – как известно – одним: массовым разорением для «экономических субъектов» или массовым вымиранием для субъектов «биологических». Так что вопрос о том, что же ждет все текущее «информационное многообразие» в будущем, в общем-то, можно считать решенным: его ждет неизбежное разрушение. В том смысле, что нарастающее число «информационных агентов», производителей и передатчиков информации рано или поздно должно привести только к одному: к тому, что информация просто перестанет иметь смысл. Собственно, нынешнее состояние – с радикальным возрастанием числа «ложных источников», а так же с формированием лжи второго (и более) порядка (т.е., лжи, основанной на искажении уже не реальности, а «предыдущей» лжи) –прекрасно показывает, как это будет происходить. В том смысле, что если невозможно отличить: истинна ли построенная на неких данных модель или нет, то само построение моделей теряет смысл.

На самом деле это уже наблюдается: скажем, популярность применений пресловутого «экспертного мнения» давно уже привело к тому, что в число «экспертов» начали входить все, кто может. А точнее, те, кто смог пробиться на подобную «хлебную должность». (В результате мы можем наблюдать то, что можно назвать «феномен Фельгенгауэра» - в том смысле, что «эксперт» раз за разом «попадает пальцем в небо», но все равно считается экспертом.) Итогом данного изменения, в свою очередь, выступает то, что принимать серьезные (стратегические) решения становится невозможным. (Правители не идиоты, и прекрасно понимают что «Фельгенгауэры» несут исключительно чушь.) И общество буквальным образом «застывает» на тактическом уровне. (Иначе говоря, руководители занимаются исключительно вопросами поддержания текущего функционирования, а не развития.) Впрочем, это касается не только общества: практическое исчезновение «длинных стратегий» характеризует всю «современность».

Впрочем, о данном моменте я уже писал, и поэтому останавливаться на нем не буду. Отмечу только еще раз то, что привычные для нас способы решения проблемы – связанные с повышением эффективности «информационных механизмов», вроде компьютеризации, которые считались адекватными еще в 1990 годах – в действительности таковыми не являются. Поскольку они, по сути, оказались способными лишь отложить проблему на пару десятилетий: без компьютеров «информационный потоп» - т.е., неспособность человека адекватно анализировать поступающую ему информацию – наступил бы уже в 1980 годах. А так – данное событие произошло в 2000.

Более того, дальнейшее движение по этому пути – связанное с вовлечением пресловутой Big Data, а так же ИИ – приводит, фактически, лишь к усилению кризиса. (Ну да: чем выше приспособленность организма к той или иной экологической нише, тем выше вероятность его вымирания в будущем.) Поэтому реальной выход из текущего положения находится на другом пути. На пути не увеличения, а сокращения потребляемой субъектом информации. А точнее, в обретении им способности формирования моделей реальности на основании … Впрочем, об этом будет сказано уже в следующем посте. (Тут только отмечу, что ни к какой эзотерике или прочим «сверхчувственным» вещам данный путь не имеет отношения.)

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив