Подбирая крохи

auvasilev — 14.05.2020 Честное слово, мне давно уже не интересно не то, что писать, но и говорить на эти темы. И потому, что уже миллион раз всё переговорено, а самой разной информации в совершенно открытых источниках более чем достаточно. И потому, что самого меня лично много лет, и с каждым годом всё меньше и меньше, в принципе волнуют вопросы и проблемы еды. Нет, до сих пор люблю некоторые продукты, но и ем совсем уж мало, и вообще как-то особо тут не заморачиваюсь. И ещё по множеству причин, думаю, всем понятных и не требующих более подробного объяснения.

Но к предыдущему тексту пришла пара комментариев, по поводу которых я всё-таки решил, раз уж пришлось к слову, ещё раз вспомнить и записать какие-то мелочи, возможно они окажутся полезными хоть кому-то из более юных. Хотя, конечно, очень вряд ли. Но я не зарекаюсь, однако думаю, что это последний раз, постараюсь более не надоедать подобной чепухой.

igormy написал:

«Ох, и баловали же вас всех в столицах. В начале 60-х мой отец, директор школы-десятилетки, между прочим, ходил в распутицу (2-3 месяца в году) за 16 километров в г.п. Костюковка (места Алеся Адамовича) за хлебом. То есть, это до шляха было 16 км, а там ловил попутку. Ну, и с полным рюкзаком хлеба и чего-нибудь вкусного для детей (конфет-подушечек или пряников) таким же путем обратно. Деревня была километрах в 30 от областного центра, Гомеля. В хорошую погоду, надо правду сказать, хлеб привозили в местных сельмаг. Два раза в неделю. Там еще были гвозди, сапоги, подсолнечное масло и какие-то жуткие то ли куртки, то ли пальто, то ли улучшенные телогрейки для женщин. Их называли - котиковые. В 64-м я жил с дедом-бабой без родителей в Гомеле и помню как меня родственники ставили в очередь (занять очередь) часа на 2-3, когда отоваривали талоны на масло. 200 г».

Всё правда. Пусть даже самый ранний зимний поход вдоль Померанцева переулка с этим не сравнится. Но я ведь к подвернувшемуся случаю упомянул лишь об относительно кратковременном пребывании в Москве. В местах же моего постоянного тогдашнего обитания ситуация тоже была несколько иная.

Про совхоз на Колымской трассе писать вообще бессмысленно. Там было всё очень специфично и практически ни на что не похоже. Так же следует учитывать, что мой отец, пока его с треском не выгнали, работал главным зоотехником, это третья по значению начальственная должность в хозяйстве, и, видимо, имел какие-то дополнительные возможности, по сравнению с остальными. Однако помню, что главным преимуществом тамошней жизни был погреб в избе. Где на зиму запасался мешок картошки и бочка соленых грибов. Их в краткий осенний сезон урожая собирали на окрестных сопках. А в сарае во дворе хранился мешок мороженной наваги, до сих пор моей самой любимой рыбы. Иногда на столе появлялась свежая свинина, что, как я понимаю, и стало одной из основных причин увольнения моего отца. Больше из продуктов того времени в памяти ничего не осталось. Разве что только в детском саду и интернате постоянные жидкие каши, в основном перловка, и какие-то кисели с жутким химическим вкусом и запахом, а также некий горячий напиток коричневого цвета, то ли кофе, то ли какао, но дрянь жуткая, впрочем, сладкая, потому пользующаяся определенным успехом. Ещё иногда давали кубик сливочного масла, это был праздник, поскольку дома такого не водилось.

А вот в самом Магадане ситуация была уже ближе хоть к какой-то норме. По счастливой случайности главный и вообще один из очень немногих в городе «Магазин №1» находился практически дверь в дверь напротив нашего барака на улице Коммуны. И это было, кроме прочего, место постоянного обитания детворы, куда можно было зайти погреться в метель и откуда по странной колымской доброте нас даже особо не гнали, конечно, если вели себя хоть относительно прилично. Потому ассортимент мне прекрасно известен и памятен.

Основным фоном всегда стояли нескончаемые ряды трехлитровых банок ананасового компота канадского производства, который по непредсказуемой прихоти международной торговли того времени завозился в каких-то немыслимых количества, имел почти неограниченный срок хранения, назывался в народе «Афанасий» и использовался в основном для закуски и одновременно разбавления питьевого спирта, который имелся тут же без проблем. Далее непременно горы крабов консервированных «Чатка», украшенных пакетиками с лавровым листом и перцем. Двухсотграммовые банки красной икры всегда и без проблем. Но и то и другое особым спросом не пользовалось, и поднадоело, да и дороговато, хотя, надо быть справедливым, не безумно дорого, многим по карману.

Обязательно на видном месте соль (в осенний период заготовок она становилась дефицитом, но ненадолго), спички и почему-то мыло. Естественно, только стиральное, другое я впервые увидел лишь в Москве. Из сладкого стояло эмалированное корытце мелких леденцов ядовитых цветов, усыпанных сахаром, побочного производства местного хлебозавода. Его же основной продукцией, понятно, был хлеб. Одного вида. Серые кирпичи ужасного качества. При сдавливании куска из него текла мутная противная жидкость, а сам он превращался в сгусток чего-то совсем непотребного. Но ели все без особых претензий, другого многие и вовсе не видели. Моя бабка удивлялась, когда я лет в шесть, оказавшись ненадолго у неё в Москве, более всего стремился в булочную на нашей улице Чаплыгина, где постоянно выклянчивал или булку «Московскую» за семь копеек, или ситник за одиннадцать, но это вообще мечта и сказка.

Ещё нередко бывало подсолнечное масло и повидло в больших жестяных банках. Яблочное и сливовое. А также какие-то дешевые рыбные консервы в томатном соусе. Да, забыл, непременно уксус. И эссенция, и «Столовый». Очень важный ингредиент к пельменям, непременному и основному блюду почти каждого стола, особенно праздничного.

Также из приправ почти постоянно имелись в продаже жестяные банки с томатной пастой, результат не слишком успешной микояновской попытки внедрить в СССР кетчуп, но сам по себе продукт как раз получился довольно удачный. И, конечно, майонез, король массовых застолий. Однако остальные ингредиенты для знаменитого салата, особенно зеленый горошек и вареную колбасу, свободно купить было нельзя, приходилось доставать заранее и припасать к празднику, а, поскольку колбаса хранилась плохо, её нередко замораживали всё за той же форточкой.

Отдельно, видимо, стоит упомянуть макаронные изделия. Они были трех видов, обычные макароны, лапша и «рожки». Но всё одинакового неприятно-серого цвета и ужасного качества. Получались или сырыми, или сразу после этого мгновенно переваренными. Но в любом случае от длительного пребывания в жидкости размокали и превращались в отвратительную плохо съедаемую массу. Тем не менее их покупали довольно активно, особым дефицитом они не были, особенно при начале навигации, но после Нового года начинали заканчиваться и пропадать, а к весне уже исчезали окончательно. Популярным было блюдо «макароны по-флотски». Дело в том, что туда в фарш годилось практически всё, что удавалось достать под видом мяса, а если добавить ещё побольше крайне ценного лука и бывшего в избытке перца, то получалось даже вполне съедобно, если не сказать вкусно.

Наверное, следует всё-таки добавить, что моего отца, пусть и утратившего с позором хлебное и даже относительно мясное место главного зоотехника совхоза «Дукча», но за бархатный баритон изумительной красоты взяли диктором Магаданского радио. Хотя оно и транслировало в основном Москву, а работа отца заключалась главным образом в том, что в шесть утра он произносил: «Говорит Магадан! Доброе утро, товарищи!», а в час ночи: «Магаданское радио свою работу заканчивает», но всё же такой человек, пусть и очень относительно, по касательной, однако имел отношение к городской элите. И потому изредка что-то из дефицита нам перепадало. Несколько раз к праздникам он приносил с работы тушенку, ту самую, настоящую, армейскую в орудийной смазке и безумно вкусную. Однажды я попробовал и пресловутую сухую колбасу. До сих пор помню, как первый раз уже много позднее читал «Один день Ивана Денисовича» и там герой подробно рассказывает о своих ощущениях от ломтика такой колбасы во рту. Удивился, насколько когда-то испытывал точно то же самое.

Это всё. Ещё раз повторяю и подчеркиваю. Это всё, что было постоянно в свободной продаже в магаданском «Магазине №1» в конце пятидесятых –первой половине шестидесятых годов. Остальное «доставали», каждый в зависимости от собственных возможностей. Та же мука и мясо, а особенно лук, для упомянутых пельменей, являлись ценнейшей строго лимитированной валютой.

Однако заготавливали пельмени, во всяком случае в наших кругах, сообща. Происходило это так. Обычно ежедневную еду готовили в коридоре на табуретке у своей двери, где размещалась электроплитка или «керосинка». Но на первом этаже барака была и общая огромная кухня, где на дровяной плите чаще кипятили баки с бельем, однако использовали и для таких особых нечастых случаев. Как только ударяли первые морозы, почти все женщины барака собирались со своими продуктами. Количество которых сразу аккуратно переписывалось. Потом складывалось в общую кучу, готовили фарш, месили и раскатывали тесто и лепили пельмени. Затем распределяли их пропорционально изначальному взносу. Обычно споров никогда не возникало, разве что некоторая заминка, если кто-то, например, не принес или принес слишком мало мяса, но зато много муки. Однако для таких случаев существовали всеми признаваемые коэффициенты, поэтому проблема решалась мирно и быстро. Затем пельмени складывались в наволочки, которые вывешивались в форточку за окно на мороз.

Жильцы второго этажа тут были в привилегированном положении. На их наволочки трудно было покуситься. А вот мы жили на первом, так что приходилось приглядывать. Так как были специалисты при помощи специальных палок с раздвоенными концами охотившиеся за этими наволочками. Не часто, но происходили почти трагические истории, когда семья оставалась без своего золотого бесценного запаса на всю зиму.

Но тут важно и принципиально учитывать вот какой момент. Формально и официально Магаданский морской порт, до сих пор зачастую по старинке называемый «бухта Нагаева», считается с круглогодичной навигацией. Но больше полугода он скован людом и проводка судов возможна только с помощью ледоколов. Врать не буду, как сейчас просто не особо знаю, да и в те годы, вероятно, какие-то особо важные стратегические грузы таким образом доставлялись. Но реальная навигация с основным грузопотоком осуществлялась всего месяца четыре, может, немного больше. И после её начала, конечно, с продуктами становилось сильно легче.

Например, до сих пор помню появлявшиеся к большим праздникам красивейшие деревянные ящики из той же Канады с мандаринами или яблоками, каждое в своей бумажной розетке, а запах… Шоколад, конфеты привозили, иногда даже «трюфеля». Распределяли обычно по детским учреждениям и «заказам» для начальства, но иногда «выбрасывали» и в свободную продажу. Так же в магазине порой появлялась и свежая рыба. Но главное, конечно, рынок недалеко от порта. Там, помимо прочего, за пятьдесят рублей в старых можно было купить огромного королевского краба, который не влезал ни в какую кастрюлю, для его приготовления в каждой приличной семье имелся бак, как для белья, но отдельный, специально для краба. С целью же поедания данного блюда в столь же приличных семьях держали с десяток больших портновских ножниц, иначе до мяса не доберешься. Для сравнения могу сказать, что на том же рынке в сезон можно было за эти самые пятьдесят рублей купить маленький помидор. Большой стоил сотню (напомню, зарплата моей матери, учительницы начальный классов, была шестьсот пятьдесят), но их часто продавали по половинке, такая форма торговли пользовалась спросом.

Но это всё, повторю, «в навигацию». А с наступлением холодов становилось много сложнее. И под конец зимы вообще многие клали «зубы на полку». В городе главного продукта, той самой мороженой наваги, особо не запасешь, проблемы с хранением, и погреба для картошки нет. Правда бочки с соленьями всё равно держали в комнатах, но это, конечно, по всем параметрам не сравнить с совхозным домом. Годам к тридцати у меня единственного из всех магаданских знакомых сверстников остались свои зубы. Видать, генетика такая. У остальных зубы были съедены последствиями хронического авитаминоза, который, не сильно разбираясь, называли обычно просто цингой.

Понятно, что на Колыме было много специфичного и не слишком сравнимого с остальной страной. Но по стечению обстоятельств весну, лето и осень шестьдесят пятого я провел в деревне Свечи. Это всего меньше десяти километров вдоль железной дороги пешком от города Сухиничи Калужской области, в свою очередь километров двести тридцать до Москвы. Там я начал свою трудовую деятельность в качестве подпаска и помощника ночного дежурного по свиноферме. На ферме я получал, как и все колхозники, «трудоднями», которые, естественно, списывал на счет бабки Светы, у которой жил. А вот подпаском работал не в колхозном стаде, а это деревенские скидывались живыми деньгами на пастуха и подпаска для своих личных коров, и потому на мою долю приходился аж целый трояк в месяц.

Это были серьезные деньги. Особенно первые дни после получки. Упомянутая бабка Света получала пенсию двенадцать рублей и вообще считалась по местным понятиям богачкой. И я со своей трешкой в кармане ощущал себя очень солидно. Правда, потратить её было не очень просто.

Несколько раз я с компанией выбирался в Сухиничи, однажды даже на ярмарку, тогда это называлось, по-моему, «Праздник урожая», совсем сказка. Съел там порций десять мороженного, горло стало каменным, но без всяких отрицательных последствий. Однако всё-таки далековато, часа два ходьбы в одну сторону, не набегаешься. А в Свечах никакого магазина не было. Как и в ближайшей, километрах в двух, деревни Колодези. Даже автолавка не приезжала. Самым доступным было село, название сейчас точно не скажу, а гадать по карте не хочется, километров около пяти. Там было «Сельпо». Вот тот ассортимент я помню наизусть, поскольку много времени провел в размышлениях перед выбором товара. Исключаю, понятно, не очень нужные мне тогда хозяйственные предметы, типа лопат, топоров, ведер, гвоздей и прочего необходимого в деревенском хозяйстве. Меня интересовало, естественно, съестное.

Прежде всего основной ценностью являлось то, что, видимо, по какой-то старинной причине именовалось «колониальным товаром». Это чай, кофе (как ни странно кофе был, по большей части в зернах и очень ценился), сахар, особенно настоящий рафинад, иногда даже не в кусках, а в «головах», которые кололи специальным молотком. Бочковая селедка. Очень соленая и очень жирная, но и очень вкусная, моя любовь к селедочной икре и молоке с тех времен. Бочковые же соленые огурцы. Огромные. Их называли почему-то «лопухи», и мужики иногда использовали половинку как стопку для водки одновременно с закуской. Ещё пряники. В основном стандартные, типа тульских, но местного производства. Банки с повидлом, знакомые мне по Магадану. Я потом такие встречал только в Кантемировской дивизии, говорили, они из Госрезерва. Была ещё кооперативная тушенка в стеклянных банках, но про неё ничего сказать не могу, мне по карману, не пробовал. И появился уже «Завтрак туриста». Но, подчеркну, не мясной, который тоже теоретически существовал, а рыбный, какие-то ошметки кильки с перловкой, который даже я с тогдашней голодухи есть не мог. И хлеб. Черный, изредка «серый», но по моим понятиям того времени прекрасный, с магаданским не сравнить. Ещё имелись леденцы, очень похожие на колымские, но тоже местные. Примерно раз в месяц завозили муку и какою-нибудь крупу, в основном пшенку или ту же перловку. Но это разбирали очень быстро хозяйственные бабы, ребятня типа меня тут была не при делах. Бывали и макароны, точная копия магаданских, однако большим успехом не пользовались. Некоторые наиболее умелые и зажиточные хозяйки изредка делали к «куриным штям» домашнюю лапшу, порой очень удачно.

На этом всё. Можете не верить. Но это так. В деревне питались в основном капустой, картошкой и прочим подобным со своего участка в разных видах приготовления. Изредка можно было надеяться на курицу, если она вечером не взлетела на насест. Мне иногда удавалось подло спровоцировать такую ситуацию. В смысле, чтобы не смогла взлететь. Каюсь, грешен. Но до сих пор помню изумительный вкус тех «штей с курятиной». Летом грибы и суп с крапивой, очень вкусно, до сих пор себе иногда готовлю, правда, добавляю лимон и маслины, чего тогда, естественно, не было. Яйца редко, их старались больше отправлять на рынок в Сухиничи, это всегда живые деньги, главный дефицит. У кого была корова (а была у многих), молоком часто «забеливали» какое-нибудь жидкое блюдо, да и так пили, просто с хлебом, а если немного на горбушку сахаром-песком посыпать, так вообще деликатес. Мясо очень редко. Свинина, о говядине или баранине речь вовсе не шла, хотя последняя в ряде других регионов была не великой редкостью. Свежее вообще почти никогда, в праздники, кто позажиточнее и запасливее, ставили на стол или чаще добавляли во что-нибудь вроде пирога солонину. То же самое и с салом, хорошее сало очень ценили.

Однажды меня в деревне навестил отчим. Он работал тогда «на гонораре» в «Вечерней Москве» и привез купленные там в закрытом буфете несколько пакетиков сухого супа «с копченостями». Бабка Света приготовила огромную кастрюлю, и вся деревня ходила попробовать «столичный деликатес». Народу очень понравилось.

Всё, больше вспоминать и рассказывать нет сил и желания. Только для особо внимательных ещё раз хочу подчеркнуть и напомнить, что речь шла о совершенно конкретных местах и о столь же конкретном времени – именно шестидесятых годах. Например, когда с начала семидесятых я стал жить в Москве на улице Жуковского в пешей доступности от «Кулинарии» на Покровке, то там была уже совсем иная ситуация. А в северном Казахстане она была третья и по годам тоже разная. В западной Сибири в разные времена четвертая. И так далее.

А закончить хочу ответом на ещё один комментарий читательницы.

Anna Polesskaya:

«Про талоны на крупу не помню, врать не буду, но я Вас несколько младше - 1969 г.р., хотя тоже Москва. А вот что Ваш пост живо напомнил, да - это перебирание крупы, мы с бабушкой частенько этим занимались. Чего там только не попадалось... Колбасу не помню, по-моему, бывало что-то в "заказах" к праздникам у родителей на работе, изредка. А так, у меня была бабушка, золотой терпеливый человек, которая половину времени ходила по магазинам, а вторую половину стояла на кухне, пытаясь из купленного приготовить что-то съедобное. И меня учила, мне нравилось ей помогать. До сих пор при готовке периодически испытываю ощущение праздника, потому что не надо освобождать кусочки мяса от костей и сухожилий, отрезать гниль от фруктов и овощей, перебирать крупу и перетапливать масло. Я все это умею, но как же радостно, что нет нужды в этом умении ))».

Я же мясо и рыбу до сих пор люблю разделывать сам, за очень редким исключением. Но вот относительно прочего тоже помню, как в конце восьмидесятых, уже при Горбачеве, но еще глубоко при советской власти, оказался впервые в Нью-Йорке. И сначала купил себе в «русском» магазине в Бруклине пакет гречки, который по привычке высыпал на стол, чтобы «перебрать». Но пришел сначала в изумление, а потом в восторг, что это делать не потребовалось. Крупа была идеального качества и полностью готова к приготовлению. Хотя, между прочим, и советского производства, просто на экспорт. А второй шок произошел после покупки картошки и овощей в крохотной лавке зеленщика на углу. Когда я понял, что картошку не надо очищать от земли и долго вырезать «глазки», а она бывает такой совершенно чистой и ровной. И зелень тоже сортировать и долго отмывать не требуется, хочешь, порежь и клади в блюдо, а можешь и вовсе купить уже нарезанное и полностью пригодное в пищу.

И до сих пор, когда покупаю в магазине пакетики с заранее вымытой рукколой или чем-то подобным, вроде уже и привык давно, а внутреннее удивление никак не проходит. Наверное, слишком глубоко сидит.



А это классический магаданский барак. Нет, не тот самый, мой, на улице Коммуны, это фото даже не знаю точно где и когда сделано. Но очень похож, разве что поменьше, наш был на двадцать четыре окна в каждом ряду (те самые «на сорок восемь комнаток всего одна уборная»). Однако хорошо видна самая характерная черта. Подпорки из бревен, которые спасали строение от беды в сильную пургу.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив