История «Голубой дивизии»
Странно, что никому до сих пор не пришло в голову снять фильм про
«División Azul» — 250-ю дивизию испанских добровольцев, которая
воевала против Советского Союза на стороне нацистов и получила своё
название по цвету рубашек фалангистов.
История этого испанского соединения достойна экранизации из-за
нетипичности поведения её солдат, заметно отличавшего их от немцев
и немецких союзников. В качестве иллюстрации я приведу некоторые
формальные факты, показания перебежчиков и свидетельства русской
жительницы оккупированного Павловска.
Краткая хронология такова. В 1941-42 годах «Голубая дивизия»
противостояла Волховскому фронту и вела бои под Новгородом, в 1943
— на Ленинградском фронте. За всё время существования до октября
1943 г. через её ряды прошло по одним сведениям — 40 тысяч человек,
по другим — около 55 тысяч. Личный состав постоянно обновлялся,
сохраняя численность соединения на уровне примерно 20 тысяч
человек.
Отдельного слова заслуживает оценка потерь. Немецкие источники
говорят о 14,5 тысячах общих потерь дивизии. Однако, её командующий
— генерал Эмилио Эстебан-Инфантес — в книге «Голубая дивизия.
Добровольцы на Восточном фронте» приводит следующие цифры потерь:
14 тысяч — на Волховском фронте и 32 тысячи — на Ленинградском. Эти
данные соответствуют тем сведениям, которые отразились в
документах, собранных в советских архивах: на пополнение частей
дивизии за все время войны прибыло 27 маршевых батальонов, по
1200–1300 человек. Это значит, что всего на пополнение дивизии из
Испании было отправлено 33–35 тысяч солдат и офицеров. В период
первоначального формирования соединения в нем было 19 148 человек.
В Испанию после снятия дивизии с фронта вернулись 8 тысяч солдат и
офицеров, в легионе остались 2500 человек. Если исходить из этих
сведений, потери дивизии должны были составить
около 42 тысяч
человек. Некоторое расхождение со сведениями генерала
Эстебан-Инфантеса можно объяснить тем, что часть раненых вернулась
в строй. [1]
— Формально Испания сохраняла нейтралитет и не
объявляла войну СССР.
— Личный состав включал кадровых военных только частично,
значительная часть состояла из ветеранов гражданской войны или
членов фалангистской милиции. Дивизия имела испанскую структуру и
полностью испанское командование.
— Дивизия принимала не немецкую присягу на верность фюреру, а её
изменённую редакцию — на верность борьбе с коммунизмом.
— Среди личного состава не преобладали нацисты и фанатики,
мотивация добровольцев была очень пёстрой: от желающих отомстить за
советское участие в Гражданской войне (1936-39) до ушедших на фронт
нищих и безработных в надежде обеспечить жизнь своих
родственников.
— Уже после первого знакомства немцев со свежесформированными
испанскими подразделениями, у них возникли сомнения в политической
«благонадёжности» личного состава и появилось подозрение, что в
рядах дивизии находится много республиканцев, скрывающихся от
преследования франкистов. Так в сентябре 1941 года штаб 250-й
дивизии получил распоряжение: «Наша секретная служба информации
утверждает, что в дивизии есть люди, имевшие в прошлом самые
крайние политические взгляды и бывшие под судом. Одни записались в
дивизию с целью саботажа, другие пошли в дивизию во избежание суда
и наказания за свои преступления, совершенные еще в прошлой нашей
кампании». [1]
— Дальнейшие события показали, что подозрения немцев были
справедливы: почти сразу после прибытия на фронт добровольная сдача
в плен стала обычным делом. Один из комиссаров Северо-Западного
фронта в ноябре 1941 г. замечает, что испанские перебежчики «очень
недовольны тем, что их считают обычными военнопленными и содержат с
немцами». [1]
— По железной дороге испанцы добирались только до Германии, где
проходили месячную подготовку. Дальше на восток они, в отличие от
немцев, шли пешком — маршевыми батальонами. Уже в Польше проявилось
особое отношение испанцев к дисциплине. Несколько солдат ушло в
самоволку в штатской одежде и были задержаны гестапо — из-за своей
смуглой внешности они были похожи на евреев. Товарищи освободили
своих после перестрелки. «Один из перебежчиков сообщал: 17-й
маршевый батальон прославился тем, что половина солдат, прибывших в
его составе, разбежалась: многие бежали в тыл, некоторые — к
русским. По пути из Германии из 19-го батальона дезертировали 160
человек». [1]
— Не смотря на своеобразное отношение к дисциплине, испанцы
показали себя смелыми и отчаянными солдатами в боях на подступах к
Ленинграду — во время попытки советских войск прорвать кольцо
окружения в первые месяцы 1943 г. (вторая после разгрома 1-й
ударной армии зимой 1941-42 гг.). Тогда силы Красной армии,
поддержанные массированными налётами артиллерии и авиации, прорвали
немецкую оборону; устойчивость фронта оказалась под угрозой. В
район Мги был отправлен сначала один батальон 269-го полка, а в
феврале — и вся «Голубая дивизия».
«По словам перебежчика, удар, нанесенный советскими войсками (55-я
армия) 10 февраля в районе Красный Бор, произвел на испанцев
удручающее впечатление. Военнопленный, взятый в плен 3 марта,
рассказал, что "последние бои были сильнейшим испытанием для
испанцев, они понесли колоссальные потери, были уничтожены целые
батальоны". Эти бои, по словам пленного, сурово отразились на
настроении даже солдат-фалангистов, раньше фанатически веривших в
силу Германии. В результате боев на Колпинском участке фронта 262-й
полк, понесший особенно большие потери, был снят с линии фронта и
отведен на укомплектование». [1]
Однако, испанцы поставленную задачу выполнили и ценой огромных
потерь остановили советские войска. Если бы не жестокое
сопротивление «Голубой дивизии», блокада Ленинграда была бы снята
ровно на год раньше.
— «Военнопленные 269-го пехотного полка, взятые на участке Ловково
27 декабря 1941 года, показали, что в ротах осталось по 50–60
человек вместо 150, есть обмороженные. Пленные того же 269-го
пехотного полка, взятые на участке Красный Ударник, показали, что в
ротах всего по 30–50 человек. В 3-м батальоне 263-го полка в ротах
осталось 60–80 человек, во 2-м батальоне 262-го полка — до 80
человек. И лишь в немногих подразделениях 250-й дивизии, по
показаниям военнопленных, осталось по 100 человек — в 9, 10 и 14-й
ротах 2-го батальона 269-го полка, в 1-м и 2-м батальонах 263-го
полка. Почти всегда в показаниях пленных речь шла об обмороженных».
[1]
— Со стороны немцев отношение к испанцам было презрительное. По
мнению немцев, в «Голубой дивизии» каждый солдат воевал с гитарой в
одной руке и с винтовкой — в другой: гитара мешала стрелять, а
винтовка — играть. На одном из застолий Гитлер заметил: «Солдатам
испанцы представляются бандой бездельников. Они рассматривают
винтовку как инструмент, не подлежащий чистке ни при каких
обстоятельствах. Часовые у них существуют только в принципе. Они не
выходят на посты, а если и появляются там, то только чтобы
поспать». [1]
— Многие перебежчики и военнопленные утверждали, что в дивизии
очень сильны антигерманские настроения. Так, солдат 269-го полка
рассказал, что «он и несколько его товарищей в конце декабря 1942
года были свидетелями того, как немецкий капитан, начхоз, жестоко
избил испанца-фалангиста Бермудоса за то, что он, придя в баню,
вошел в раздевалку, а не захотел подождать на улице: в бане в это
время мылись немцы». По словам другого перебежчика, при встрече
немецких солдат с испанскими затевается драка, подчас даже без
всякого повода. [1]
— О постепенной эволюции взглядов даже у тех, кто считался «опорой»
франкистского режима, свидетельствует книга бывшего члена
Национальной хунты фаланги Дионисио Ридруехо «Письма в Испанию»:
«Для меня 1940–1941 годы были самыми противоречивыми,
душераздирающими и критическими в моей жизни... К моему счастью, у
меня открылись глаза — я пошел добровольцем воевать в Россию. Я
выехал из Испании твердокаменным интервенционистом, обремененным
всеми возможными националистическими предрассудками. Я был убежден,
что фашизму суждено стать самым целесообразным образцом для Европы,
что советская революция была «архиврагом», которого нужно
уничтожить или, по крайней мере, заставить капитулировать. В моей
жизни Русская кампания сыграла положительную роль. У меня не только
не осталось ненависти, но я испытывал все нарастающее чувство
привязанности к народу и русской земле. Многие мои товарищи
испытывали те же чувства, что и я». [1] Как показали последующие
воспоминания испанских ветеранов, большинство из них раскаивалось
за участие в войне против Советского Союза.
— Во время советского артобстрела, несколько снарядов попали в
центральный купол храма Святой Софии в Великом Новгороде, и крест
начал сваливаться на землю. Испанские сапёры спасли крест,
отреставрировали во время войны, и он был отправлен в Испанию. В
семидесятых годах, ещё при жизни Франко крест стоял в Инженерной
академии.
— Узнав об очередной побитой русской девушке, испанцы начали
избивать всех попадавшихся им по дороге немцев. [2]
— Немцы беспрекословно подчиняются всякому приказу, каков бы он ни
был. Испанцы всегда норовят приказа не выполнить, каков бы он ни
был. Немцам «ферботен» обижать испанцев. И они внешне к ним
относятся доброжелательно, хотя страстно их ненавидят. Испанцы же
режут немцев каждую субботу по ночам после того, как напьются
своего еженедельного пайкового вина. Иногда и днем в трезвом виде
бьют немцев смертным боем. Немцы только защищаются. [2]
— Испанцы хоронили девушку, убитую снарядом. Гроб несли на руках и
все рыдали. Ограбили всю оранжерею, которую развели немцы. Не
обошлось без потасовки. [2]
— Если едет на подводе немец, то никогда вы не увидите на ней
детей. Если едет испанец, то его не видно за детьми. И все эти Хозе
и Пепе ходят по улицам, обвешанные детьми. [2]
— Испанцы ездят за 35 километров от Павловска за продуктами каждую
неделю. И все знают, что они получили на эту неделю. Если это
лимоны, то выхлопная труба у грузовика заткнута лимоном и лимоны
торчат на всех возможных и невозможных местах. Если яблоки — то же
происходит и с яблоками и всем прочим. [2]
— Немцы храбры постольку, поскольку им приказано фюрером быть
храбрыми. Испанцы совершенно не знают чувства самосохранения.
Выбивают у них свыше 50% состава какой-либо части, остальные 50%
продолжают с песнями идти в бой. Это мы наблюдали собственными
глазами. [2]
[1] Пожарская С.П., Испанская «Голубая дивизия» на
советско-германском фронте // Крестовый поход на Россию. — М.:
Яуза, 2005. (ссылка)
[2] Неизвестная блокада. В 2-х томах. — СПб.: Нева, 2002 (ссылка)
Поэтому и удивляет, что история «Голубой дивизии» до сих пор не
экранизирована. В ней нет ничего, чего Испания могла бы стыдиться —
её солдаты вели себя как люди и вполне достойны памяти и
сочувствия, в отличие от мразей из немецких войск и их румынских,
финских, венгерских, латышских, норвежских и других союзников со
всех концов Европы. К тому же, испанцы, в отличие от остальных, с
лихвой оплатили свою вину десятками тысяч жизней — домой вернулся
только каждый пятый.
Но этого не произойдёт, пока в Европе господствует слепое
замалчивание нацистского прошлого пополам с уравниванием вины среди
всех участников бойни, свидетельство чему — реакция общественности
на недавние заявления Ларса фон Триера. Жаль. История испанских
солдат могла бы стать драматичной исповедью участия этого народа в
войне, аналогом которой 10 лет назад стал впечатляющий фильм
Язык бабочек, посвящённый Гражданской войне.