Петр Вайль: "Война для русского человека и литературы действительно остается

топ 100 блогов philologist07.11.2017 Пётр Львович Вайль (1949-2009) — российский и американский журналист, писатель, радиоведущий. В 1977 году эмигрировал в США. С 1995 года проживал в Праге. Главный редактор Русской службы радио «Свобода». С Русской службой сотрудничал с 1984 года; начинал работу в нью-йоркском бюро, где впоследствии возглавил отделение Русской службы. С 1995 года — заместитель директора Русской службы по информационным, потом — по тематическим программам. Вел на радио цикл программ «Герои времени». На протяжении многих лет публиковался в соавторстве с журналистом Александром Генисом. Член-основатель Академии русской современной словесности, член ред. советов журналов «Иностранная литература» и «Знамя». Автор сборника путевых эссе «Гений места» и ведущий одноимённого цикла телепередач (23 серии по 26 минут). Публиковался в журналах «Вокруг света», «GEO». Лауреат нескольких литературных премий. Ниже размещена его беседа с Андреем Архангельским, опубликованная в журнале "Огонек", 2006. №36.

Петр Вайль: Война для русского человека и литературы действительно остается
Петр Вайль. Фото: Хана Якрлова

На наших глазах распался миф о России как самой читающей стране: читают по-прежнему много, но какого качества эта литература? Куда подевался массовый образованный русский читатель, кто пришел ему на смену? Писатель Петр ВАЙЛЬ [«Родная речь», «60-е: мир советского человека») накануне открытия Московской международной книжной ярмарки [6 сентября) — о читателе, которого мы потеряли.

— Петр Львович, даже нас, позднесоветских детей, учили, что мы — самый читающий народ в мире. И 20 лет назад было стойкое ощущение, что с таким массово-культурным народом дай только свободу — можно своротить горы. И вдруг выясняется, что читающих серьезные книги осталось процентов десять, не более. Как это могло получиться?

— Начнем с того, что большое количество людей «с культурным запасом» — это же колоссально уродливое развитие общества! Это макроцефал. Кроме того, да, мы много читали и знали, но при этом не знали огромного количества вещей, которые надо было знать обязательно! Что хорошего, если я Джойса впервые прочел в 40 лет? Человек моего круга и воспитания обязан был это читать не позже 25. Юноша, который интересуется чем-то еще, кроме шести соток земли вокруг дома, должен, обязан увидеть Париж в 18 лет, а я увидел только в 30. И что с того, что я знал назубок Толстого и Достоевского? Мое, да и ваше еще развитие было совершенно уродливым и ненормальным.

— Толстой и Чехов — это мало?

— Читатель должен иметь возможность выбирать. Вот когда перед тобой Джойс, Генри Миллер, Чехов, Платонов, Пруст, Музиль и человек выбирает Чехова и Платонова — тогда это понятно. Но у нас-то выбора не было! Мы и своих-то авторов не знали. Розанов когда был впервые напечатан при советской власти?

— В 90-м, кажется. Такая рыжая книга.

— Это самый свободный русский писатель, без которого невозможно нормальное развитие человека, имеющего отношение к искусству. Розанова можно не любить, но он показывает пределы свободы, как Достоевский — душевные бездны. А мы его не читали. Мы были подобны человеку, который умел красить рамы, но двери уже не умел. Сегодня произошла нормализация жизни. Норма предполагает, что красота (а по-настоящему читающий человек — это красота) всегда редкость. Основу общества всегда составляет нечто среднее. Во всех областях жизни. И основу чтения всегда будут составлять детективы, фантастика, дамские романы — вся эта ерунда, которую я тем не менее принимаю. Если бы было наоборот и массовой литературой сделался бы Джойс, мир бы сошел с ума.

— Странная вещь: большинство россиян читают чепуху, но при этом по-прежнему хотят считаться самой духовной нацией. Как объяснить этот парадокс?

— Теперь можно не притворяться. Чтение сегодня — не статусное занятие. Библиотека перестала быть знаком престижа. В метро можно читать Донцову. Но миф существует — он продолжает греть. Поэтому мы видим человека, который читает Донцову и при этом ругает американцев за то, что они страшно тупые. Такое происходит еще и потому, что сопоставляется измеряемое и неизмеримое: а, у вас машины и ботинки лучше, зато мы духовно красивее — это беспроигрышно.

— Коллективное сознание в России, писали вы, держалось на двух моральных опорах: война и храм. И это до сих пор остается главными темами нашей литературы. Это правильно или это от беспомощности, просто никаких новых тем русская литература не предложила за последние 15 лет?

— Что касается храма, тут произошел ряд фантастических метаморфоз, потому что после 17-го народ-богоносец рьяно превращал церкви в картофелехранилища, потом, в 80—90-е, с той же энергией разгребал храмы от грязи, и якобы возникло религиозное возрождение, но искренности во всем этом мало. Веры в эту веру никакой нет. А вот война для русского человека и литературы действительно остается святыней. Как в стихотворении Лосева: «Хорошего — только война». Это точно сказано: последняя великая война — при всем колоссальном чудовищном вранье и гнусности — осталась образцом чистоты, мерилом всего. Понятно почему: черно-белое деление — здесь враги, там свои — сильно облегчало душу, человеку не нужно было делать сложный нравственный выбор. Поэтому война — в душе народа и в литературе — осталась светлым периодом. И по-прежнему все живут в некоей средневековой уверенности, что великая держава — это не та, которая дает жить своим, а та, которая убивает чужих. Эта уверенность отражается во всех Бесланах и «Норд-Остах»: главное убить врагов, спасти своих — это уже во вторую очередь.

— Сегодня много говорят об отсутствии героя в русской литературе. Если война — единственная святыня, можно сказать, что будущий новый герой опять будет в военной форме?

— А это уже происходит — хотя и не в литературе, поскольку не она сейчас играет главную роль, — а на телевидении. Я стараюсь смотреть как можно больше российских сериалов и кино и вижу, что сейчас такой герой — это работник спецслужб с тенденцией к индивидуальному действию, как в последнем сериале «Офицеры». Такой диссидент внутри спецслужб. Абсолютно американская модель. Герой — тот, кто стоит на защите простого российского гражданина. От чего? От всего! От внешнего и внутреннего врага.

— А хороший, глубокий роман о спецназовце может появиться?

— Нет, потому что настоящему писателю не интересен позитивный герой. У нас, за исключением, пожалуй, Тараса Бульбы, мы не найдем ни одного позитивного героя. Писателю интереснее описывать конфликты и кризисы. Поэтому у большинства героев русской литературы вы скорее обнаружите целый набор негативных — от неприятных до омерзительных — черт: Обломов, Чичиков, Раскольников, Безухов, Печорин... Но это и интереснее.

— Или Ходорковский — о нем сегодня уже десяток книг написано. Страдалец и сиделец.

— Да, страдалец. Не за народ уже, правда. Интересная фигура. Вот о нем можно было бы представить роман высокого качества. А спецназ — это образ массовой литературы. Так и должно быть.

— А как с темой нового лишнего человека?

— Да-да, обязательно, эта тема — одна из столбовых в русской культуре. В каждой национальной культуре вообще есть свои проложенные русла, отражающие способ мышления народа. И что бы ни происходило, литература всегда в эти русла будет возвращаться. Основной принцип русской литературы — это жизнеподобие. Поэтому для нашей литературы Андрей Белый или Платонов всегда будут исключениями, а Толстой — правилом. Ему можно подражать. Тема лишнего человека — это наше, родная тема и колея, мы всегда к ней будем возвращаться.

— А какие еще «основные русла» у нашей литературы?

— В поэзии — то же жизнеподобие. Будут, конечно, в поэзии эксперименты, но основная классическая линия как была заложена Пушкиным, так она и продолжится. Нынешние ее наиболее яркие представители — Лев Лосев, живущий в Штатах, и Сергей Гандлевский, москвич. И за этой линией будущее. Нынешний взлет популярности литературы нон-фикшн тоже обусловлен тягой к жизне- подобию. Почему сегодня так выросли тиражи мемуаров, биографий, исторических романов? Просто в XX веке было колоссально скомпрометировано идеологическое слово. Все идеологии потерпели крах, а следом произошла компрометация вымысла как такового, вымышленного слова вообще. Но все равно на первом месте по популярности в России всегда будет роман, беллетристика — нас возвышающий обман нам дороже.

— Вам не кажется, что роман как форма вообще устарел? О чем таком необходимо писать 400 страниц, чего нельзя изложить, скажем, на 50?

— Я с вами скорее согласен, а вот читатель — нет. Он все равно предпочитает роман. Это солидно. Читателю потрафляет, что к нему обращаются с большой формой. «Маешь вэщь» — вот что это! И даже выдающиеся наши писатели страдали от комплекса романа. Самый яркий пример — Чехов. По моему убеждению, он и на Сахалин-то поехал именно для того, чтобы написать роман. Ничего не вышло. Но он очень хотел. Потому что автор рассказов — это в глазах общества некоторая второсортность. Таким же комплексом страдал и Довлатов.

— В результате сегодня каждый второй «пишет роман». Которые на деле являются в 90 процентах случаев кусками непереваренной чужой литературной пищи...

— Этим мы тоже, кстати, Довлатову обязаны, в чем он ничуть не виноват. Он так умело имитировал фактографию, так ловко соблюдал баланс между документом и вымыслом, что масса людей решила, что описывать собственную жизнь тоже можно увлекательно и смешно. Так и появилась масса бессмысленных и дурацких заметок, исповедей, воспоминаний, которые невозможно читать. Все они строились по довлатовскому принципу: мы опишем все, что с нами было, назовем подлинные фамилии и реальные события — и все схватятся за голову! Вот мы и схватились, но уже поздно.

— Между тем именно рассказ, а не роман, кажется, наиболее точно соответствует ритму нашего времени. Рассказ — это мгновенная реакция на действительность. Рассказ благодаря своей мобильности и формирует нового человека.

— Рассказ больше соответствует рваному ритму нашего времени. И то, что он сегодня не является основной формой общения с читателем, мне самому странно — ведь это удобно: можно прочесть в метро, на даче, между завтраком и обедом. Но нет. Публика по-прежнему хочет, чтобы ей посвящали 400 станиц, где будет 850 действующих лиц. И чтобы они там все... переплетались... ну и так далее.

— Литература всегда остро реагировала на смену этических канонов. Опять актуальной стала тема—стучать или не стучать? Нам 20 лет внушали, что стучать—плохо, а между тем иначе тот же терроризм не победить: за всеми спецслужбы не уследят... Это тема для литературы?

— Как и любой нравственный выбор. Но тут все с ног на голову перевернуто. В правовом обществе стучать на террориста не считается доносом — это считается долгом. В кодексах всех государств есть статья за недонесение. И на Западе эта тема не может быть объектом литературы — и так все ясно. Но поскольку Россия никогда не была правовым государством, здесь вопрос «стучать или не стучать?» из юридической плоскости переносился в сферу нравственности. Если мы сравним доносы времен фашистской Германии и доносы советского времени, то обнаружим, что последние отличаются большей степенью деталировки: если в Германии просто писали, что, мол, такой-то сочувствует коммунистам, то в советских доносах обязательно был мотив моральной нечистоплотности: такой-то живет с соседкой, пьет много... Человек, ступив на стезю нравственных обвинений, уже не мог остановиться. Только в обществе, где нет строгих моральных правил, донос остается «сложным моральным выбором».

— Режиссер Алексей Герман в «Огоньке» сформулировал тезис — «эпоха великих закончилась». Речь о том, что мир больше не нуждается в гениях. От творца требуется лишь умение воспроизводить известное. Именно этим и объясняется отсутствие великих имен в русской литературе последних 20 лет. Согласны?

— В литературе это случается независимо от социальных или политических изменений. Так получилось, что в первой половине XX века в России была дюжина великих поэтов: Есенин, Маяковский, Пастернак, Мандельштам, Заболоцкий, Цветаева... Во второй половине XX века с ними по масштабу сопоставим только Бродский. В прозе — та же история. Кого из авторов второй половины XX века можно поставить в один ряд с Платоновым, Олешей, Бабелем, Зощенко или даже не сильно любимым мною Булгаковым? Пожалуй, только Венедикта Ерофеева с его «Москвой—Петушками». Но такое механическое сопоставление ничего не значит. В русской литературе сегодня все в порядке. В поэзии, на мой взгляд, лучше, чем в прозе, и последние 50 лет все более или менее ровно. Но, может быть, нам сегодня просто не дано оценить степень того или иного таланта: масштабы виднее издалека.

— А может быть, Герман прав и это конец — в том числе великой литературы?

— Категорически не согласен! Количество талантов неизменно, тут работает закон перетекания талантов из одного искусства в другое... Возьмите кино, того же Германа — это же грандиозное явление. И мы еще недостаточно осознали, что он сотворил в своих «Лапшине», «Хрусталеве» или последнем «Трудно быть богом», который я смотрел в черновой версии. Вообще, в русском кино сейчас настоящий взлет. Оно наконец-то заговорило о реальных проблемах нормальным языком. Последний «Кинотавр» это очень ярко показал.

— А возвращение цензуры, на ваш взгляд, возможно? Или с появлением интернета это труднодостижимо?

— Знаете, мне умные люди объяснили, что перекрыть интернет не сложнее, чем заглушить радио или телевидение. Но проблема не в том, что кто-то злой хочет возвращения цензуры — просто к ней привыкли, так проще. Бродский, узнав от меня про какое-то действие ельцинского еще правительства по возврату к советским традициям, сказал: «Это же проще: ведь для этого надо не напрячься, а расслабиться». Расслабиться всегда легче. Цивилизация — это труд, а антицивилизация — это отдых. И эти попытки «отдохнуть» на историческом пути — они еще будут время от времени. Другое дело, что полностью изолировать от цивилизации такую огромную страну уже не удастся.

Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy

- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
так радовалась, что схватила хлопковое тонкое платье за 3 копейки , да ещё и рисунок напоминает о родине...а тут холодрыга узор на платье не чёрный, а коричневый, фотки врут с поясом и без... без кофты и размыто :)  ещё у меня новая прическа и очки, но разглядеть их можно толь ...
Как санкции американцев превратить в благо для России. Введение санкций США в эфире Радио «КП» (97,2 FМ) прокомментировал экономист Михаил Делягин - Михаил ...
Когда-то очень давно, когда я была юна, училась в универе и только получила свободный доступ к интернету, услышала я одну бардовскую исполнительницу. Йовин (настоящее имя Лина Евгеньевна Воробьева, (род. 31 мая 1975 года) — российская исполнительница песен в жанре бард-фолка, ...
Удна - руины древнего города. Если вы любите различные обломки колонн, старые обветренные камни, ощущение древности, вам сюда. Руины Удны были раскопаны в конце 19 века, археологический парк-музей открыли для посетителей в 1999 г. Это пример хорошо сохранившегося древнеримского ...
Верили ли в господствующую идеологию лидеры государств? Ну хотя бы в 20-21 веках? Понятное дело, Ленин и Гитлер свято верили до самого конца. Полагаю, Рузвельт тоже, как и Мао. А вот верил ли Сталин? По началу - несомненно. Без веры в свои идеалы не пойдешь на каторгу и под пули полиции. ...