Период распада «Норникеля»

I. Норильская обогатительная фабрика. Обрушение

Бригады смертников

…Около четырех утра, 20 февраля. На Норильской обогатительной фабрике в это время трудятся рабочие с «Норильскникельремонта», которых специально командировали на этот объект. Проводят ремонт аварийных конструкций предприятия. Была ли фабрика с момента постройки в 1948 году капитально отремонтирована хотя бы раз, точно неизвестно, но о том, что там страшно находиться, рабочие говорили еще 20 лет назад.

За несколько минут рухнет пешеходная галерея, а за ней сложатся транспортная галерея, лифтовая шахта, здание пункта перегрузки руды. Под обломками найдут троих погибших, пятерых отправят в больницу — из-под груды металла людей извлекут спасатели. Через день город объявит траур. Но имен людей не назовет. «Норникель» ответит, что все из-за закона о защите персональных данных. В обсуждении аварии в группе «Норильчане» в «Фейсбуке» напишут:

— Организации эти как «перекати-поле», сегодня бригада рабочих работает на Медном (Медный завод. — Ред.), а завтра их вдруг перебрасывают на Надежду (Надеждинский металлургический завод. — Ред.), а послезавтра в Талнах

(район Норильска, где расположены рудники. — Ред.). Поэтому оборудования, технологий толком никто не знает и не понимает. Это просто невозможно сделать так, наскоком. Инструментов, материалов для ремонтов нет.

Семьям неназванных людей пообещали выплатить компенсации.

Буквы вместо людей

В минус 40 в Норильске ощущение, будто дышишь густым туманом, — и это очень тяжело. Трубы везде: на поверхности и под землей. Вокруг все дымится, видимость из-за этого нулевая. Ресницы через пару минут белеют. А когда тихо и нет ветра, снежная дымка делает воздух похожим на мглу — человека видно, только когда до него остается метра четыре.

С крыльца корпуса фабрики, где рабочие переодеваются перед сменой, вереницей выглядывают слесари, электрики, монтажники, крановщики. Натягивают шапки почти на глаза и группками ютятся у автобусной остановки. Грузный мужчина обтирает почерневшие крепкие руки. Выбирает из кошелька мелочь на билет. Поднимает глаза, закуривает. Морщится от стягивающего кожу мороза.

— Толком из наших никто ничего не знает. Знаем, что люди погибли. Но кто это был… У нас бумага вышла, повесили на первом этаже, там буквы стоят.

Спрашиваю:

— Просто буквы вместо имен людей?

— Да, одна буква. Фамилий нет.

— Что, это настолько секретно?

— Да вряд ли. Если бы это было секретно — по нашему телевидению бы не передавали, — отмахивается и отходит. — Все уставшее, надо все менять…

Над нами и рабочими на Медвежьей горе выглядывает то, что осталось от здания пункта перегрузки руды.

Одиноко на фоне разрухи возвышается цех крупного дробления. Из-под сугробов выглядывают брусья — деревянные шпалы, в стороны завалены старые коммуникации, земля под снежным настом плотно покрыта железным мусором.

Молодые парни одновременно гудят и протягивают: «О-о-о, ну нет, здесь монополист кое-кто. Это вы с ним разговаривайте». Пожилой мужчина под козырьком остановки, как только слышит вопрос про обрушение, прячет глаза, отворачивается и скрывается в приехавшем автобусе. Так происходит еще не меньше десяти раз. Фраза, которую мы чаще других слышали за эти дни в Норильске:

— Вы хотите, чтобы меня уволили с работы.

«Ты знаешь, туда нельзя посылать людей: их убьет»

В январе 2009 года в дробильном цехе фабрики погиб электрогазосварщик Вячеслав Коротков. Ремонтники выполняли работы на конусной дробилке и, как писал «Таймырский телеграф», воспользовались неинвентарными лесами. Работы проводились над конвейером, который был включен. Леса сломались от сильной вибрации. Вячеслав Коротков упал на работающий конвейер, и его затянуло под разгрузочную течку дробилки.

Александр Головнич проработал на фабрике почти восемь лет. На его памяти рабочих часто вынуждали нарушать технику безопасности. Он ушел с комбината и уехал из Норильска, когда уже не выдержал морально: «Если ты знаешь, что туда нельзя посылать людей, потому что их убьет, и ты об этом говоришь два дня, а потом тебя отправляют на выходной и все-таки ставят этого человека и его убивает — как вы думаете, есть вариант не уйти?»

Рассказы Головнича о работе на фабрике вызывают оторопь: «Иной раз слазишь под конвейером, а над тобой все крутится. Или лазишь дробилку очищать работающую. Много нюансов, которые могут убить в любой момент. И тебя же принудительно заставят это делать. Потому что всегда так было, скажешь — уволят, не дадут тебе работать. А если уволят — куда ты устроишься? Ты здесь уволишься, тебя в другом месте на комбинате просто не возьмут. Там закрытая система».

— «Норникель» работу дает, еду покупаешь в «Подсолнухе» (один из самых популярных супермаркетов в городе. — Ред.), принадлежащем «Норникелю», хочешь в отпуск — летишь их самолетами, «Нордстаром» (NordStar — авиакомпания, входящая в группу компаний ПАО «ГМК «Норникель». — Ред.), — говорит Александр Головнич.

Никто не будет митинговать, потому что тебя просто выкинут на улицу и ты сдохнешь на морозе. Был разлив топлива — через три дня только рассказали об этом, а тут всего лишь какие-то три батрака… Сейчас будут все скрывать, чтобы сделать виноватыми пятерых человек, — добавляет он.

Александр Федченко родился, вырос в Норильске, попал на фабрику в 1995 году, пять лет работал в цехе дробления руды. В 2014-м смог перевезти семью на материк. «Каждый норильчанин мечтает уехать из Норильска, — говорит Федченко. — Я добивался этого не один год, все подготавливал. И как я могу пожалеть? Я переехал жить в Москву, у меня здесь работа, зарплата выше в два раза».

Федченко каждый день ходил по галерее, ездил в раскачивающемся лифте: «Страшно было ездить, его еще тогда пошатывало, много народу старалось не набиваться. В цехе крупного дробления еще при мне крыша частично обвалилась, кровля рухнула от старости, но без пострадавших. Лестница там была одна, на самый верх ведет, по ней идешь зимой — снег лежит, его через дыры задувает».

— Печально, что ребята работают на таком оборудовании, зарабатывают деньги для хозяина какого-то, а их просто не ценят. Причем не ценят где-то наверху, потому что руководство понимает этих людей, они бы, может, рады что-то сделать, но им просто не дают возможности. Начальство, которое сейчас работает, — я знаю, что они довольно честные и неплохие люди, они не будут рвать себе на карман, и жаль, что некоторые из них пострадают, — рассказывает Федченко. — Сейчас ерзают, всех начальников смен дернули с дробильного цеха. Ребята пишут мне: того, этого утащили на допрос. Всю документацию Следственный комитет забрал. Дело же резонансное. Все-таки, может, дележка идет наверху, может, делят комбинат. Мы же не знаем. Но в любом случае… Страдают рабочие.

Арестованы главный инженер управления предприятия Илья Ананко, начальник отдела по технадзору Константин Василенко. Директор фабрики Александр Цымбал и начальник дробильного цеха Денис Курбатов — под домашним арестом. Следственный комитет возбудил уголовное дело по статье о нарушении правил безопасности при ведении строительных работ, которое повлекло смерть по неосторожности двух или более лиц (ч. 3 ст. 216 УК). По этому обвинению грозит до семи лет тюрьмы.

Нет пострадавших — не было ничего

С действующими работниками комбината говорим только на условиях анонимности. Тем не менее некоторые сначала соглашаются, а потом перестают отвечать на звонки. Работая на комбинат, люди зажаты обязательствами: обеспечением семьи, оплатой квартиры, кредитами. «Норникель» — ведущий работодатель в городе: «Работа стабильная, гарантии эти социальные, — рассказывает нынешний работник фабрики. — Они же подкупают путевками дешевыми, санаториями «Заполярье», «Белокуриха». Программа квартирная есть, но там надо 10 лет отработать, чтобы квартиру получить».

Михаил (имя изменено по просьбе героя. — Ред.) пришел на фабрику в конце 90-х годов. Говорит, что сейчас поработает до конца года, а потом будет увольняться, за ним пойдет еще несколько коллег: «Все разваливается. Никто не верит, что поменяется что-то. Главное, чтобы не было хуже. Люди забитые, они боятся начальства, ДБ (департамент безопасности «Норникеля». — Ред.), мне боятся нечего, я уже столько проработал».

Прошло только несколько месяцев, как Михаил устроился на фабрику, и в его смену снег обрушил крышу. Тогда оперативно пригнали рабочих, поставили новые перекрытия. Говорит, что всегда так было — «не по-человечески»:

— С рудника «Заполярный» у нас идет сжатый воздух, мы работаем на сжатом воздухе, и стояла у нас с ним бочка воздушная. Когда я еще замещал мастера, у всех спрашивал, у начальства: «Где документы на эту бочку?» Эта бочка должна раз в год проходить освидетельствование на толщину стенок. Этого ничего не производилось, и в один прекрасный момент ночью она взорвалась. Хорошо никого рядом не было.

Через два часа приехало очень много начальства, привезли подрядчиков, разрезали — вычистили, вывезли мусор, и как бы ничего не было. А до этого днем мастер заставлял рабочих эту бочку обивать, чтобы ее покрасить. Когда я об этом узнал, у меня аж мурашки по всему телу пошли. Не дай бог кто рядом бы был. А до этого там комиссия московская смотрела ходила, народ там постоянно ходит. Но нет пострадавших — не было ничего.

Да, конечно, я боюсь сейчас выходить на работу. Три года назад я приехал с отпуска, мне надо было идти на определенную точку работать. Сверху этого места стояла огромная емкость типа бассейна с пульпой, а состояние конструкции очень плачевное — она вся гнилая. Я не раз обращал внимание начальства — они просто берут и красят. Всю конструкцию закрасили, как будто это все новенькое и красивенькое. Был такой момент, что я стою, смотрю на эту бочку и понимаю, что если я туда пойду под нее работать, она в любой момент может сложиться. — Михаил молчит и продолжает. — А потом пересилил себя, посидел немножко и быстренько пошел сделал.

II. Рудники. Затопление

«Безнаказанность порождает вседозволенность»

Горы Талнаха в белой пелене снега, как и поля, над которыми возвышаются шахтные стволы рудников, предназначенные для спуска и подъема людей. Под землей — целый город. Огромная система шахт. Сейчас они утопают в воде.