Перевертыши в конце зимы 1

alexander_pavl — 23.02.2017 Масленица, сиречь русский карнавал, не так радикальна, как карнавал европейский, когда, согласно Михаилу Бахтину, весь мир выворачивается наизнанку... Кстати, именно сейчас я в сотый раз перечитываю «Гаргантюа и Пантагрюэля», сочинение несравненного мэтра Алькофрибаса Нозье, и как раз дошёл до битвы Пантагрюэля с колбасами на острове Диком, расположенном где-то вблизи Полярного Круга.



Отечественная масленица, заимствованная у поляков, довольно скромна. Ну, попить-покушать, разбить кому-нибудь морду, покачаться на качелях, а заодно пройтись по улицам в вывороченной дублёнке с пением дурацких песен. От европейского шутовства с высмеиванием властей, церкви и вообще всех приличий пьяный масленичный перепляс отдалён на космическое расстояние.

Тем не менее, примерно сто лет назад был и на масленичных гуляниях эффектный выверт в стиле «мир наизнанку». Я разумею отречение Николая Голштейн-Готторпского от русского престола.

Интересно, что Николай, лишившись титула, тут же лишился лица. Он оказался кем-то вроде поручика Киже, «персоны, фигуры не имеющей». Другими словами, у него – в отличе от его воинственных кузенов на других европейских престолах – не было никакого имиджа, он был чем-то вроде Крошки Цахеса, греющегося отражённым светом короны.



Ничего удивительного, что последующая, постмонархическая жизнь Николая с такой лёгкостью поддалась манипуляции в духе сенсационных романов о Фантомасе.

Но порассуждать я хотел не фиктивном (или реальном) «убийстве большевиками семьи Романовых в Екатеринбурге», а о том, как последнего российского монарха презентировали в годы Советской Власти. Не о реальном человеке с бородкой, а о его имидже.

В период большевистких «бури и натиска», в 20-е годы, Алексею Толстому заказали пьесу, разоблачающую царский двор перед революцией. Это был умный ход – молодому советскому государству следовало напомнить подрастающему поколению, почему, собственно, революция была необходима и, может быть, неизбежна. Ведь старики, прошедшие ад Гражданской войны, были склонны воспринимать «довоенное время» в избыточно розовых красках, а это вредило идеологическому воспитанию.

Алексей Толстой, человек очень умный и чрезвычайно талантливый, использовал для своей работы архетип всех революций – Великую Французскую Революцию. Он уже проделывал этот фокус в рассказе «Гобелен Марии-Антуанетты», но пьеса стала намного более изощрённой конструкцией... Кстати, почему пьеса? А потому что романы читают только умники, зато театр в те времена был общедоступным массовым развлечением, позволяющим окучивать большое количество людей. Это в период советского застоя театр стал элитарным скучилищем для эстетствующих снобов, а во времена Алексея Толстого в театр ходили все.



Итак, пьеса «Заговор императрицы»! Почему императрица устраивает (по наущению своего клеврета Распутина) заговор против своего мужа? Да потому что в XVIII веке „проклятую австриячку» Марию-Антуанетту как раз в государственной измене и обвинили! В общем, лёгким движением руки летние брюки превратились в элегантные шорты, и динамичная авантюрная пьеса имела огромный успех.

Но при Сталине пьеса была снята с репертуара. Более того, упоминать о Николае, его семье и о Григории Распутине вообще перестали. Возможно, Николай или Александра пожаловались товарищу Калинину, и тот похлопотал перед Сталиным о запрещении пьесы. Возможно, инициатива прекращения антимонархистких выпадов исходила из Кремля... Трудно сказать. Но факт есть факт. Царь и его семейство были аккуратно перемещены в серую зону забвения.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив