Отрывок из книги недавно умершего поэта

boldogg — 09.09.2014 Прочитал тут в ленте отрывки из книги недавно умершего поэта. Интеллигент, диссидент, эмигрант насколько я понял, и всё такое.
Кстати, неплохо пишет, интересно.
Но один фрагмент меня как-то очень сильно и неприятно зацепил:


"В этой клинике была ещё одна история. Когда я там лежал, туда перевели двух железнодорожных проституток. Главврач рассказал мне, что у обеих была сильно запущенная гонорея, и нужно было их не меньше месяца продержать в стационаре. Но милиция охраны не дала, упирая на то, что венклиника учреждение само по себе режимное, должны сами обеспечить охрану.
- Сбегут, - говорил главврач, - точно сбегут. Они сразу бы сбежали, да не знают, как выйти на трассу или к железной дороге. В тайге боятся заплутать. Да чёрт бы с ними. Как бы чего не украли.

Одна из девушек была настоящая красавица. Вторая просто сопровождала её. Проститутки, особенно на железной дороге, всегда работают на пару. Их поместили в изоляторе. И они из-за решётки постоянно демонстрировали нам свои прелести за курево, продукты, особенно чай, потому что они, конечно, чифирили, и просто так: людям приятно, а что стоит? Мужикам нравилось, а бабы, конечно, материли их последними словами. В общем, все веселились. Только подходить к изолятору было нельзя. Там поставили санитарку, злую, как овчарка.

Выдалось несколько тёплых дней. Таких, то есть, тёплых, что можно было загорать. В Карелии это редкость. Все, кто в силах был, вылезли во двор. Загорали, конечно, в исподнем, купальников не было ни у кого. После непродолжительного нытья, главврач выпустил загорать и девок из изолятора.
Та, что была красива, прошлась по двору, как королева - мужики все даже притихли, и никто не нашёлся отмочить какую-нибудь жеребятину. Натуральная Мерлин Монро. На маленьких, изящных, будто у Золушки, ступнях было выколото, как положено: "Они устали". А выше, на ногах и животе, такие были надписи, что я, вы уж снизойдите к старческим предрассудкам, привести здесь не могу. И она сразу стала присматриваться ко мне. Она, судя по разговору, вовсе не была ни глупа, ни и зла. Но, не смотря на возраст, а ей было девятнадцать, её жизненный опыт с моим был несоизмерим. Да и не на много я был старше её.

Я лежал на траве и глядел в блеклое северное небо, а эта искусительница вдруг подошла и села передо мной на корточки, как девочка-подросток. У меня дыхание остановилось - так это было красиво.
- Слышь, браток, Мишкой тебя ругают, верно? Хочу с тобой потолковать. Ты, гляжу, не фраер, на человека похож. Вот, понимаешь, попали мы с подругой. Плывём, и берегов не видать. Была там богатая кража, так я тебе не стану горбатого лепить, маленько получилось - с грабежом. Ну, перестарались мы, мужика этого, кажись, покалечили, он упирался. Теперь меньше червонца и не проси, не дадут. Но есть один шанс. Так я не за капусту, не за натуру, я ж тебя вижу, какой ты душевный. Если Бог на небе есть, Он тебе за это настоящую бабу пошлёт, не такую, как я. Помоги.
Смотрел я на неё и всё думал, много ли я таких красивых видел в кино? Не много. А десять лет зоны? Очень много.
- Да ты толком говори, - сказал я.
- Два вопроса. Я спросила - ты ответил. Никто не слышал.

Я немного помолчал и, вздохнув, сказал: "Давай". Она тоже молчала, ожидая чего-то. Наконец, послышался звук проходящего вдали поезда.
- О! Первое. Это "Арктика"?
- Нет, - сказал я. - Это ветка Беломорск - Лоухи.
- Добро. Второй вопрос. Если рвануть туда через сопки напрямки, на пути посёлка не будет?
- Если точно прямо идти, ничего не попадётся, - сказал я. - Только влево не забирайте, там леспромхоз. Прямо - выйдете к полотну.
- Спасибо. Сведёт ещё раз жизнь, я в долгу не остануся.

Той же ночью они вынули из пазов старую решётку в изоляторе, вылезли, открыли дверь в административный корпус, забрали все свои документы, кое-что из барахла, принадлежавшего персоналу и сбежали. Позднее я узнал, что человек, которого они покалечили, умер, не приходя в сознание в Беломорской Райбольнице. Его слишком долго били мельхиоровым подстаканником по голове.
Но я был бы лицемером, если б сейчас раскаялся в том поступке. Нет, я не раскаиваюсь. Почему? Этого я не знаю. И, признаюсь, мне даже нравится думать о том, как они бежали в ночной, живой, родной, вольной тайге. Бежали к поезду, к свободе."


Нет, я всё понимаю. Живая-родная, поезд-свобода. Но всё-таки как-то оно гадко вышло, нет? Как вы думаете?

(И ещё ощущается тут эдакий хорошо знакомый привкус отношения к государству как к жуткому и всегда злонамеренному монстру - отношения, которое меня всегда раздражало преизрядно. Хоть прямо об этом и не сказано, но чувствуется по-моему явственно. Или мне кажется?)

Оставить комментарий

Популярные посты:

• По теме
• Архив