ОБ "ОТСУТСТВИИ РАСИЗМА" У РУССКИХ

smelding — 09.02.2012
Вот скажу честно - до самой последней степени утомляют не прекращающиеся речи патриотов об врождённом отсутствии расизма у русских, об особой "русской цивилизации", которой-де расовое чувство было совершенно чуждо. О том, что русские никогда-де не воспринимали степные и таёжные народцы, как низшую расу, а видели в них братьев, и тд, и тп. Всё это начали размазывать ещё славянофилы, не тем будь помянуты, потом радостно подхватили большевики (стоит вспомнить очень талантливый и очень лживый роман Валентина Иванова "Повести Древних Лет", в котором новгородские ушкуйники братаются и тут же роднятся с "биарами" - таёжными дикарями). 

Позвольте привести несколько примеров этого самого трогательного братания с жителями степи и тайги


Русский крестьянин-переселенец охотно идет на черную землю и зеленые луга Семиречья и не может и не хочет признать, что он не везде найдет себе место. Так борются и будут бороться два духа – дух пахаря и дух скотовода. Победа, конечно, обеспечена первому, тем более, что самая борьба неравная; счастливы, поэтому, те из киргизов, которые вовремя успею и смогут перейти к земледельческой культуре там, разумеется, где эта культура возможна и выгоднее, чем скотоводство.

Русские крестьяне значительно превосходят киргизов по культурности и часто относятся к последним с презрением. Это презрение доходит иногда до полного отрицания в киргизах человеческой личности. Бывают на этой почве случаи бесчеловечной и бессмысленной жестокости: крестьяне безжалостно убивают киргизов и не чувствуют угрызений совести. Чаще всего дело происходит так. Русские крестьяне возьмут в аренду киргизские земли, построят дома и отказываются уходить по окончании срока аренды. Приезжают киргизы. Начинается свалка, и дело кончается кровопролитием, причем либо вовсе не имеющие ружей, либо вооруженные старинными самопалами киргизы оказываются в таких случаях более слабою стороною.
Бывает и хуже. Мужик работает? в саду, видит, что через забор тянется к яблоне киргиз, берет ружье и убивает киргиза наповал. Прибегают соседи. – «Что такое?» – «А вот, убил собаку!» – и даже не тронется с места, чтобы подобрать убитого.С таким убийцей мне пришлось однажды встретиться. Я остановился на ночлег в селении Головачевке (Аулиеатинского уезда Сыр-Дарьинской области). В избе был представительный мужик. Он интересно рассказывал про свои занятия – о том, как трудно ему сбывать телеги и получать все нужное, при отсутствии железной дороги. Рассказывал, и вдруг говорит: «Теперь вот все переменилось».

– Почему?

– Да я убийца… Убил киргиза.

Русские мужики, заражаясь духом завоевателей, нередко теряют здесь свое исконное добродушие, а с ним и ту детскую простодушную улыбку, которую так любил в них Л. Н. Толстой, не находивший этой улыбки у городского пролетария. Они заражаются столь распространенной на окраинах с полудиким населением жаждой наживы, привыкают к эксплуатации, отвыкают от гостеприимства, – они часто делаются неузнаваемы. Но зато сознательность, осмысленность, понимание своих прав, грамотность, все это развивается не менее быстро. Переселение в новые края встряхивает и переворачивает все их существо.

Но не всегда дух киргиза оказывается побежденным, и он, со своей стороны, ведет часто нападения, грабит, угоняет скот, тащит девушек. А иногда своевольный дух гор и степи покоряет и иначе. Помню я одну встречу. На двухколесной повозке в платье из синего бархата и в меховой шапке ехала молодая женщина с лицом красивой краснощекой бабы. Сзади скакал джигит. Кто это? Жена киргизского волостного, дочь русского мужика, бежавшая от родных к соблазнившему ее богатством и красотою киргизу.

Приведу еще один случай. В селении Ново-Покровском Пишпекского уезда разговорился я с хозяйкой.

– Горе у меня, барин, большое.

– А что?

– Сын убежал к киргизам, а сам-то (муж) его проклял и обещался убить.

И рассказала мне, как сын все ездил к киргизам, как они его поили и кормили, как он влюбился в киргизскую девку и как «убёг». Киргизы скрыли его. Дали много скота, поженили и отправили за озеро Иссык-Куль. И где он теперь, неизвестно. Но старик поклялся, что убьет бесстыжего сына, осрамившего семью перед людьми.

Итак, на соседей-кочевников русские крестьяне почему-то смотрят не как на "братьев" или хотя бы "таких же людей", а как на "собак", и "полностью отрицают в киргизах человеческой личности". Парень, связавшийся с киргизкой, вызывает ярость отца вплоть до готовности того убить сына за подобный позор. Притом совершенно хладнокровно убивают киргиза на месте за сорванное яблоко.
Это что, отсутствие расового чувства? "Всечеловеческое братство"?
Это 1909 год. Может, раньше русские крестьяне смотрели на соседей как-то по иному?

Перенесёмся в более ранние времена.

"Хлынувший после завоевания Казанского ханства поток русской колонизации наводнил Вотский край вплоть до самых глухих уголков. Этот процесс, начавшийся с момента взятия русскими Болванска и Кошкара, затем усилившийся после падения Казани, продолжался вплоть до учреждения Вотской автономной области. На местах этот процесс проходил тихо и незаметно, но очень быстро. Русское правительство признавало старинный обычай, по которому в стране существовала свободная распрятка лесов: кто где себе расчистил кулигу, тот ею и владел. Вотские князья, которые являлись в предшествующую эпоху носителями права собственности, были не в состоянии оказывать сопротивление неисчерпаемому потоку русской колонизации, волны которой вливались в край ежегодно. Свобода запашки давала огромный перевес русским переселенцам над местными старинными жителями вотяками, и русское правительство ничем не ограничивало этого обычая. Пользуясь захватным правом, русские ставили свои починки на вотской земле, занимали участки земли, рубили лес и распахивали себе поля, не обращая никакого внимания на коренное вотское население. Среди вотских лесов ежегодно возникали русские починки, основывались селения, появлялись русские переселенцы. Кроме колонизации лесных пространств, русские проникали в самые вотские деревни, расположенные по главным колонизационным путям. Русское переселенческое движение шло с запада на восток, надвигаясь по Чепце и Кильмези от низовьев вверх по рекам, а от Камы — с юга, также к верховьям ее притоков. В каждом отдельном случае дело начиналось с малого: в вотскую деревню приезжал один русский переселенец и просил местных жителей «припустить» его к себе. Вопрос решался обычно ведром вина, и новый припущенник ставил себе избу на краю вотской деревни. Под пашню ему давался участок земли или же он сам распрятывал чищобу в ближайшем лесу. На следующий год появлялись еще новые русские переселенцы и в короткое время в дерев не образовывалась целая русская колония. Приток русских жителей был неисчерпаем, тогда как вотяки оставались в своем прежнем количестве. Русские припущенники очень быстро осваивались на новых местах и устраивались на них прочно, по-хозяйственному. Если в вотской деревне появлялся один русский двор, то через несколько лет русских изб был уже десяток, и вскоре русское меньшинство чувствовало себя хозяевами деревни. У русских был свой язык, свои обычаи, своя религия, и по отношению к вотякам они чувствовали в лучшем случае — горделивое сознание собственного превосходства, окрашенное легкой иронией. Это было отношение молодой, сильной и крепкой расы к одряхлевшим представителям племени, насчитывавшего за собою несколько тысячелетий. Технически лучше снабженное, закаленное приспособлением к суровым условиям жизни русское население ясно видело свою силу над вотяками, которые целыми тысячелетиями жили в своей лесной обстановке и далеко не привыкли к победам над сильными и хищными соседями.
Русские переселенцы опирались на прочный слой русского оседлого населения, остававшегося в западной части края. С ним они поддерживали постоянные связи, оттуда получали предметы технического оборудования и городского изготовления. Располагаясь как хозяева в вотской стране, русские совершенно позабывали о более ранних хозяевах этой земли. Живя в смешанных деревнях, они собирали свой сход, по-своему делили землю, начинали полевые работы, праздновали свои праздники и старались переложить все тяжелые повинности на вотяков. С возрастанием русского населения совместное жительство для вотяков становилось все более тяжелым и неприятным. Коренное вотское население с грустью видело, как количество земли уменьшается, леса вырубаются, реки мелеют, пушные звери исчезают, урожаи становятся редкими. Недавние пришельцы энергично строят свою новую жизнь, распахивают поля, бесцеремонно хозяйничают на вотской земле. Вотяки сосредоточенно молчат и терпеливо смотрят на это чуждое ему, полное неукротимой силы, движение. Для вотяков оставалось одно — искать себе новых земель, идти в леса, где русские еще не появлялись. Статистическое описание Вятской губернии, предпринятое губернским земством в 1880-х годах, дает много материалов, обрисовывающих вытеснение вотяков русскими. В Вавожской волости «коренное население вотское. Многие поселения с вотскими названиями состоят теперь исключительно из русских жителей... Вотяки, впрочем, не вымирают, а только убегают при нашествии русских в леса, где они заводят новые починки. У местного населения по этому поводу существуют такие поговорки: «Вотяк любит прятать, а русский — на готовом стряпать...», «Вотяк бежит от русского все одно, как мышь от кошки». Е.С. Филимонов, составивший статистическое описание Малмыжского уезда в 1884 году, приводит цифровые данные о некоторых селениях: «В д. Бодье (Сюмсинской вол.) общество пустило лет 75 тому назад 3 двора русских; с этого времени русаки вальмя повалили. Дело кончилось тем, что теперь русских дворов считается 33, а вотских 22. В Сюмсях еще лет 45 тому назад все население было вотское, а теперь вотских дворов только 6. Дер. Юбери (Сюмсинск. вол.) в начале нынешнего (XIX) столетия была вся населена вотяками, но лет 75 тому назад здесь появился первый переселенец «русак»; в настоящее время вотяков нет уже ни одного: все они переселились то в Уразай, то в Кваковай, то в Сюмсиил, то наконец в Сырвай... Дер. Квачкам (Вавожск. вол.) лет 70 тому назад была вся вотская, а теперь здесь нет уже ни одного вотяка; село Вавож лет 100 тому назад было все вотское, а теперь вотских только 2 двора. Таких примеров можно указать массу... "

Мне и в архивах доводилось встречать свидетельства подобного ещё во времена коллективизации - русские крестьяне в смешанных деревнях требовали создания отдельных колхозов, не желая вести общее хозяйство с вотяками - притом, что вотяки-удмурты  всё же и по быту, и чисто внешне были ближе к русским, чем монголоиды тайги и степи.

И за столетия до этого служилые государевы люди и русские переселенцы обращались с аборигенами весьма и весьма жёстко, вполне в духе европейских колонизаторов в любом другом конце планеты.

Только не надо забывать, что в Сибири русские имели дело не с забавными и безобидными "чукчами" из анекдотов, а с племенами, для которых ещё в первой половине ХХ века было в обычае вещей, например, людоедство - об этом мы знаем из их собственных преданий.

О более древних свидетельствах отношения наших предков к лесным и степным дикарям я уже говорил в статье "Раса и этнос в былинах".

Не "братолюбием" и не "всечеловечностью" прирастала и укреплялась Русская держава - в те годы, когда её можно было так называть - а силой руки Белого человека - как и иные европейские страны, вышедшие за пределы Европы. Когда же эта вековая традиция была нарушена и салонные слюнявые бредни славянофилов и евразийцев легли в основу государственной национальной политики - это было однозначно оценено теми же таёжными племенами, как слабость.

А тем, кто кричит, будто "расизм всегда был чужд русским" - могу сказать только одно - не выдавайте свои личные комплексы, врождённые, или вбитые советским воспитанием, за часть "русского национального характера". Те, кто строил и сохранял Российскую державу, не закрывали глаза на своё превосходство над дикарями, и умели указать последним их место - на самом доступном им языке.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив